Пэлем Вудхауз - Честь Маллинеров
Обзор книги Пэлем Вудхауз - Честь Маллинеров
Вудхауз Пэлем Грэнвил
Честь Маллинеров
Пэлем Грэнвил Вудхауз
(P.G.WODEHOUSE)
ЧЕСТЬ МАЛЛИНЕРОВ
Небольшой кружок мыслителей, собиравшийся в баре, обсуждал некое дело о нарушении брачных обещаний, за которое ухватились газеты, и Виски-с-Содовой не мог понять, как же удается эти обещания нарушать.
- Нет, - настаивал он, - как они решаются? Лев и тот не посмеет. Вот я, например, был смелый человек, но если бы вы меня попросили порвать с моей будущей женой - кстати, тогда ее звали мисс Бутл, из Бэлемских Бутлов, - я бы отказался. А посмотришь - только это и делают. Бросают.
Вдумчивый Гоголь-Моголь-с-Ромом заметил, что большое подспорье телефон. Джин-с-Тоником предпочитал фальшивую бороду.
- Раз - и готово, - поведал он. - Покупаешь бороду, пишешь письмо и в этой самой бороде уезжаешь в Канаду.
Полпинты Пива считал, что джентльмену это не пристало. Джин-с-Тоником с ним не согласился. Чтобы выяснить, где истина, они обратились к мистеру Маллинеру.
- Вот вы, - сказал Полпинты, - пошли бы на такой обман? Купили бы бороду?
Мистер Маллинер мягко улыбнулся.
- В нашей семье, - ответил он, - обещаний не нарушают. Быть может, мы старомодны, быть может, мы слишком высоко ставим честь древнего рода, но по нашему кодексу жених не вправе разорвать помолвку. Если Маллинер свяжет себя обетом, он связан, выхода нет. Именно такие чувства осложнили жизнь моему племяннику, когда он захотел отказаться от прекрасной Аврелии.
Мы были поражены.
- Как?! - вскричали мы. - От Аврелии? Ваш племянник Арчибальд? Тот, который кудахтал? Да он же ее боготворил!
- Это верно.
- Тогда почему он хотел ее бросить?
- Надо ли говорить, что побуждения его были в высшей степени похвальны? Видимо, не надо. Он Маллинер. Двигала им забота о невесте. Но лучше начнем с начала.
Только что (сказал мистер Маллинер) вы справедливо заметили, что племянник мой Арчибальд боготворил Аврелию Каммарли. Если я сообщу вам, что целых три раза он посылал своего лакея в парк, чтобы тот вырезал на приличном дереве ее инициалы, окружив их сердечком, вы поймете, какой глубины достигли его чувства. Поймете вы и то, как был он потрясен, когда через шесть недель Аврелия высказала холод.
Конечно, на какое-то время холод высказывают все, хотя бы для того, чтобы снова потеплеть. Но тут было не так. Вот, скажем, племянник мой сравнивал невесту со звездой, а она отвечала: "М-дэ..." Он спрашивал, любит ли она своего Арчи, а она откликалась: "Что-что?" Он говорил о скорой свадьбе, а она осведомлялась, что он почитывает? Пустяки? Возможно. Ерунда? Как для кого. Во всяком случае, он, взвесив знаки и признаки, убедился, что по какой-то тайной причине Аврелия к нему охладела, и, как сделает всякий, если у него болит сердце, пошел за советом к матери.
Мать его, вдова, жила неподалеку от Кью. С Аврелией они подружились, та вполне могла поделиться своей тайной. В общем, пройдя через садик к залитой солнцем комнате, где хозяйка любила сидеть после полудня, Арчибальд уже стоял у огромного, до полу, окна, собираясь произнести почтительное "Пип-пип!", когда его взору открылось зрелище, так поразившее его, что он застыл на месте, а монокль заплясал как живой на своем шнурочке.
Да, мои дорогие, в этой солнечной комнате стояла леди Маллинер и, по-собачьи высунув язык, издавала очень странные звуки, вроде "хы-хы-хы-хы". Сын ее глядел и слушал, тогда как она перешла к занятию исключительно глупому даже по его невысоким стандартам, а именно стала повторять непонятное слово "сьюкс". Позже племянник говорил мне, что окончательно его добила ее манера.
Посудите сами: выпятив губы, она еле слышно свистела: "Сью". Хорошо, это бы он еще вынес, но дальше она так скалилась, что жилы выступали на шее, и выдыхала достаточно громкое "к-сс". Снова и снова. "Сью" сменялось "к-сс", "к-сс" - "сью". Так говорил мне племянник, и, признаюсь, я буквально все это видел.
Теперь ему стало ясно, почему изменилась Аврелия. Она тоже застала его бедную мать за такими занятиями и, естественно, поняла, что та совершенно не в себе. Тут не захочешь, а подумаешь.
Шатаясь словно слепой, вышел он из садика. Нетрудно представить себе, как он страдал. Приятно ли, когда любимая мать внезапно свихнется? А если из этого следует еще и разрыв с невестой, тут уж найдет выход разве что Сомерсет Моэм, и то в трехактной пьесе.
Да, Арчибальд понял, что с невестой придется порвать. Выбора нет, нельзя тащить невест к алтарю, когда в твоей семье безумие. Кроме всего прочего оно заразно, ну, хотя бы наследственно. Живешь-живешь - и хлоп! Свихнулся. Хорошенькое дело, если священник спросит: "Согласен ли ты, Арчибальд?" А ты ответишь: "Сьюкс", да еще вывалишь язык!
Нет, порвать надо...
И тут перед ним, откуда ни возьмись встала прославленная честь Маллинеров. Помолвку рвать нельзя. Это должна сделать Аврелия. Но как? Почему?
Он стал перебирать знакомых девиц, разорвавших помолвку. Возьмем Джейн Тодмарш. Жених повез ее гулять и свалился с нею вместе в тенистый пруд. Она ему отказала, выплюнув первого же головастика.
Так, так, так... Повезти Аврелию... Нет. Он вздрогнул от одной мысли. Почему именно, он не знал, но вздрогнуть вздрогнул.
Милли Солт отказала жениху потому, что тот неприятно хмыкал, когда она мазала на корте. Не пойдет. Аврелия в теннис не играет. Да если бы и играла, он не смог бы осуждать действия той, в ком видел богиню.
Ипатия Слоггет... С будущим повелителем она поссорилась в ресторане, куда явилась его былая любовь.
Вот это получше. Конечно, никаких былых любовей у моего племянника нет, но дело можно поправить при помощи театрального агентства.
Он вздрогнул снова. Скандал в ресторане вызовет толки, а гласность ему претила. Лучше бы что-нибудь другое... И тут он вспомнил о Доре Тревис. Собираясь выйти замуж за Обри Рочестера-Уопшота, она рассердилась, когда Обри явился к ним навеселе и оскорбил ее отца.
Что ж, дело ясное. Он придет к Аврелии и оскорбит старого Каммарли. Конечно, приятного здесь мало, отец этот не из мягких ранимых людей. Колониальный полковник в отставке вернулся домой, чтобы лаять на лакеев, и до сих пор мой племянник был с ним осторожен. Он поддакивал, он хихикал, он постыдно лебезил. Что там, он слушал его, хотя по странной забывчивости сэр Рекстроу мог рассказать одно и то же четыре раза подряд.
Все эти способы так расслабили полковника, что внезапная наглость возымеет немедленный эффект. Бледный, но решительный, племянник мой тщательно оделся и пошел к своей невесте на семейный обед.
Не знаю, видел ли кто-нибудь из вас, как обедает полковник в отставке. Я лично не видел, но Арчибальд рассказывал, что зрелище это заслуживает внимания. Суп и рыбу колониальный полковник ест примерно так, как это делает лев, храпя и сопя. Перед жарким приветливость его возрастает. Первый, животный голод утолен, сытость творит свое доброе дело. За сладким и за портвейном вконец разомлевший полковник откидывается в кресле и переходит к историям.
Так было и на сей раз. Бэгшот, дворецкий, наполнил хозяйский бокал, отступил в тень, и сэр Рекстроу Каммарли, благодушно фыркнув, уставился на будущего зятя. Если б он что-нибудь замечал, он бы заметил, что зять напряжен и бледен.
- Вот вы говорите, - начал он, - сегодня полная луна. Поневоле припомнишь, что случилось с одним моим другом в Бонго-Бонго. Такой, знаете ли, Джордж Бейтс.
Он прихлебнул вина, а мой племянник увидел, как омрачилось прекрасное лицо Аврелии. Мать ее, бледная, усталая дама, коротко вздохнула. Где-то сзади забеспокоился Бэгшот.
- Если я вам это рассказывал, - продолжал сэр Рекстроу, - остановите меня. Так вот, в полнолуние жители Бонго-Бонго охотятся на носорогов...
- Стоп! - сказал мой племянник.
Воцарилось тяжкое молчание. Сэр Рекстроу дернулся, словно возглас этот был пулей, а сам он - носорогом, которого, кстати, напоминал, когда не расслаблялся.
- Что вы сказали? - осведомился он.
- Я сказал "стоп", - отвечал Арчибальд. - Вы предложили остановить вас, я и остановил, поскольку слышал эту историю шесть раз. Так может приесться и хорошая повесть, но, увы, она плохая. В общем, любезный Каммарли, больше я слушать не намерен. Ни о Бейтсе, ни о носороге, ни о ком бы то ни было ином. Ясно? С меня хватит.
Кончив эту речь, он налил себе вина, незаметно отодвигаясь, чтобы в случае чего скользнуть под стол. Из-под стола, прикинул он, корпулентный полковник не вытащит, особенно если там получше угнездиться.
Когда он совсем уж было приготовился к этому, послышался голос хозяйки.
- Спасибо, - сказала леди Каммарли, и слезы сверкнули в ее усталых глазах. - Давно пора произнести эти прекрасные слова. Сколько раз я об этом мечтала! Что же до носорогов, я слышала о них сто двадцать шесть раз.
Аврелия просто светилась.
- А я, - сообщила она, - сорок три.
Сзади донесся деликатный кашель.
- А я, - сказал Бэгшот, - восемьдесят семь. Вероятно, вы не представляете, как тяжело нам, дворецким. Уйти нельзя, мы на службе. Очень, очень тяжело. Спасибо вам, мистер Маллинер.
