Висенте Бласко - Рассказы - 1
Трагической катастрофой кончаются и столкновенія соціальныхъ классовъ. На одну побду приходится тысяча пораженій.
Столь удачно начавшаяся стачка работниковъ на винюградныхъ плантаціяхъ, кончается полнымъ разгромомъ… Возстаніе сознательныхъ рабочихъ противъ іезуитски-буржуазной коалиціи подавлено военной силой («Винный складъ», «Вторженіе»).
Но въ этой неустанной борьб, придающей жизни отдльной личности и всего общества глубоко-трагическій характеръ, залогъ — прогресса.
Когда въ роман «Винный складъ» стачка сельскихъ батраковъ кончилась разгромомъ, корда они снова готовы склонить шею подъ ярмо, когда они по естественной реакціи чувствъ склонны отнестись подозрительно ко всмъ проповдникамъ лучшаго будущаго, агитаторъ Сальватьерра тмъ не мене не унываетъ, не складываетъ оружія.
Пусть на землю спускается ночь, она лишь «предтеча новаго дня».
«За полями и нивами, — думаетъ онъ, — въ городахъ, этихъ великихъ скопленіяхъ современной цивилизаціи, есть еще полчища угнетенныхъ, которые пойдутъ вслдъ за единственнымъ другомъ несчастныхъ и голодныхъ, переходившимъ черезъ исторію всхъ религій». Этотъ «другъ всхъ голодныхъ и несчастныхъ» сброситъ съ себя наконецъ «смшное убранство, приданное ему традиціей» и демонъ зла превратится въ «ангела свта», въ символъ человчества, сквозь катастрофы идущаго въ царство обтованнаго счастья.
Освобождаясь постепенно отъ путъ экономическаго рабства, человчество сброситъ съ себя постепенно и вс оковы слпого и трусливаго фетишизма.
Ha мсто трансцендентныхъ силъ, которымъ оно раньше курило фиміамъ, оно поставитъ природу, тайны которой будетъ изучать, чтобы ее покорить.
Когда въ роман «Вторженіе» толпа, протестуя противъ власти іезуитовъ, бросаетъ въ волны рки статуи католическихъ святыхъ, докторъ Аррести предается мечтамъ о далекомъ будущемъ, когда исчезнутъ «боги и божки, столько вковъ державшіе человчество въ рабств, напвая ему псню о самоуниженіи и отреченіи, проповдуя ему трусливую покорность земной несправедливости» и имъ будетъ отведено мсто въ музеяхъ рядомъ съ фетишами первобытныхъ дикарей.
И мысль доктора Аррести, устами котораго говоритъ самъ Бласко Ибаньесъ, уносилась въ т далекія времена, когда освобожденное и обновленное человчество будетъ поклоняться лишь «наук и соціальной справедливости».
В. Фриче.
Луна Бенаморъ
I
Ужъ приблизительно мсяцъ Луисъ Агирре жилъ въ Гибралтар.
Онъ пріхалъ съ намреніемъ отплыть немедленно на океанскомъ пароход, чтобы занять мсто консула въ Австраліи. Это было первое большое путешествіе за все время его дипломатической карьеры.
До сихъ поръ онъ служилъ въ Мадрид, въ разныхъ министерскихъ департаментахъ или въ разныхъ консульствахъ южной Франціи, элегантныхъ дачныхъ мстечкахъ, гд впродолженіи половины года жизнь походила на вчный праздникъ. Вышедшій изъ семьи, вс члены которой посвящали себя дипломатической карьер, онъ имлъ превосходную протекцію. Родители его умерли, но его поддерживали какъ родственники, такъ и престижъ имени, которое цлое столтіе играло роль въ государственной жизни. Консулъ въ двадцать девять лтъ, онъ отправлялся въ путь съ иллюзіями студента, который готовится въ первый разъ увидть свтъ, убжденный, что вс до сихъ поръ совершенныя имъ путешествія не представляютъ ничего существеннаго.
Гибралтаръ съ его смшеніемъ языковъ и расъ былъ для него первымъ откровеніемъ того далекаго, разнообразнаго міра, навстрчу которому онъ отправлялся. На первыхъ порахъ онъ былъ такъ пораженъ, что сомнвался, является ли этогь скалистый уголокъ, врзывающійся въ море и охраняемый иностраннымъ флагомъ, частью родного полуострова. Но стоило ему только взглянуть съ отвсныхъ склоновъ скалы на большую лазоревую бухту, на розовыя горы, на которыхъ свтлыми пятнами выдлялись дома Ла Линеа, Санъ Роке и Альхесирасъ, сверкая веселой близной андалузскихъ деревушекъ, и онъ убждался, что все еще находится въ Испаніи.
И однако различіе между отдльными группами населенія, ютившимися на берегу, похожемъ на заполненную морской водой подкову, казалось ему огромнымъ. Отъ выступавшаго впередъ мыса Тарифы до гибралтарскихъ воротъ онъ видлъ однообразное единство расы. Слышалось веселое щебетанье андалузскаго говора, виднлись широкія съ отвислыми полями сомбреро, платки, облегавшіе женскіе бюсты, и пропитанныя масломъ прически, украшеныыя цвтами. Напротивъ — на огромной черно-зеленой гор, кончавшейся англійской крпостью, замыкавшей восточную часть бухты, кишла толпа разнородныхъ племенъ, царило смшеніе нарчій, настоящій карнавалъ костюмовъ. Тутъ были индусы, мусульмане, евреи, англичане, испанскіе контрабандисты, солдаты въ красныхъ мундирахъ, моряки всхъ странъ. Вс они тснились на узкомъ пространств между укрпленіями, подчиненные военной дисциплин., Утромъ посл пушечнаго выстрла отворялись ворота этой международной овчарни; а вечеромъ подъ громъ орудія они снова запирались.
А рамкой для этой полной безпокойства и движенія пестрой картины служила на дальнемъ горизонт, за чертой моря, цпь возвышенностей, мароккскія горы, берегъ пролива, этого наиболе люднаго изъ всхъ большихъ морскихъ бульваровъ, по голубымъ дорожкамъ котораго то и дло мелькали большіе быстрые корабли всхъ національностей и всхъ флаговъ, черные океанскіе пароходы, прорзающіе волны въ поискахъ гаваней поэтическаго Востока или направляющіеся черезъ Суэзскій каналъ въ безпредльный, испещренный островами, просторъ Тихаго Океана.
Въ глазахъ Агирре Гибралтаръ былъ какъ бы отрывкомъ далекаго Востока, ставшій ему на пути, азіатская гавань, оторвавшаяся отъ материка и прибитая волнами къ европейскому берегу, какъ образчикъ жизни отдаленныхъ странъ.
Онъ остановился въ одномъ изъ отелей на Королевской улиц, идущей вокругъ горы; то было какъ бы сердце города, къ которому сверху и снизу притекали, словно тонкія жилы, переулки и переулочки. На зар онъ просыпался, испуганный утреннимъ выстрломъ изъ новйшаго орудія, сухимъ и жестокимъ, безъ гулкаго эхо, какое вызываютъ старыя пушки. Дрожали стны, содрогался полъ, звенли стекла, качались ставни и нсколько мгновеній спустя на улиц поднимался все боле разраставшійся шумъ спшащей толпы, топотъ тысячи ногъ, шопотъ негромкихъ разговоровъ вдоль запертыхъ, безмолвныхъ зданій. To были испанскіе рабочіе, приходившіе изъ Ла Линеа на работы въ арсенал и крестьяне изъ Санъ Роке и Альхесирасъ, снабжавшіе жителей Гибралтара овощами и плодами.
Еще было темно.
Надъ берегами Испаніи небо, быть можетъ, уже было голубое и горизонтъ начиналъ окрашиваться отъ золотыхъ брызгъ великолпно встававшаго солнца. А здсь въ Гибралтар морской туманъ сгущался вокругъ вершины горы, образуя нчто въ род темнаго зонтика, покрывавшаго городъ, наполняя его влажнымъ полумракомъ, орошая улицы и крыши неощутимымъ дождемъ. Этотъ вчный туманъ, покоившійся на вершин горы, словно зловщая шляпа, приводилъ жителей въ отчаяніе. To былъ, казалось, духъ старой Англіи, перенесшійся черезъ моря, чтобы охранять ея завоеванія, обрывокъ лондонскихъ тумановъ, дерзко застывшій лицомъ къ лицу съ сожженными берегами Африки, въ самомъ сердц солнечной страны.
Занималось утро.
Свтъ солнца, не встрчавшій на бухт никакихъ препятствій, проникалъ наконецъ въ пространство между желтыми и голубыми домами Гибралтара, спускался въ самую глубь его узкихъ улицъ, разсивалъ туманъ, запутавшійся въ деревьяхъ Аламеды и въ зелени сосенъ, тянувшихся вверхъ по гор, замаскировывая укрпленія вершины, заставлялъ выступать изъ полумрака срыя громады стоявшихъ въ гавани броненосцевъ и черныя спины пушекъ береговыхъ батарей; просачивался въ мрачныя амбразуры, продланныя въ скал, въ эти отверстія пещеръ, эти откровенія таинственныхъ защитительныхъ сооруженій, созданныхъ въ самомъ сердц скалы съ прилежаніемъ кротовъ.
Когда не въ силахъ заснуть отъ уличнаго шума Агирре сходилъ внизъ и покидалъ отель, коммерческая жизнь на улиц уже находилась въ полномъ разгар. Масса народа. Все населеніе города и сверхъ него экипажъ и пассажиры стоявшихъ въ гавани судовъ. Агирре вмшивался въ сутолоку этой космополитической толпы. Онъ шелъ отъ кварталовъ Пуерта дель Маръ и до дворца губернатора. Онъ сдлался англичаниномъ, какъ онъ, улыбаясь, выражался. Co свойственной испанцамъ инстиктивной приспособляемостью къ обычаямъ всхъ странъ, онъ подражалъ манерамъ гибралтарцевъ англійскаго происхожденія. Купилъ себ трубку, надвалъ на голову маленькую дорожную шляпу, засучивалъ брюки, а въ рук держалъ маленькую тросточку. Въ тотъ самый день, когда онъ пріхалъ, еще до наступленія ночи, въ Гибралтар уже знали, кто онъ и откуда. Два дня спустя съ нимъ раскланивались владльцы магазиновъ, стоя на пороге своихъ лавокъ, а праздношатающіеся, толкавшіеся группами на площадк передъ биржей, обмнивались съ нимъ тми любезными взглядами, съ которыми смотрятъ на иностранца въ маленькомъ город, гд никто не можетъ сохранить никакой тайны.
