Эмиль Золя - Западня
На другой день после того, как Жервеза зашла в кузницу, наступила как раз последняя суббота месяца. Жервеза отправилась к Гуже, она всегда сама относила им белье; на этот раз корзина так оттянула ей руки, что она минуты две никак не могла отдышаться. Ну и тяжелая штука белье, особенно простыни!
— Вы все принесли? — спросила г-жа Гуже.
В таких делах она была очень строга. Она требовала, чтобы ей приносили все белье сразу и ни одна вещь не залеживалась — для порядка, говорила она. Второе ее требование — чтобы прачка приходила точно в назначенный день и всегда в тот же час, — тогда не теряешь времени даром.
— Здесь все, можете не беспокоиться, — с улыбкой ответила Жервеза. — Вы же знаете, я белье не задерживаю.
— Это правда, — подтвердила г-жа Гуже, — вы успели нажить кое-какие недостатки, но этого у вас еще нет.
И пока прачка опорожняла свою корзину и раскладывала белье на кровати, г-жа Гуже хвалила ее работу: она не палит белье, не рвет его, как в других прачечных, не отрывает пуговиц утюгом; вот только синьки она кладет слишком много и чересчур крахмалит перед у мужских сорочек.
— Посмотрите, ведь это просто картон, — сказала г-жа Гуже, постучав по манишке. — Сын не жалуется, но воротник впивается ему в шею… Завтра, когда мы вернемся из Венсена, у него вся шея будет в крови.
— Да что вы! — воскликнула огорченная Жервеза. — Право же, перед у мужских сорочек должен быть твердым, иначе он сразу превратится в тряпку. Поглядите, как одеваются господа… Я ведь сама глажу ваше белье. Никогда не доверяю его работницам и стараюсь изо всех сил. Я готова десять раз переделать, лишь бы все было в порядке, потому что это для вас, понимаете?..
Жервеза слегка покраснела, бормоча последние слова. Она боялась показать, какое удовольствие ей доставляет самой гладить рубашки Гуже. Разумеется, у нее не было дурных мыслей, но все-таки она была немного смущена.
— Полноте, я же вас не корю: вы работаете как нельзя лучше, — ответила г-жа Гуже. — Вот хотя бы этот чепец, он прекрасно выглажен. Никто другой не сумел бы так оттенить вышивку. А какая ровная плойка! Будьте покойны, я всегда узнаю вашу руку! Даже если работница выгладит какую-нибудь тряпку — и то сразу видно… Вы только кладите чуть поменьше крахмала — вот и все! Гуже не гонится за важными господами.
Мамаша Гуже взяла тетрадку и начала вычеркивать белье штуку за штукой. Все было в порядке. Подсчитывая, она увидела, что Жервеза поставила шесть су за чепец, и начала возражать, но тут же вынуждена была согласиться, что по нынешним ценам это недорого; нет, право, мужская рубашка пять су, женские панталоны четыре су, наволочка полтора су, фартук одно су, — все это недорого, ведь во многих прачечных за каждую вещь берут на два лиара, а то и на целое су дороже. Затем Жервеза пересчитала и уложила в корзину грязное белье, а г-жа Гуже его записала; однако прачка все не уходила, смущенная; на языке у нее вертелась какая-то просьба, но она не решалась ее высказать.
— Госпожа Гуже, — проговорила она наконец, — если вас не затруднит, на этот раз мне хотелось бы получить деньги за стирку.
Счет был как раз очень велик, в этом месяце он составил больше десяти франков. Г-жа Гуже серьезно посмотрела на Жервезу и, помолчав, ответила:
— Будь по-вашему, дитя мое. Я не стану вам отказывать, коли вы нуждаетесь в деньгах… Однако так вы никогда не выплатите своего долга; я говорю это только ради вас, понимаете? Смотрите, будьте осторожны.
Жервеза выслушала это внушение, опустив голову и бормоча оправдания. Ей нужны десять франков, чтобы расплатиться с угольщиком, у которого она взяла уголь в долг. Но, услышав слово «в долг», г-жа Гуже заговорила еще строже. Она привела в пример себя: с тех пор как сыну платят девять франков вместо двенадцати, она урезала все расходы по хозяйству. Кто не научился смолоду экономить, тот в старости умрет на соломе. Однако она удержалась и не сказала Жервезе, что отдает ей белье только для того, чтобы помочь расплатиться с долгом, — прежде она сама стирала белье и снова будет стирать сама, если ей придется платить прачке такие деньги. Получив свои десять франков, Жервеза поблагодарила и тотчас убежала. Выйдя на площадку, она вздохнула с облегчением, ей хотелось плясать от радости; она уже привыкла к денежным затруднениям и всяким неурядицам, старалась не думать о них и была рада, когда ей удавалось выйти сухой из воды — на этот раз сошло, а там будет видно!
В эту же субботу, когда Жервеза спускалась по лестнице от Гуже, у нее произошла очень занятная встреча. Она прижалась со своей корзиной к перилам, чтобы пропустить высокую простоволосую женщину, которая поднималась ей навстречу, держа в бумаге свежую макрель с окровавленными жабрами. И вдруг Жервеза узнала в этой женщине Виржини, которой она когда-то в прачечной задрала юбки и всыпала как следует. Они в упор взглянули друг на друга. Жервеза на миг зажмурила глаза, испугавшись, что Виржини вот-вот хлопнет ее макрелью по лицу. Но нет, Виржини лишь криво усмехнулась. Тогда прачка, загородившая корзиной дорогу, решила быть учтивой.
— Простите, пожалуйста, — сказала она.
— Не беспокойтесь, вы мне не мешаете, — ответила долговязая Виржини.
И, остановившись посреди лестницы, они принялись болтать как ни в чем не бывало, даже не заикнувшись о прошлом. Виржини исполнилось двадцать девять лет, и она превратилась в цветущую статную женщину, с немного длинным лицом, обрамленным черными как смоль волосами. Чтобы похвастаться, она тут же рассказала свою историю: теперь она замужем, она обвенчалась этой весной с бывшим рабочим-краснодеревцем; недавно он вернулся из армии и скоро получит место в полиции, ведь быть полицейским и выгодней и почетней. Для него-то она и купила рыбу.
— Он обожает макрель, — сказала она. — Приходится иногда потакать этим негодникам-мужчинам, правда? Но зайдите же взглянуть, как мы живем… Зачем стоять на сквозняке?
Жервеза в свою очередь рассказала Виржини о своем муже, а когда она сообщила, что жила раньше в этой же квартире и родила здесь дочку, Виржини стала еще настойчивее звать ее к себе. Всегда приятно повидать те места, где ты был счастлив. Виржини целых пять лет жила на том берегу реки, в Гро-Кайу. Там она и с мужем познакомилась, тогда он был еще на военной службе. Но ей было скучно и одиноко, она всегда мечтала вернуться в квартал Гут-д’Ор, где она знает каждого встречного-поперечного. И вот уж две недели, как они переехали в эту квартирку, напротив Гуже. У них пока еще ужасный беспорядок, но это не беда, понемногу все устроится.
На площадке они наконец представились друг другу:
— Госпожа Купо.
— Госпожа Пуассон.
С этих пор они поминутно повторяли «госпожа Купо», «госпожа Пуассон», единственно ради удовольствия разыгрывать из себя дам: ведь они знали друг друга в те времена, когда обе занимали довольно сомнительное положение в обществе. Однако в глубине души Жервеза относилась к Виржини с некоторой опаской. Как знать, может, эта дылда помирилась с ней лишь для того, чтобы при случае отомстить за потасовку в прачечной, и втайне готовит какую-нибудь каверзу? Жервеза решила держать ухо востро. Но пока что Виржини была необыкновенно любезна, и Жервезе приходилось платить ей тем же.
Наверху, в комнате, они увидели мужа Виржини — Пуассона, мужчину лет тридцати пяти, с землистым цветом лица, рыжими усами и эспаньолкой; он сидел за столом у окна и делал маленькие шкатулочки. Из инструментов у него был только перочинный нож, пилочка, величиной с напильник для ногтей, да баночка с клеем. Разломав старые ящики из-под сигар, он добывал тоненькие дощечки красного дерева и выпиливал на них сложные узоры и замысловатые украшения. Последний год он целыми днями мастерил деревянные коробочки одинакового размера — шесть на восемь сантиметров. Он разнообразил только их отделку, придумывал новую форму крышки или по-иному распределял отделения. Пуассон занимался этим для собственного удовольствия, чтобы убить время в ожидании должности полицейского. От старого ремесла краснодеревца он сохранил лишь эту страсть к маленьким шкатулкам. Своих изделий он не продавал, а дарил на память знакомым.
Пуассон встал и вежливо поклонился Жервезе, которую жена представила ему как свою старую приятельницу. Но он был неразговорчив и тотчас же снова взялся за пилку. Только изредка он поглядывал на макрель, лежавшую на комоде. Жервезе было очень приятно взглянуть на свою старую квартиру; она объяснила, как у нее была расставлена мебель, и показала место, где родила дочку — вот тут, прямо на полу. Удивительно, какие бывают совпадения! Могли ли они предположить несколько лет назад, когда потеряли друг друга из виду, что встретятся вот так на лестнице и будут жить одна за другой в той же самой квартире! Виржини рассказала еще кое-какие подробности из своей жизни: муж недавно получил небольшое наследство от тетки и со временем, конечно, вложит его в какое-нибудь дело; а пока что она продолжает заниматься шитьем, берет заказы то тут, то там. Проболтав добрых полчаса, Жервеза собралась уходить. Пуассон насилу оторвался от работы, чтобы попрощаться. Виржини вышла проводить гостью и обещала непременно к ней зайти; к тому же теперь она будет отдавать ей белье — это дело решенное. Когда они остановились на площадке, Жервезе показалось, что Виржини собирается заговорить о Лантье и своей сестре, полировщице Адели. И все замерло у нее внутри. Но Виржини ни словом не обмолвилась о прежних неприятностях, и они расстались, очень любезно попрощавшись друг с другом:
