Пэлем Вудхауз - Фамильная честь Вустеров
– Какой же я болван!
– Первостатейный.
– Что делать?
– Не знаю.
– Берти, придумай что-нибудь!
Я принялся напряженно думать, и старания мои увенчались успехом.
– Скажи, что именно произошло в конце этой вульгарной сцены? Ты отдал ему блокнот. Он сразу же воткнулся в него читать?
– Нет, сунул в карман.
– И, судя по его виду, по-прежнему намеревался принять ванну?
– Да.
– Тогда расскажи, в какой карман он его положил? В смысле – в карман чего? Что на нем было надето?
– Халат.
– А под халатом – думай, Финк-Ноттл, хорошо думай, от этого твоя судьба зависит, – а под халатом была рубашка, брюки и прочее?
– Да, брюки на нем были, я обратил внимание.
– Тогда надежда еще есть. Расставшись с тобой, он наверняка пошел к себе в комнату разоблачиться. Ты говоришь, он здорово разозлился.
– Раскалился докрасна.
– Очень хорошо. Знание человеческой природы дает мне основание предположить, что субъект в столь возбужденном состоянии не станет тратить время, шаря по карманам в поисках блокнота, который куда-то сунул, и тем более знакомиться со сделанными в нем записями. Он сбросит одежду и поскорее в ванную. Блокнот наверняка все еще в кармане халата, а халат он, без сомнения, кинул на кровать или на спинку стула, и тебе нужно прокрасться в его комнату и взять блокнот.
Я ожидал, что столь ясное логическое построение вызовет радостный возглас и бурные изъявления благодарности. Но Гасси лишь в сомнении водил ногами по ковру.
– Говоришь, надо прокрасться в его комнату?
– Да.
– Пропади все пропадом!
– В чем дело?
– Ты уверен, что другого способа нет?
– Конечно, уверен.
– Понятно... Берти, может, ты сходишь туда вместо меня?
– Нет.
– Многие бы пошли, не отказались помочь старому школьному другу.
– Мало ли на свете дураков.
– Берти, неужели ты забыл нашу прекрасную юность, школьные годы?
– Забыл.
– Не помнишь, как я поделился с тобой последней плиткой молочного шоколада?
– Не помню.
– А ведь я отдал тебе половину, и ты сказал, что сделаешь для меня все, если понадобится... Но если эти клятвы – святые клятвы, как назвали бы их некоторые, – ничего для тебя не значат, что ж, говорить нам больше не о чем.
Он потоптался в комнате, как та самая кошка в пословице, потом вынул из нагрудного кармана фотографию Мадлен Бассет и впился в нее взглядом. Наверное, черпал в ней силы. Вот глаза его заблестели. Лицо утратило рыбье выражение. Он вышел с решительным видом и тут же вернулся, да еще дверь за собой захлопнул.
– Берти, послушай, там Спод!
– Ну и что?
– Он бросился на меня.
– Что-о-о, бросился на тебя?
Я нахмурился. Я терпелив, но не надо испытывать мое терпение. Неужели после всего, что я сказал Родерику Споду, он не сдался? Невероятно! Я распахнул дверь и убедился, что Гасси не обманул меня. Спод действительно был в коридоре.
Увидев меня, он стал ниже ростом.
– Спод, вам что-нибудь от меня нужно? – обратился я к нему сурово, ледяным тоном.
– Нет, нет, ничего. Благодарю.
– Иди, Гасси, – сказал я и остался стоять, наблюдая, как он прошел мимо этой гориллы, стараясь держаться как можно дальше, и скрылся за углом. Убедившись, что все благополучно, я обратился к Споду.
– Спод, – произнес я ровным, бесстрастным тоном, – я приказал вам оставить Гасси в покое или не приказывал?
Весь его вид выразил мольбу.
– Пожалуйста, Вустер, может быть, вы позволите мне хоть как-нибудь его проучить? Ну самую малость: хотя бы дать пинка под зад?
– Никогда.
– Конечно, все будет, как вы скажете.
Он удрученно поскреб щеку.
– А вы читали этот блокнот, Вустер?
– Нет.
– Он написал, что мои усы в точности похожи на бледное грязное пятнышко, которое осталось на краю кухонной раковины после того, как там раздавили таракана.
– У него всегда был поэтический склад ума.
– А когда я ем спаржу, перестаешь верить, что человек – венец творения.
– Да, помню, он говорил мне. Кстати, он прав. Я обратил внимание за ужином. Совет вам на будущее, Спод: берите овощи в рот деликатно и беззвучно. Не спешите, не набрасывайтесь на них с чавканьем. Старайтесь помнить, что вы человек, а не акула.
– Ха-ха-ха! Человек, а не акула! Очень остроумно, Вустер. Отлично сказано.
Он снова засмеялся – не скажу, чтоб очень искренне, как мне показалось; и тут подоспел Дживс с графином на подносе.
– Принес бренди, сэр.
– Что-то вы долго, Дживс.
– Да, сэр. Я снова приношу извинения за столь долгое отсутствие. Я задержался с полицейским Оутсом.
– Вот как, опять болтали?
– Не столько болтал, сэр, сколько останавливал ему кровь.
– Кровь?
– Да, сэр. С полицейским произошел несчастный случай.
Легкая досада мгновенно улетучилась, ее место заняла жестокая радость. Жизнь в "Тотли-Тауэрс" закалила меня, благородные чувства притупились, известие, что с полицейским Оутсом приключился несчастный случай, вызвало у меня ликование. Честное слово, только одно могло доставить мне еще большее удовольствие: весть о том, что сэр Уоткин Бассет наступил на кусок мыла и всей своей тушей грохнулся в ванну.
– Что за несчастный случай?
– Его ранили, сэр, когда он пытался отнять серебряную корову сэра Уоткина Бассета у ночного грабителя.
У Спода вырвался крик.
– Но ведь корову не украли?
– Украли, сэр.
Родерик Спод был потрясен. Если вы помните, он с самого начала относился к корове с отеческой нежностью. Больше он слушать не стал, тут же унесся прочь, а мы с Дживсом вошли в комнату. Я сгорал от любопытства.
– Рассказывайте, Дживс, рассказывайте.
– Видите ли, сэр, добиться от полицейского связного повествования не удалось, однако я заключил, что он нервничал и волновался...
– Без сомнения, из-за того, что не может переговорить с папашей Бассетом, который, как мы знаем, принимает сейчас ванну, и получить у него позволение покинуть пост и рвануть ко мне за своей каской.
– Без сомнения, сэр. А поскольку он так сильно нервничал, ему чрезвычайно хотелось покурить трубку. Но это рискованно, ведь его могут застать с трубкой при исполнении обязанностей, да еще в комнате, которую заполнят клубы дыма, и потому он вышел в сад.
– Да уж у этого Оутса ума палата.
– Стеклянную дверь он оставил открытой. А немного погодя его внимание привлекли доносившиеся из комнаты звуки.
– Что за звуки?
– Звуки крадущихся шагов, сэр.
– В комнату кто-то незаметно прокрался?
– Именно, сэр, А потом раздался звон разбитого стекла. Он поспешил в комнату, в которой, естественно, не было света.
– Почему?
– Потому что он его выключил, сэр.
Я кивнул. Мне было все ясно.
– Сэр Уоткин дал ему указание охранять коллекцию в темноте, чтобы у грабителя создалось впечатление, будто в комнате никого нет.
Я снова кивнул. Подлый прием, но чего еще ожидать от скудного умишка бывшего мирового судьи.
– Он подбежал к горке, где стояла корова, и чиркнул спичкой. Спичка сразу погасла, однако он успел разглядеть, что упомянутое произведение искусства исчезло. Он пытался осмыслить значение страшного открытия, как вдруг уловил какое-то движение и, оглянувшись, заметил смутную фигуру, которая выскользнула в стеклянную дверь. Он кинулся за ней в сад, почти догнал, вот-вот схватит, как вдруг из темноты выскочила смутная фигура...
– Та же самая?
– Нет, сэр, другая.
– Видно, все смутные фигуры только и дожидались нынешней ночи.
– Похоже на то, сэр.
– Лучше называйте их Пат и Майк, а то мы запутаемся.
– Может быть, А и Б, сэр?
– Пожалуйста, Дживс, если вам так больше нравится.
– Он почти догнал смутную фигуру А, сказали вы, как вдруг из темноты выпрыгнула смутная фигура Б... – ...и хвать его кулаком по носу.
У меня вырвалось восклицание. Все, тайна разгадана.
– Старина Пинкер!
– Да, сэр. Без сомнения, мисс Бинг забыла его предупредить, что ночная операция отменяется.
– И он притаился поблизости, ждал меня.
