Евгений Чириков - Юность
Как скоро: уже дошли до гимназии.
— Ну, давайте книги!
Не хочется отдавать книги. Милые книги: их перелистывают Зоины руки.
— Ну, скорей! Опоздаю на молитву…
— Как я хотел бы помолиться вместе с вами…
— Какой вы богомольный!..
О, как она мне улыбнулась! Если бы вы знали, как она мне улыбнулась! Закружилась голова от этой улыбки: поцеловал книги и отдал.
— Возьмите! — сказал я и вздохнул.
Пошла, обернулась, на мгновение задержалась в дверях.
— Зоя Сергеевна! Когда увидимся?
Не слыхала…
III
…Уж если повалит счастье, так со всех сторон: свалились с плеч все Пипины, Карлы и Людовики… А вечером занимаюсь с Зоей по алгебре… Не понимает решения уравнений со многими неизвестными. А это так просто… Есть два способа… Звали сегодня на пирушку товарищи (ведь все мы сегодня созрели!), да уж, верно, после алгебры… Взял алгебру и так любовно развернул ее, словно сто лет ждал этого случая. Трепетно ищу уравнения!.. Вот они, голубчики! Так… Икс, игрек, дзет… Пишу икс, а с бумаги смотрит на меня друг и брат…
— Обедать!
— Некогда.
— Разве ты не совсем созрел?
— Окончательно созрел. Бесповоротно.
— Так на кой чорт тебе эти иксы с игреками?
— Простая любознательность.
— Простынет суп.
— Ну и чорт с ним! Икс равен игрек плюс дзет минус абе, деленному на… на… на…
…Простыл суп. Чорт с ним, с супом: через два часа — урок по алгебре… Что же, я не лишен педагогических способностей. Но какая ученица! Всю жизнь можно просидеть за алгеброй и не почувствовать к ней ненависти. В ожидании урока я деловым шагом меряю комнату и гордо говорю:
— Квадратные уравнения со многими неизвестными решаются двумя способами. А именно…
И представляю себе слушающую ученицу, объясняю, как именно они решаются…
— Не так, Зоя! Не так, голубчик.
— С кем ты разговариваешь?
— Так… сам с собой…
— Не спятил ли от зрелости-то?
Солнышко спряталось за крышами. Протянулись долговязые тени по лужку двора. Уплыл куда-то резкий шум улиц… Только со двора несется задорный крик ребятишек, азартно сражающихся в бабки: звонко стучат кости и плитки, а потом — взрыв криков, смеха и брани… Нет сил ждать. Лучше пойти потихоньку, прогуляться… Не беда, если придешь немного раньше… Зоя живет самостоятельно: на квартире. Кому какое дело! Для собственного ободрения громко кашлянул и, набросив на голову, по возможности небрежнее, шляпу, с папиросой в зубах для наглядного показания своих прав «созревшего», отправляюсь на урок, с алгеброй в одной руке и с корявой палкой — в другой. Прохожу мимо дома № 15 — раз, другой, третий, заглядываю в калитку и решаюсь переступить ее и войти во двор. Немилосердно бьется сердце. Почему? Ведь я не вор, не преступник… Я иду с добрым намерением — помочь в алгебре… Почему влажен лоб и руки? Неряха: не догадался вымыть рук. Чу! — это ее голосок. Сделал серьезнейшее лицо и двинулся вперед.
— Ну, вот и я. Здравствуйте, Зоя Сергеевна!..
Смутилась, вспыхнула румянцем и сказала:
— Страшно что-то. Вы — строгий?
— Я? Строг, но справедлив.
— Я — бестолковая… Предупреждаю…
— А вот увидим…
— Хотите, будем заниматься в палисаднике? Там есть столик…
— Прекрасно! Это очень хорошо…
— Ну, тогда идем…
Палисадник маленький, но густой, с старыми березами и акациями. Уголочек большого сада. Стол — под навесом переплетшихся ветвей. Немного сумрачно. Видно окошко Зоиной комнаты, с белой занавеской, с букетом лиловой сирени на подоконнике… Уселись друг против друга, раскрыли алгебру.
— Итак, уравнения со многими неизвестными…
Говорю как профессор: гладко, без запинок, с уверенностью. Не смотрю на ученицу, а так, больше чувствую, что она, облокотясь на локти, смотрит на меня и внимательно слушает… Переходим к решению задач:
— Берем сперва с тремя неизвестными: икс, игрек, и дзет.
Тут уж ничего не поделашь: надо сесть рядом. Зоя подсела ко мне и опустила головку над иксами и игреками… Что со мной? Почему прыгают неизвестные величины? Я весь во власти обволакивающей меня паутины, невидимо исходящей от белой девушки… Это не чувственность. Нет, это что-то чистое-чистое, как лучи солнца, долго прятавшегося в тучах ненастья и вдруг выглянувшего и облившего и тело и душу сверкающей лаской и предчувствиями какой-то новой радости… Мое солнце! Оно так близко. Иногда его горячее дыхание струится на щеку, и тогда совсем исчезают на бумаге иксы и игреки… Вот рука, с тонкими, длинными пальчиками, ложится на бумагу:
— Почему икс равен игреку плюс 562 минус игрек квадрат, деленному на…
Боже мой! Почему? Ничего не понимаю…
— Как почему? Очень просто…
Начинаю писать что-то многоэтажное и путаюсь в кружевах иксов, игреков, дзетов, в плюсах, минусах, квадратах… А упавшая с плеча коса золотится на столе, под самыми иксами… Пытаюсь выпутаться из получившейся вермишели из неизвестных и чувствую, что гибну.
— Я — бестолковая… — шепчет Зоя, с обидой, почти со слезами в голосе!..
— Попробуем обратиться к другому способу…
Маленький перерыв…
— Устали?
— Немного.
— Бедненькая!
Рука бессильно лежит на бумаге. Голова откинулась к стволу старой березы. Синие глаза смежились. А на лице — виноватая улыбка страдающего самолюбия. Бесконечно жаль! Проклятые иксы и игреки! Я коснулся бессильной руки, она вздрогнула пальчиками. Раскрылись синие глаза, ласково сверкнули мне и прикрылись тонкой рукой…
— Слышите: в саду уже играет музыка! — печально сказал девичий голосок.
Алгебра раскрыта, с укоризной смотрят с бумаги иксы и игреки, а из сада доносится музыка.
— Из «Кармен»… Тореадор…
Зоя грустно подпевает:
— «Тореадор, смеле-э-йе… Тореадор»…
— Ну, давайте по другому способу… — неожиданно оборвала она пение и вздохнула: — Вы умный, а я…
— Иксы еще ничего не доказывают. В ваших глазах…
Что-то хотел сказать глубокое и поощрительное, но не вышло: запутался в красноречии. Сели опять рядом и приступили к другому способу. Легкий способ! Быстро поняли и оба засмеялись от удовольствия…
— Вот видите: а говорили, что бестолковая!
— Вы прекрасно объясняете. Спасибо!
В саду играли еще «Тореадора», и когда милая ученица протянула мне руку в знак благодарности, я приложил ее к губам и обжегся…
Зоя закрылась рукою и, погрозив пальчиком, ласково прошептала:
— Не надо!
— Хотите, Зоя, вернемся к первому способу?
— Завтра. А сегодня… Что-то мне хочется послушать музыку.
— Прекрасно!
Она вскинула на меня синие глаза и вдруг потупилась… Словно сказала: «Победитель ты, Галилеянин»!
— В сад?
— Да. Я — сейчас… Переоденусь…
Убежала. Хожу по дорожке вокруг двух старых берез и ликует моя душа, и хочется на весь мир засмеяться от счастья…
— «Тореадор, смелей-е, Тореадор, Тореадор! Помни что»…
— Я готова.
Милая! Как к ней идет голубенькая вуалетка! Цветок с родных полей. Взял бы тебя на родину, привез к матери и сказал:
— Мама, вот моя невеста!..
И все, в восхищенном восторге, воскликнули бы:
— Боже мой, как она красива!..
Я шел и потихоньку любовался ею. А она это чувствовала: улыбка не сходила с ее лица, и светлая гордость сияла в нем в розовых сумерках тихого вечера…
Гуляли по безлюдным аллеям, избегая встреч и докучливых вопросов. Никого нам не было нужно и нас — никому. Одни и вместе… О чем говорили? О голубой вуалетке, о том, как странно, что мы встретились вот на этой самой аллее, чужие, далекие, а теперь…
— А теперь?..
— Теперь мне кажется, что мы с вами, Зоя, знакомы сто лет…
— Через сто лет нас не будет…
— А мне кажется, что мы никогда не умрем, а будем жить вечно… На этой лавочке, где вы, Зоя, тогда сидели, я часто потом сидел и думал: есть судьба, которая управляет человеком… Ей, судьбе, зачем-то понадобилось столкнуть нас.
— А вы недовольны?
— Благословляю!
— Да?
— А вы, Зоя, сомневаетесь? Благословляю и этот сад, и эту аллею, и тот день… И алгебру!
— Алгебру!
— Да, и алгебру…
— Дайте руку: кто-то идет, я боюсь пьяных…
Я подал ей руку и почувствовал, как Зоя прильнула ко мне плечом — благодарно и доверчиво…
— Зоя! Зоя! Если бы вы знали!
— Не надо говорить… Я знаю.
— Да?
— Да.
IV
Алгебра прошла благополучно, диплом о зрелости был в кармане, а я не уезжал на родину… Мы решили ехать по Волге вместе, а у Зои оставалась еще геометрия…
— Можно вам помочь по геометрии, а то скучно болтаться…
— Я геометрии не боюсь…
— Нельзя? Окончательно?
