Дэвид Лоуренс - Сыновья и любовники
— Почему? — резко спросил он.
— Нипочему. Просто лучше не заходить.
— Прекрасно.
— Но… — она замялась, — если ты захочешь меня встречать, мы все равно можем ходить вместе.
— Где встречать?
— Где-нибудь… где хочешь.
— Где попало я не буду тебя встречать. Не понимаю, почему тебе и дальше не заходить за мной. А раз ты не хочешь, я не стану тебя встречать.
И вот с вечерами по четвергам, которыми оба они так дорожили, покончено. Теперь в эти вечера он рисовал. Поняв, как обернулось дело, миссис Морел только фыркнула, очень довольная.
Пол не желал признавать, что у них с Мириам любовь. Их близость была чересчур отвлеченной, чересчур явно связывала только души, вся — размышление и утомительные попытки осознать, что же за ней кроется, и Пол видел в ней лишь платоническую дружбу. Он упорно отрицал, что между ними есть что-то кроме дружбы. Мириам молчала или кротко соглашалась. Глуп он был и не понимал, что с ним происходит: по молчаливому согласию они пропускали мимо ушей замечания и намеки окружающих.
— Мы не любовники, мы друзья, — говорил он Мириам. — Мы-то это знаем. Пусть их болтают. Какая разница, кто что скажет?
Иногда, гуляя с Полом, Мириам робко брала его под руку. Но его всегда это сердило, и она это знала. В душе его начиналась жестокая борьба. Рядом с Мириам он всегда высоко парил в мире отвлеченностей, и естественный жар любви преображался в поток возвышенных мыслей. Именно этого и хотела Мириам. Если он бывал весел и, как она считала, легкомыслен, она ждала, когда он вновь вернется к ней, когда вновь изменится и, хмурясь, вновь вступит в борьбу с собственной душой в страстной жажде обрести понимание. И в этой страстной жажде понимания их души были близки; тут он весь принадлежал ей. Но прежде должен был перенестись в мир отвлеченных рассуждений.
И тогда, если она брала его под руку, ему бывало мучительно. Казалось, сознание его раскалывается. Место, где она касалась его, горело. В нем шла междоусобная война, и оттого он становился жесток с Мириам.
Однажды вечером в разгар лета Мириам зашла к Морелам, разгоряченная от подъема в гору. Пол был один в кухне; слышно было, как наверху ходит его мать.
— Пойдем посмотрим на душистый горошек, — сказал он девушке.
Они вышли в сад. Небо за поселком и церковью было оранжево-красным, и цветник залит таинственным теплым светом, в котором обретал значительность каждый листок. Пол прошел вдоль прелестного, высаженного в ряд душистого горошка, срывал то один цветок, то другой, все кремовые и нежно-голубые. Мириам шла за ним следом, вдыхая их аромат. Цветы обладали необычайной властью над ней, и ей чудилось, она должна вобрать их в себя. Когда она склонялась к цветку и вдыхала его аромат, можно было подумать, будто цветок и она любовники. Пол ненавидел ее за это. Она выставляла напоказ что-то слишком сокровенное.
Он набрал большой букет, и они вернулись в дом. Он на миг прислушался к неспешным шагам матери наверху, потом сказал:
— Поди-ка сюда, я хочу приколоть их тебе.
Он прикладывал по два-три цветка к ее платью на груди и отходил посмотреть, как это выглядит.
— Знаешь, — сказал он, вынув зажатую в губах булавку, — женщина всегда должна прикалывать себе цветы перед зеркалом.
Мириам засмеялась. По ее мнению, цветы надо прикалывать к платью небрежно, как придется. То, что Пол так старательно прилаживал ей цветы на платье, просто чудачество.
Он даже немного обиделся, что она засмеялась.
— Некоторые женщины так и делают… те, кто выглядит прилично, — сказал он.
Мириам опять засмеялась, да невесело — мало радости, что он равняет тебя с другими женщинами. Услышь она такие слова от любого другого мужчины, она бы и внимания не обратила. Но услышать их от него было больно.
Он уже почти кончил прикалывать ей цветы и тут услыхал на лестнице шаги матери. Он поспешно вколол последнюю булавку и отвернулся.
— Не говори маме, — сказал он.
Мириам взяла свои книги и стояла в дверях, с огорчением глядя на великолепный закат. И подумала, что не станет она больше заходить к Полу.
— Добрый вечер, миссис Морел, — почтительно сказала она. Прозвучало это так, будто она не чувствовала себя вправе быть здесь.
— А, это ты, Мириам? — суховато отозвалась миссис Морел.
Но Пол настаивал, чтобы все относились благосклонно к его дружбе с Мириам, и миссис Морел была слишком умна, чтобы открыто показать свою неприязнь.
Лишь когда Полу исполнилось двадцать, Морелы смогли позволить себе в праздники куда-то съездить. За время замужества миссис Морел никуда не ездила на праздники, кроме как повидаться с сестрой. Теперь наконец Пол накопил достаточно денег, и все Морелы решили поехать. Собралась большая компания: несколько подружек Энни, один приятель Пола, молодой человек, который служил там, где прежде служил Уильям, и Мириам.
Было много волнений с заказом комнат. Пол и миссис Морел без конца это обсуждали. Молодежь хотела снять меблированный коттедж на две недели. Мать полагала, что хватит и одной недели, но Пол настоял на двух.
Наконец был получен ответ из Мейблторпа, где подходящий коттедж сдавался за тридцать шиллингов в неделю. Восторгам не было предела. Пол безмерно радовался за мать. Теперь она по-настоящему отдохнет. Вечером они сидели вдвоем и представляли, как все будет. Вошли Энни, Леонард, Элис и Китти. Все бурно ликовали и предвкушали будущие каникулы. Пол поделился новостью с Мириам. Она словно и обрадовалась и призадумалась. А дом Морелов звенел от веселого волнения.
Отправлялись они в субботу утром семичасовым поездом. Пол предложил, чтобы Мириам переночевала у них, ведь иначе ей придется из такой дали идти пешком. Она пришла к ужину. В предвкушении отъезда даже Мириам встретили тепло. Но через считанные минуты семейство напряженно замкнулось. Пол загодя нашел стихотворение Джин Инджилоу, в котором упоминался Мейблторп, и решил прочесть его Мириам. Прежде он бы нипочем не позволил себе такую сентиментальность — читать стихи своим домашним. Но сейчас они снизошли до него и согласились послушать. Мириам сидела на диване, поглощенная Полом. При встречах она, казалось, всегда была поглощена им, всецело ему предавалась. Миссис Морел ревниво сидела на своем привычном месте. Она тоже собиралась послушать. Даже Энни и отец присутствовали, Морел склонил голову набок, так иной слушает проповедь, сознавая всю важность происходящего. Пол уткнулся в книгу. Тут собрались сейчас все те, кто был ему дорог. И миссис Морел и Энни словно состязались с Мириам, а уж ей надо бы слушать лучше всех и завоевать его благосклонность. Он был в ударе.
— Но что это за «Невеста из Эндерби», которую должны вызванивать колокола? — прервала его миссис Морел.
— Это старинная мелодия, которую исполняли на колоколах, предупреждая о наводнении. Наверно, Невеста из Эндерби утонула во время наводнения, — ответил Пол.
Он понятия не имел, что это на самом деле, но никогда бы не пал так низко, чтобы признаться в этом своим женщинам. Они слушали и верили ему. И он сам себе верил.
— И люди знали, что означает эта мелодия? — спросила мать.
— Да, так же как шотландцы, когда слышали «Лесные цветы»… сразу принимались бить в колокола, начиная с басов, вызванивали тревогу.
— Как же так? — сказала Энни. — Колокол всегда звучит одинаково, как ни звони.
— Но можно начать с басового колокола и кончить высоким дзинь, дзинь, дзинь!
И Пол прошелся по всей гамме. Все решили, что это ловко придумано. Он и сам так решил. И, чуть обождав, продолжал читать стихи.
Когда он кончил, миссис Морел недоуменно хмыкнула:
— Нет, я бы предпочла, чтобы писатели сочиняли не так печально.
— А я не пойму, чегой-то они захотели утопиться, — сказал Морел.
Наступило молчание. Энни встала, чтобы убрать со стола.
Мириам поднялась, хотела помочь с посудой.
— Давай я помогу перемыть, — сказала она.
— Ни за что! — воскликнула Энни. — Сядь. Посуды всего ничего.
И Мириам, которая не умела вести себя по-свойски и настаивать на своем, опять села, начала вместе с Полом рассматривать книгу.
Пол был главой их компании; отец для этого не годился. И какие же он претерпел муки, опасаясь, как бы жестяной сундучок вместо Мейблторпа не выгрузили в Фэрсби. И раздобыть повозку ему оказалось не под силу. Это сделала его храбрая крошка мать.
— Эй! — крикнула она какому-то дядьке. — Эй!
Пол с Энни подошли последними, судорожно смеясь от неловкости.
— Сколько станет доехать до коттеджа у ручья? — спросила миссис Морел.
— Два шиллинга.
— Почему, разве это так далеко?
— Не ближний свет.
— Что-то не верится, — сказала она.
Однако забралась в повозку. В эту старую колымагу набилось восемь человек.
