Загоскин Николаевич - Русские в начале осьмнадцатого столетия
— Кут-Маре, — повторил Симский. — Кут-Маре! Ведь это, кажется, поместье молдаванской барыни Хереско.
— Да, сударь. В Германешти лошадей вовсе нет, так я у нее часто подводы брал и сенцом не раз поживлялся. Такая ласковая… Чу, слышишь!.. Близехонько, и, кажись, их много… Ну, сударь, делать-то нечего — наутек!
Путешественники приняли направо и пустились по дороге, которая вела в деревню Кут-Маре. Проехав шибкой рысью версты две, они выехали на берег Прута. Крутом все было тихо, вдали перед ними мелькал огонек.
— Вот, немного полевее, должен быть мост, — сказал Фролов, — а за ним как раз господская усадьба.
— Так поэтому, — спросил Симский, — и огонек-то светится?
— Должно быть, в барских хоромах. Там есть у меня приятели: один детина по имени Димитраки, сиречь Дмитрий, и любимая сенная девушка куконы, цыганка… помнится, Мариорицею зовут. Она всем домом заправляет. Кабы нам до нее только добраться, так барыни и тревожить нечего: Мариорица девка добрая, русских любит и, уж верно, даст нам проводника.
— Постой-ка, Фролов, — прервал Симский, — что это?.. Мне кажется, как будто бы…
— Да, сударь, что-то шумит!.. Или это так ветер, что ль, шелестит?.. Кажись, ветер… Вот опять затихло!.. Чу, на господском-то дворе собаки залаяли!.. Видно, нас почуяли… Слышишь, сударь?.. Вон ворота заскрипели… Что ж это ни свет ни заря?.. Уж не дожидаются ли они кого-нибудь?..
— А вот увидим! — сказал Симский, приударив нагайкою свою лошадь.
Через несколько минут наши путешественники, переехав через мост, въехали на господский двор, обнесенный высоким тыном, и остановились шагах в десяти от барского дома. Прямо, в глубине двора, тянулось длинное здание, покрытое соломой, налево чернелся густой сад, а направо разбросаны были по двору отдельные выбеленные известью мазанки. Симский и Фролов спешились. К ним подошел с фонарем дюжий детина в овчинном кожухе.
— Ты, приятель, караульщик, что ль? — спросил его по-молдавански Фролов.
— Караульщик, — отвечал молдаванин.
— Э, здравствуй, браг Димитраки!
— Здравствуй!.. Да ты кто?
— Иль не узнал казачьего урядника Никиту… помнишь?
— Помню… Так это ты?.. А твой товарищ?
— Русский офицер.
— Русский офицер?.. Да как это вае сюда черт занес?
— Уж это не твое дело. Поди разбуди Мариорицу и вышли ее к нам. Ну что ж ты рот разинул?
— Да как же это вы сюда приехали?
— Говорят, не твое дело, ступай!
Молдаванин почесал затылок, поглядел с удивлением на Фролова и отправился. Минуту через две сени господского дома осветились, и Димитраки вышел на крыльцо вместе с женщиной, закутанной в длинную кацавейку.
— Ну вот и Мариорица! — прошептал Фролов.
— Да, это, кажется, она, — сказал Симский.
— Так и ты, сударь, ее знаешь?
— Знаю.
Симский подошел к крыльцу, и лишь только свет от фонаря отразился на его лице, цыганка вскрикнула, всплеснула руками и кинулась опрометью назад в дом.
— Постой, постой! — закричал Фролов. — Куда ты, Мариорица?.. Постой… Димитраки, что ж это она, чего испугалась?
— Да, видно, этого черта, — отвечал молдаванин, — вон что идет сюда из людских-то. Он всю ночь шатается по двору да за всеми присматривает, цепная собака этакая!
— А кто он такой?
— Янко, арнаут бояра Палади.
— Какого бояра? Ведь здешняя-то помещица кукона Хереско?
— Ну да.
— Так, видно, этот бояр к ней в гости приехал?
— И не один: с ним гостей-то много понаехало. Огромпого роста арнаут подошел к караульщику,
вырвал у него из рук фонарь, посмотрел молча на наших путешественников и, сказав вполголоса несколько слов, отправился назад.
— Что этот долговязый с тобой говорил? — спросил Фролов.
Вместо ответа Димитраки подошел к воротам и начал их запирать.
— Эх, плохо дело, — шепнул урядник, — никак мы в ловушку попались!.. Послушай-ка, приятель, — продолжал он, обращаясь к молдаванину, — ты зачем ворота запираешь?
— А вот скоро опять отопру, — промолвил Димитракн, — кажись, гости идут.
— В самом деле, — сказал Ситаский, — конский топот!
— Кто ж это к вам едет? — спросил Фролов.
— Ночь-то больно темна, а то бы ты не стал меня спрашивать. Вон — посмотри* Видишь ли ты там что-нибудь подле забора?
— Нет, не вижу.
— Подойди поближе.
Фролов сделал несколько шагов вперед и остановился.
— Что ж это, — сказал он, — «икак оседланные лошади?
— Ну, да!.. Вот ты бы днем тотчас увидел, что на них турецкая сбруя.
— Так здесь турки?
— Друтой день стоят. Их привел бояр Палади.
— Где он, где он? — раздался женский голос. — Василий Михайлович, где ты?
— Я здесь, Смарагда! — сказал Симский, идя навстречу куконе.
— Боже мой, ты здесь, и в какую минуту!.. Мариорица!.. Димитраки!.. Приберите куда-нибудь лошадей, а ты, Василий, и твой товарищ ступайте ко мне в дом.
На дворе замелькали огни.
— Скорей, скорей! — шепнула Смарагда, таща за собой Симского.
Но прежде, чем они добежали до крыльца, бояр Палади с целою толпою турков заступил им дорогу
— Постой, кукона! — сказал он, схватив за руку Смарагду. — Мы и без тебя угостим этих русских.
Симский и Фролов не успели вынуть своих сабель, их схватили и тотчас обезоружили.
— Свяжите хорошенько этих бродяг! — продолжал Палади, обращаясь к туркам. — Как ваш ага воротится, так мы расспросим их порядком, зачем они сюда пожаловали, и если они подосланы…
— О нет! — вскричала Смарагда. — Уверяю тебя… они заплутались… заехали сюда нечаянно!..
— Э, да как ты за них заступаешься, кукона!.. Посветите-ка сюда, — продолжал Палади, подходя к Симскому. — Ну так и есть! — сказал он, нахмурив свои густые брови. — Милости просим, господин офицер!.. Теперь мы с тобой разочтемся!.. Я дал по тебе промах, проклятый русский, да авось теперь не промахнусь! — промолвил он, вынимая из-за пояса пистолет.
— Ты убей и меня вместе с ним! — вскричала Смарагда.
Она обвила Симского обеими руками и крепко прижалась к груди его. В эту самую минуту ворота распахнулись снова, и видный собою турецкий ага в сопровождении многочисленного отряда спагов въехал во двор.
— Что у вас такое? — спросил он, спрыгнув молодцом с коня.
— Да вот, — отвечал Палади, опустив пистолет, — к нам заехали сюда русские, так я хотел с ними поскорей разделаться.
— Русские?.. Хош халды! Добро пожаловать! Где ж они?
— А вот здесь.
— И только двое? Да что ж эти московиты
— Видно, их подослали нарочно.
— И ты хотел их застрелить?
— А разве не прикажешь?
— Нет, не прикажу. Ну, стоят ли эти собаки, чтоб ты тратил для них порох? Хамид, — продолжал ага, обращаясь к одному из спагов, — возьми себе их головы.
Хамид, пожилой турок с седой бородою, спустился медленно с коня.
— Ну, Василий Михайлович, — молвил Фролов, — пришел наш конец!.. Я по-турецкому маракую, — знаешь ли, что сказал этот турка?
— А что? — спросила торопливо Смарагда.
— Он велел покончить с нами.
Кукона вскрикнула, голова ее скатилась на грудь, руки опустились, и она упала без чувств на землю. Мариорица подняла свою госпожу и, при помощи Димитраки, внесла ее в дом.
— Делать нечего, Фролов, — сказал Симский, — воля Господня… молись Богу!
— Поганые басурманы, — прошептал урядник, — эк они нам руки-то скрутили… и перекреститься нельзя!
Хамид вынул из ножен свой булатный ятаган, обтер его полою кафтана и, обращаясь к своему начальнику, сказал:
— А что, эфенди, здесь, что ль, или там, за воротами?
— Да, сведи их со двора Палади, — продолжал ага, — ты спрашивал этих москов, что они за люди такие?
— Одного из них я знаю: он должен быть русский юз-баши.
— Юз-баши! — вскричал ага. — Аллах кирим!.. И ты хотел застрелить его?.. Постой, Хамид, постой!.. Мы до сих пор не могли еще захватить в плен ни одного русского юз-баши: они, проклятые собаки, ни за что живые в руки не даются. Наш визирь Ахмет-паша — да сохранит его Аллах и да утонет он в море милостей великого падишаха! — дорого бы дал, чтобы порасспросить хорошенько хоть русского ан-баши, а это юз-баши!.. Он от него все может выведать…
— Так ты его отошлешь к визирю?
— Я сам после утренней молитвы отвезу этих пленных в лагерь и сдам с рук на руки великому каимакану…
Ханух! Селим! Заприте куда-нибудь до утра этих гяуров!.. Да если они уйдут…
— Не заботься об этом, — прервал молдаванин, — не уйдут! За это я берусь.
— Ну, не говори, Палади! Этим русским — да истребит Аллах весь нечестивый род их! — сам шайтан помогает: они в мышиную щелку пролезут, проклятые! Смотри не упусти их!
— Чтоб я их упустил? Да застрели меня как собаку, если я выпущу из рук этих разбойников русских!
— Хорошо, эфенди!.. Помни же, что ты теперь сказал!
