Джек Лондон - Дочь снегов. Сила сильных
Когда несложная церемония окончилась, Фрона поцеловала Люсиль, но молодая женщина сразу почувствовала, что в этом поцелуе не хватает чего-то неуловимого, и глаза ее наполнились слезами. Тресуэй, заметивший с самого начала некоторую отчужденность между ними, улучил удобную минуту, чтобы побеседовать с Фроной, пока капитан Александр и Корлис занимали миссис Тресуэй.
— В чем дело, Фрона? — спросил полковник без дальних околичностей. — Надеюсь, вы пришли сюда по доброй воле? Мне очень жаль не вас, конечно, потому что отсутствие искренности не заслуживает этого, а Люсиль. Вы поступаете дурно по отношению к ней.
— Я вижу тут во всем одну сплошную неискренность, — дрожащим голосом ответила Фрона. — Я старалась победить в себе это чувство… думала, что смогу… но я не умею притворяться. Мне очень жаль, но я… я разочарована. Нет, я не могу объяснить вам, почему, — вам меньше, чем кому-либо другому.
— Давайте говорить начистоту, Фрона. Вы имеете в виду Сэн Винсента?
Она утвердительно кивнула.
— Сейчас вы увидите, что я в курсе дела. Во-первых, — он оглянулся и заметил, что Люсиль бросает на него украдкой тревожные взгляды, — во-первых, всего несколько дней назад Люсиль напела вам Бог знает чего о Сэн Винсенте. Во-вторых, вы заключили из этого, что она лицемерит со мной и не питает ко мне ни малейшего чувства. Короче говоря, что она выходит за меня замуж, чтобы поправить свое материальное положение. Так ведь?
— А разве этого не достаточно? О, я так горько разочаровалась, полковник Тресуэй, в ней, в вас, в самой себе.
— Не будьте дурочкой! Я слишком хорошо отношусь к вам, чтобы видеть вас в этой роли. События развернулись чересчур быстро, вот в чем беда. Вы не успели уследить за ними. Слушайте же! Мы держали это до сих пор в тайне, но Люсиль также получила приглашение участвовать в разработке Французского Холма. Ее заявка оказалась самой богатой во всем участке. По полученным до сих пор данным, она стоит не меньше полумиллиона. И заявка эта закреплена лично за ней, без всяких оговорок. Неужели вы думаете, что она не могла бы реализовать ее и переселиться в любую часть земного шара, чтобы занять там достойное положение в обществе? Скорее можно предположить, что женюсь на ней ради денег я. Фрона, она любит меня, и скажу вам на ушко, она слишком хороша для меня. Надеюсь, что будущее поможет мне сгладить это. Но там видно будет — пока просто некогда. Ее чувство кажется вам слишком внезапным, не так ли? Позвольте доложить вам, что мы прониклись друг к другу симпатией с того времени, как я приехал в эту страну. Сэн Винсент? Ерунда! Я знал это с самого начала. Она вбила себе в голову, что он весь целиком не стоит вашего мизинца и хотела расстроить вашу помолвку. Вы никогда не узнаете, что она проделала с ним. Я пробовал убедить ее, что Уэлзов так не сломишь, и она призналась потом, что я был прав. Вот как обстоит дело. А теперь — хотите верьте мне, хотите — нет.
— Но какого вы мнения о Сэн Винсенте?
— Об этом не стоит говорить. Скажу вам, однако, откровенно, что вполне разделяю ее мнение. Впрочем, речь не о том. Как вы намерены повести себя с моей женой сейчас?
Вместо ответа Фрона направилась к группе, ожидавшей их в стороне. Люсиль следила за выражением ее лица.
— Он сказал вам?
— Что я одурачена, — ответила Фрона. — И я думаю, что он прав. — Затем добавила с улыбкой: — Во всяком случае, я верю ему на слово. Я… я еще не могу сейчас осознать всего, но…
— Для меня это так ново, — проговорила Люсиль, — и имеет гораздо больше значения, чем… для любой другой женщины. Мне страшно. Я так боюсь этого шага. Но я люблю его, люблю! — И когда мужчины, вдоволь натешившись шуткой, вернулись к ним, Люсиль, всхлипывая, повторяла: — Милая, милая Фрона!..
В эту минуту в комнату, не постучавшись, вошел Джекоб Уэлз в рукавицах и шапке. Более удачного момента он не мог выбрать.
— Незваный гость, — заявил он вместо приветствия. — Все уже кончено? Да? — и он в своей громадной медвежьей шубе поглотил Люсиль. — Полковник, вашу руку. Прошу извинить меня за такое вторжение и предлагаю вам сделать то же самое за то, что вы не предупредили меня. Ну, будет. Алло, Корлис! Добрый день, капитан Александр.
— Что я наделала? — горевала Фрона и, исчезнув в объятиях меховой шубы, ухитрилась крепко, почти до боли сжать руку отца.
— Нужно было поддержать игру, — прошептал он. И на этот раз его рука крепко сжала руку дочери.
— А теперь, полковник, не знаю, какие у вас планы, да и знать не желаю. Извольте забыть о них. У меня дома найдется достаточно места и единственный по эту сторону полярного круга ящик настоящего шампанского. Разумеется, вы с нами, Корлис, и… — Взгляд его скользнул по капитану Александру, едва задержавшись на нем.
— Само собой, — последовал немедленно ответ, хотя у высшего должностного лица Северо-западной области было достаточно времени, чтобы как следует взвесить возможные последствия такого неофициального поступка. — Сани с вами?
Джекоб Уэлз, смеясь, поднял ногу, обутую в мокасин.
— Ну, насчет пешего хождения бросьте! — Капитан живо устремился к дверям. — Сани будут поданы прежде, чем вы успеете собраться. Я велю заложить трое саней с колокольчиками!
Таким образом, ожидания Тресуэя блестяще оправдались, и Даусон получил полное удовольствие, когда трое саней с тремя солдатами в алых формах на месте кучеров пронеслись по главной улице. Обыватели только глазами хлопали, узнавая седоков.
— Мы будем жить тихо, — сказала Фроне Люсиль. — Мир не кончается Клондайком, и лучшее еще впереди.
Но Джекоб Уэлз держался другого мнения.
— Мы должны наладить это дело, — сказал он капитану Александру, и капитан Александр в ответ на это заявил, что не привык пятиться назад.
Первая разразилась громовыми раскатами миссис Шовилль; она взбудоражила других дам и погрузилась в хроническое брюзжание.
Люсиль бывала только у Фроны. Но Джекоба Уэлза, вообще очень редко ходившего в гости, можно было часто видеть у камина в доме полковника Тресуэя, причем он почти всегда приводил с собой еще кого-нибудь.
— Что вы делаете сегодня вечером? — спрашивал он у случайно встреченного знакомого. — Ничего? Так пойдемте со мной.
Иногда он произносил эту фразу с невинностью и кротостью ягненка, иногда в глазах его, под мохнатыми бровями, загорался вызов, и редко-редко не удавалось ему залучить намеченного спутника. У этих мужчин были жены, и они таким образом вносили раздор в ряды оппозиции.
Кроме того, в доме полковника Тресуэя можно было найти кое-что кроме слабого чая и легкой болтовни, и корреспонденты, инженеры и приезжие дельцы старательно утаптывали дорогу в этом направлении, хотя проложить ее в первый раз было далеко не легким делом. Так дом Тресуэя сделался центром даусонской жизни и, пользуясь поддержкой коммерческого финансового и официального мира, не мог не процвести, наконец, и в качестве общественного кружка.
Единственным неприятным последствием явилось то, что жизнь миссис Шовилль и нескольких других представительниц ее пола сделалась значительно однообразнее и что вера этих матрон в непоколебимость некоторых традиций и истин сильно пошатнулась. Кроме того, капитан Александр в качестве высшего должностного лица был силой в стране, а Джекоб Уэлз — главой всемогущей Компании, и на Севере давно уже существовало суеверное убеждение, что дурные отношения с Компанией влекут за собой беду. Прошло немного времени, и во враждебном лагере осталась лишь небольшая кучка человек в десять, на которых попросту махнули рукой.
Глава XXII
Весной из Даусона начался настоящий исход. Те, у кого были заявки, и те, у кого их не было, покупали собак и устремлялись по последнему льду в Дайю. Случайно обнаружилось, что большинство собак принадлежит Дэву Харнею.
— Собираетесь в путь? — спросил его однажды Джекоб Уэлз, когда полуденное солнце в первый раз ласково пригрело кожу.
— Нет, что-то не хочется. Я зарабатываю по три доллара на паре мокасин, которые скупил в свое время, не говоря уже о том, что мне сулят в близком будущем сапоги. Послушайте, Уэлз, насколько я помню, вы не так давно подвели меня с сахаром, верно?
Джекоб Уэлз улыбнулся.
— И клянусь тысячью чертей, я отыгрался. Скажите-ка, есть ли у вас непромокаемые сапоги?
— Нет, мы распродали их в самом начале зимы.
Дэв тихонько ухмыльнулся.
— И скупил их не кто иной, как я.
— Не может быть! Я дал специальное распоряжение приказчикам, чтобы их не продавали партиями.
— Совершенно верно. По паре на человека, и по человеку на пару, а в результате несколько сот пар. Да ведь все эти покупатели бросали на весы мой песок! Что, выкушали? Пожалуйста, на здоровье! Ну-ка, раскошеливайтесь теперь. Так и быть, сделаю вам скидку. В путь? Нет, уж в этом году не собираюсь. Расчета нет.
