Даниэль Дефо - Радости и горести знаменитой Молль Флендерс (пер.П. Канчаловский)
— Хорошо, — сказалъ младшій братъ, — но и твои подруги могутъ тоже недурно устроиться, потому что красота для хорошаго мужа дороже денегъ, и я думаю, что служанка можетъ разсчитывать раньше своей госпожи выйти замужъ, если она красивѣе ее.
Я сообразила, что мнѣ слѣдуетъ уйти, и ушла, но не такъ далеко, чтобы не уловить всего ихъ разговора, при этомъ я услыхала массу прекрасныхъ вещей, которыя говорились обо мнѣ; подобныя похвалы развили во мнѣ тщеславіе и отклонили меня отъ моего прямого пути, какъ я скоро потомъ увидѣла; такимъ образомъ, сестра и ея меньшой братъ жестоко поссорились; онъ наговорилъ ей оскорбленій по поводу меня, что мнѣ не трудно было замѣтить изъ ея обращеніи со мной, но въ этомъ случаѣ она была не справедлива: мнѣ никогда не приходило въ голову, чтобы она могла подозрѣвать мои самыя обыкновенныя отношенія къ ея младшему брату; другое дѣло старшій, онъ часто какъ то загадочно и издалека заговаривалъ со мной, и я имѣла глупость принимать серьезно его разговоры, дававшіе мнѣ поводъ питать самыя несбыточныя надежды.
Однажды случилось, что онъ пришелъ по лѣстницѣ, ведущей въ комнату, гдѣ обыкновенно шили его сестры; прежде чѣмъ войти, онъ окликнулъ, какъ всегда, тамъ ли онѣ или нѣтъ. Я была въ комнатѣ одна и, подойдя къ двери, сказала:
— Вашихъ сестеръ здѣсь нѣтъ, сударь, онѣ пошли гулять въ садъ.
Говоря такимъ образомъ, я выставилась впередъ, онъ подошелъ къ двери и, какъ бы случайно схвативъ меня за руку, сказалъ:
— О, миссъ Бетти, вы здѣсь одна? Лучшаго я не желаю, мнѣ гораздо больше хочется поговорить съ вами, чѣмъ съ ними.
Затѣмъ, продолжая держать мои руки, онъ поцѣловалъ меня три или четыре раза.
Я отбивалась, желая вырваться, но дѣлала это такъ слабо, что онъ еще сильнѣе сжалъ меня и продолжалъ цѣловать до тѣхъ поръ, пока не усталъ, потомъ онъ сѣлъ, говоря:
— Милая Бетти, я люблю васъ.
Надо признаться, что эти слова воспламенили во мнѣ кровь, сердце мое забилось, я лишилась разсудка и въ то время, когда онъ повторялъ нѣсколько разъ «я люблю васъ», оно говорило мнѣ такъ ясно, какъ будто какой-то таинственный голосъ шепталъ, что мнѣ нравятся эти слова; да, когда онъ произносилъ ихъ, мои румяныя пятна на щекахъ отвѣчали: «я хочу этого, я хочу этого»; однако въ этотъ разъ ничего другого не случилось: наша встрѣча была неожиданной для меня случайностью и я скоро оправилась. Онъ оставался со мной довольно долго; затѣмъ посмотрѣвъ въ окно и увидя, что сестры возвращаются домой, онъ всталъ, поцѣловалъ меня еще разъ и сказалъ, что онъ серьезно меня любитъ и что скоро я услышу отъ него еще больше. И онъ ушелъ отъ меня радостный и веселый, а я была счастлива, но мое заблужденіе заключалось въ томъ, что ко всему происшедшему я отнеслась серьезно, а молодой джентельменъ шутя.
Съ этихъ поръ мнѣ приходили въ голову странныя мысли, я была сама не своя, когда думала о томъ, что у меня есть человѣкъ, который любитъ меня, постоянно говоритъ мнѣ о своей любви и говоритъ, что я очаровательное созданіе; переносить спокойно такія рѣчи я не могла, мое тщеславіе достигло высшихъ границъ. Правда, хотя моя голова и была преисполнена гордости, но я еще не знала порока, я не имѣла ни малѣйшаго представленія о добродѣтели, такъ что, если бы мой любовникъ понималъ это, то онъ могъ бы сдѣлать со мной все что угодно, но онъ не сознавалъ своего превосходства, его недогадливость была для меня счастьемъ въ данную минуту.
Прошло немного времени, когда онъ нашелъ новый случай увидѣть меня одну и почти при тѣхъ же условіяхъ. Это произошло такимъ образомъ: однажды обѣ дѣвушки отправились вмѣстѣ съ матерью въ гости, братъ его былъ въ городѣ, а отецъ уже около недѣли жилъ въ Лондонѣ. Молодой джентельменъ такъ усердно сторожилъ меня, что ему всегда было извѣстно гдѣ я; я же никогда не знала, дома ли онъ, или нѣтъ; и такъ онъ быстро вбѣжалъ по лѣстницѣ и, увидя меня за работой, вошелъ прямо въ комнату, и какъ въ первый разъ, обнялъ и началъ цѣловать, что продолжалось около четверти часа.
Все это происходило въ комнатѣ младшей сестры, онъ былъ тѣмъ смѣлѣе, что въ домѣ не было никого, кромѣ служанки, которая находилась внизу; въ этотъ разъ онъ сталъ настойчивѣе чѣмъ прежде, быть можетъ онъ замѣтилъ мою податливость, такъ какъ я слабо сопротивлялась его поцѣлуямъ и объятіямъ, — надо сказать правду, они доставляли мнѣ большое удовольствіе.
Истощенные этимъ занятіемъ, мы сѣли и онъ долго говорилъ со мной; онъ говорилъ, что я очаровала его, что я лишила его покоя, что онъ чѣмъ угодно можетъ доказать мнѣ свою любовь, и если я люблю его и пожелаю сдѣлать его счастливымъ, то этимъ спасу его жизнь; много, много подобныхъ прекрасныхъ словъ я услыхала отъ него въ этотъ разъ. Сама я говорила мало, но вѣроятно достаточно ясно показала ему свою наивность и непониманіе того, чего онъ ожидаетъ отъ меня. Затѣмъ, взявъ меня за руку, онъ сталъ ходить со мной по комнатѣ, потомъ, вдругъ схвативъ меня, онъ поднялъ, бросилъ на постель и началъ страстно цѣловать; однако надо отдать ему справедливость, при этомъ онъ не позволилъ себѣ никакого грубаго насилія, ограничиваясь одними долгими поцѣлуями; между тѣмъ ему послышалось будто кто-то всходитъ по лѣстницѣ, тогда онъ быстро спрыгнулъ съ кровати, поднялъ меня и, повторивъ, что безконечно любитъ меня самой благородной и честной любовью и не желаетъ причинить мнѣ ни малѣйшаго зла, онъ положилъ мнѣ въ руку пять гиней.
Деньги смутили меня теперь больше, чѣмъ всѣ его признанія, но я была въ такомъ восторженномъ состояніи, что едва сознавала себя.
Мы сидѣли не долго, онъ всталъ и началъ душить меня поцѣлуями, потомъ снова бросилъ меня на постель, гдѣ позволилъ себѣ такія вольности, о которыхъ приличіе заставляетъ умолчатъ и отъ которыхъ я не въ силахъ была бы защищаться даже и тогда, если бы онъ не остановился и довелъ свои ласки до конца.
Однако же, онъ не достигъ того, что они называютъ послѣднимъ доказательствомъ любви, и надо отдать ему справедливость, онъ не искалъ его. Такое добровольное отреченіе послужило ему оправданіемъ всѣхъ тѣхъ вольностей, которыя онъ позволялъ себѣ со мной въ другихъ случаяхъ. Послѣ этого онъ оставался не долго и, сунувъ мнѣ въ руку снова горсть золота и снова повторяя, что онъ любитъ меня больше всего на свѣтѣ, вышелъ изъ комнаты.
Никому не покажется страннымъ, что только теперь я стала разсуждать, но увы! мои разсужденія были не особенно основательны. Я была слишкомъ тщеславна и горда и слишкомъ мало добродѣтельна.
Правда, иногда я старалась угадать, чего ищетъ отъ меня мой обожатель, но больше всего я думала о его прекрасныхъ словахъ и объ его золотѣ.
Я не придавала много значенія тому, намѣренъ-ли онъ жениться на мнѣ или нѣтъ, я до тѣхъ поръ не думала объ условіяхъ, на которыхъ готова была отдаться, пока онъ самъ не сдѣлалъ мнѣ нѣчто въ родѣ предложенія, о чемъ вы уже слышали.
Такимъ образомъ я безъ малѣйшей тревоги подготовляла свое паденіе. Каждый изъ насъ поступалъ въ высшей степени безразсудно; еслибы я дѣйствовала благоразумно и оказала сопротивленіе его ласкамъ, какъ того требовали моя честь и добродѣтель, онъ или прекратилъ бы свои исканія, или предложилъ бы мнѣ свою руку и тогда можно было бы осуждать только его, а не меня. Съ другой стороны, если бы онъ зналъ, какъ было ему не трудно добиться той бездѣлицы, которой онъ желалъ, онъ бы не сталъ такъ долго смущаться, а давъ мнѣ четыре или пять гиней, при второмъ же свиданіи вступилъ бы со мной въ связь. И опять, еслибы я знала, что я кажусь ему неприступной, я бы поставила ему условіемъ или немедленно жениться на мнѣ или обезпечить меня совершенно до тѣхъ поръ, пока у него явится возможность свободно располагать собой; такимъ образомъ я получила бы все, чего хотѣла, такъ какъ, помимо наслѣдства въ будущемъ, онъ былъ очень богатъ; но мнѣ не приходили въ голову подобныя мысли, я была упоена своей красотой и гордостью быть любимой такимъ джентельменомъ, какъ онъ: что касается золота, я по цѣлымъ часамъ считала и разсматривала свои гинеи. Никогда еще бѣдное тщеславное созданіе не было окутано со всѣхъ сторонъ такою ложью, какъ я, не обращавшая вниманія на зіявшую передо мной пропасть, которая было такъ близко и которую, какъ мнѣ кажется, я скорѣе искала, чѣмъ старалась избѣгнуть.
Тѣмъ не менѣе у меня достало хитрости во все это время не дать никому ни малѣйшаго повода заподозрить наши отношенія. Въ обществѣ я едва смотрѣла на него и едва отвѣчала, когда онъ обращался ко мнѣ съ какимъ-нибудь вопросомъ; не смотря на это, мы иногда находили возможность видѣться, перекинуться словомъ и обмѣняться поцѣлуемъ, не имѣя удобнаго случая для болѣе дурныхъ поступковъ, особенно если принять во вниманіе, что онъ прибѣгалъ къ совершенно излишнимъ уловкамъ, считая труднымъ сближеніе со мной и не замѣчая, что онъ самъ дѣлаетъ его такимъ.
