Кобо Абэ - Сожженная карта
– Ну что же, пусть хоть о возможности.
– В деловом мире существуют комиссионеры, занимающиеся куплей-продажей специальных соглашений, заключенных с торговыми предприятиями, есть люди, специализирующиеся на добавлении в бензин различных примесей. Дело в том, что в зависимости от сорта бензина резко колеблется процент налоговых отчислений, и с помощью подобных примесей они наживаются. Поэтому и в розничных топливных базах в довольно значительных масштабах, особенно если позволяет их географическое положение, занимаются подделкой сортности. Может быть, и на этой базе было что-нибудь в таком роде?
– Я перескакиваю с одного на другое, но мне хотелось бы спросить: вы не были знакомы с братом жены Нэмуро-сан?
– С братом?.. С женой вот я два раза виделся.
– Такой грубый на вид парень, широкоплечий, ходил вразвалку. Неужели вы у Нэмуро-сан никогда не бывали дома?
– Нет, я его не знаю…
– Прошлой ночью его убили.
– Убили?
– В двух-трех километрах от топливной базы в том самом городе F.
– Почему-то такие люди… все без исключения, живут своей особой жизнью… неужели я один не знаю о случившемся?
Настороженный, пытливый взгляд за очками становится бегающим, испуганным. Чуть толкнуть – опрокинется. Лучше всего поверить ему. Видимо, шантаж преследовал единственную цель – выманить деньги. Если бы даже он и имел хоть малейшее отношение к фирме «Дайнэн», этот осторожный и подозрительный служащий ни за что не проронит ни слова, даже если незаконные сделки и производились.
– Простите, что заставило вас ждать.
Эти слова, прервавшие наш разговор, произнесла деловым, сухим тоном бледнолицая девушка с выдающимся вперед подбородком, в длинной вишневой накидке с темно-синим кантом. За исключением распущенных волос, ничто в ней не напоминает натурщицу на фотографиях. Отдельные ее части на фотографии не имеют ничего общего с оригиналом. Аккуратный, чуть вздернутый нос, в остальном же толстые, будто надутые, губы, следы прыщей на щеках, припухшие нижние веки – кажется, только нажми, потекут слезы, – слишком грубое лицо, хотя оно и продается как объект для фотографирования. Но лицо девушки еще не объясняет его пристрастия к фотографированию сзади. Оставив лицо за кадром, можно найти сколько угодно других частей тела для фотографирования. Кроме того, если бы к тем позам, которые она так охотно принимала, добавилось еще и соответствующее им выражение лица, они, не исключено, выглядели бы совершенно по-иному.
– Можно сразу пройти в студию.
– Выпейте стаканчик, я угощаю. – Отодвинув табурет, предлагаю ей место между мной и Тасиро. – Пива или чего-нибудь покрепче?
– Не тратьте зря время. Или, может, деньги для вас ничего не значат?
– Не беспокойтесь.
Насмешливо хмыкнув, она взбирается на высокий табурет, и в этот момент накидка распахивается и оголяются ноги, чуть ли не до бедра. Прекрасные ноги, даже нельзя себе представить, что у нее могут быть такие ноги, когда видишь ее лицо или вспоминаешь фотографию, где ее фигура деформирована. И хотя кожа не очень уж белая, ноги прекрасной формы, развитые, как у спортсменки. И лишь его непонятное, ничем не объяснимое пристрастие к съемкам со спины могло исключить такие ноги из объекта фотографирования. Саэко – это уж, наверно, чисто профессиональное – выставила длинные голые ноги и кончиком туфли без задника стучит по стойке в такт музыке.
– Бармен, следите за временем. Что я выпью? Если можно, «джинфиз».
– Вас рекомендовал мне человек по имени Нэмуро.
– Кто-кто?
– Вы его должны знать. Он показывал ваши фотографии. Все до единой.
– Который меня снимал?.. тогда, значит, это тот клиент, что с собой меня забирал… вы, наверное, знаете, в студии фотографировать не разрешают.
– А что же там делают?
– Разве не ясно? Оценивают прелести моего обнаженного тела. Но только глазами.
– Но зато чего стоят позы на тех фотографиях. Прямо хватает за душу.
– Да, с работой здешних желторотых не сравнить. Но в последнее время я не езжу сниматься. Скоро замуж собираюсь. Сами понимаете, поездки на съемку, там что хочешь может случиться, да и жениху это не нравится.
– Очень рад за вас. Но если это произойдет, многие клиенты, наверно, будут огорчены.
Бармен, сохраняя полнейшую невозмутимость, ставит перед женщиной коктейль. Из-за лопающихся пузырьков газа его поверхность кажется гладью бездонного озера, над которой поднимается белый туман. Стакан Тасиро уже пустой, и он, держа во рту большой кусок льда, блуждает вокруг рассеянным взглядом, непонятно, слушает он наш разговор или нет; скорее всего, он мысленно провожает глазами безжалостные толпы прохожих, идущих мимо и покидающих его… Я тоже залпом осушаю стакан и заказываю у бармена еще две порции виски с содовой… Тасиро с опаской смотрит на меня.
– Нэмуро-сан, наверно, больше всех будет огорчен… – говорю я громким голосом, чтобы перекричать пластинку, но, судя по тому, что Тасиро никак не реагирует на мои слова, видимо, стены таинственной комнаты, воздвигнутые музыкой, толще, чем можно было предположить, и наш разговор до него, наверно, не доходит.
– Может, попросить, чтобы сделал потише?
– Нет, ничего. Громкая музыка тоже имеет свои преимущества.
Девушка ехидно улыбается, потягивается, опершись руками о стойку, и, высоко подняв голое колено, закидывает ногу на ногу. Ляжка, ставшая еще аппетитнее и толще от такой позы, занимает все пространство от стойки до табурета. Перенеся центр тяжести на руку, в которой зажат стакан, она наклоняется ко мне, сократив наполовину расстояние между нами.
– Это он и есть, который рядом сидит?
– Нет, не он. Но и его вы, должно быть, видите не в первый раз. Припоминаете?
– Разве каждого клиента в лицо упомнишь? Когда на тебя все время направлены юпитеры, глаза прямо переполняются светом, и клиент кажется черным-черным, как ворона в непроглядную ночь.
– Но согласитесь, фотографии Нэмуро-сан ужасны… – Я слегка касаюсь пальцем ее ноги и, убедившись, что она не противится, смело кладу всю ладонь на большую белую округлость. А Тасиро, косивший в нашу сторону, поспешно опускает глаза и подносит к губам только что поставленный перед ним новый стакан, чуть ли не вцепляясь в него зубами. – Разрешить фотографировать в таких позах – разве это не доказывает вашу близость?
– А чем занимается этот человек?
– Наш начальник отдела.
– Вот оно что… да простому служащему не потянуть… когда меня нанимают для съемки, это стоит очень дорого… я получаю много, но зато и делаю все, что скажут… – Она залпом допивает коктейль, который до этого тянула маленькими глотками, будто лизала, и тут же отдает бармену стакан для новой порции. – Я же говорила, что скоро у меня свадьба. И мне хочется, чтобы она была богатой. Наряд невесты напрокат – ни за что. В самом дорогом отеле соберу всех своих подруг. Пусть за мой счет пьют ночь напролет…
– Подруги – тоже натурщицы? А жених знает, чем вы занимаетесь?
– Вам-то какое дело. – Видимо, я коснулся больного места. Девушка сердито отбрасывает мою руку. – Работа эта нелегкая, ради удовольствия заниматься ею не станешь. Вот хотя бы я, о чем только я не мечтала! Да вот счастье не улыбнулось. Но я не покорилась. Если вы меня жалеете, давайте поспорим, у кого больше на книжке. Рекламированием универмагов по продаже вещей в рассрочку или демонстрацией купальников – этим ничего не заработаешь. Заниматься таким делом можно лет до двадцати пяти – двадцати шести самое большее, а на книжку ничего не отложишь.
– Ваш жених может вами гордиться.
– Конечно, от меня ему никакого убытка не будет. И расходы на свадьбу, и взнос за квартиру – у меня на все отложено. Умолять, чтобы на мне женились, – благодарю покорно.
– Выходит, те фотографии приобретают сейчас большую ценность.
– Что-то вы уже очень заумно, а о каких фотографиях-то речь?
– О тех, где вы со спины сфотографированы. Помните, наверно? Только со спины… так и чувствуется похотливый взгляд человека, фотографировавшего вас… вот о них я и говорю… – Вытащив из кармана один из снимков, заранее приготовленный мной, я сую его под нос девушке. Выражение ее лица моментально меняется, голос становится отчужденно-резким.
– А откуда известно, что это я?
– Известно… – Я снова кладу руку на ее ногу и через ладонь впитываю в себя собеседницу. – Ну, прежде всего, волосы…
– Волосы? – Она вдруг истерически рассмеялась и так же неожиданно подозрительно нахмурила брови: – Странные вещи вы говорите. Не всегда, конечно, но по просьбе клиентов я пользуюсь париком. Вот и теперь заказали, чтобы были длинные черные волосы…
Девушка быстро поворачивается в сторону Тасиро и, встряхнув длинными распущенными волосами, сует ему их под нос. Высокий пронзительный голос, но слов я не разбираю. И лицо Тасиро, прежде чем я успеваю разглядеть его выражение, быстро прячется за девушку. Вот оно что, парик? Конечно, одного этого мало, чтобы доказать, что натурщица на фотографии и эта девушка не одно и то же лицо… взять хотя бы ту странную позу, где у нее свешивается хвост волос – вряд ли можно утверждать, что нельзя сделать такое и с париком… например, можно зажать губами и принять позу, в которой это не будет видно…
