Эрнест Хемингуэй - Райский сад
– Вот теперь мы согрешили. Теперь мы по-настоящему согрешили.
«Да, – подумал он, – теперь мы по-настоящему согрешили». Потом, когда она неожиданно уснула, словно уставшая маленькая девочка, и лежала подле него на боку и лунный свет падал на ее чудесную, непривычно подстриженную головку, он наклонился к ней и негромко произнес:
– Я с тобой. Не важно, что ты там еще надумала, я с тобой, и я люблю тебя.
Утром он очень хотел есть, но ждал, пока она проснется. Наконец он поцеловал ее, и она открыла глаза, улыбнулась, встала, сонная, умылась в большом тазу, села, опустив плечи, перед зеркалом, причесалась и хмуро взглянула на себя, а потом улыбнулась, коснулась кончиками пальцев щек и, надев полосатую блузу, поцеловала его. Она встала, касаясь грудью груди Дэвида, и сказала:
– Не бойся, Дэвид. Я снова твоя послушная девочка.
Но ему было чего опасаться. «Что будет дальше, – подумал он, – если уже теперь так быстро их охватило безрассудство? Что только не сгорит в таком костре? Мы были счастливы, уверен, она тоже. Впрочем, как знать? Да и не тебе судить об этом, коль скоро ты поддался ее капризу. Кто ты, чтобы мешать ей? Тебе повезло с женой, плохо лишь то, после чего остается горький осадок, а его нет. Во всяком случае, вино все лечит, только вот что ты будешь делать, когда уже и вино не поможет?»
Он достал из рюкзака бутылочку с маслом и слегка смазал ее подбородок, щеки и нос, потом нашел в рюкзаке голубой выцветший носовой платок с рисунком и прикрыл ей грудь.
– Пора просыпаться? – спросила она. – Я вижу такой чудесный сон.
– Досмотри, – сказал он.
– Спасибо.
Через несколько минут она глубоко вздохнула, тряхнула головой и села.
– Пойдем купаться, – сказала она.
Они вошли в воду вместе и заплыли далеко, веселясь и играя под водой, как дельфины. Вернувшись на берег, они растерли друг друга полотенцами, он протянул ей завернутую в газету все еще холодную бутылку вина, они сделали по глотку и рассмеялись.
– Хорошо просто пить, чтобы утолить жажду, – сказала она. – Ты действительно не против стать моим братом?
– Нет.
Он еще раз смазал маслом ее лоб, нос, щеки, подбородок и за ушами.
– Я хочу, чтобы загорело все лицо.
– Ты и так очень темный, братишка, – сказал он. – Даже не представляешь, какой ты темный.
– Хорошо, – сказала она. – Но я хочу быть еще темнее.
Они лежали на пляже на твердом, высохшем, но еще сохранившем после прилива прохладу песке. Молодой человек налил немного масла на ладонь, растер его по бедрам женщины, и, когда масло впиталось, кожа ее стала теплого цвета. Он растер маслом живот и грудь, и женщина сонно сказала:
– Так мы мало похожи на братьев. Да?
– Нет.
– Я очень стараюсь быть хорошей девочкой, – сказала она. – Нет, правда, милый, днем тебе нечего опасаться. Днем мы не позволим себе ничего из того, что бывает ночью.
В гостинице, пока она расписывалась за пухлую бандероль, куда вложили еще и письма из банка в Париже, почтальон потягивал вино. Он же принес и три письма, переадресованные банком для Дэвида. Это была первая почта с тех пор, как они сообщили в Париж адрес этой гостиницы для пересылки писем. Молодой человек дал почтальону пять франков и предложил выпить с ним еще стаканчик у обитой цинком стойки бара. Женщина сняла с доски ключ и сказала:
– Я приведу себя в порядок и буду ждать тебя в кафе.
Допив свой стакан, он попрощался с почтальоном и пошел вдоль канала в сторону кафе. Приятно было посидеть в прохладе после того, как он шел с дальнего пляжа под палящим солнцем, да еще с непокрытой головой. Он заказал вермут с содовой, достал перочинный нож и вскрыл конверты. Все три письма были от издательства, и два из них были набиты вырезками из газет и гранками рекламных объявлений. Он посмотрел вырезки и стал читать длинное письмо. Оно было обнадеживающим и сдержанно-оптимистичным. Слишком рано было говорить, как разойдется книга, но, похоже, дела шли неплохо. Большинство рецензий были отличными. Конечно, попадались и плохие. Но этого следовало ожидать. В рецензиях были подчеркнуты фразы, которые издательство собиралось использовать в дальнейшей рекламе. Издатель сожалел, что не может сообщить большего о перспективах книги, потому что опасался прогнозов. Предсказывать – плохая примета. Главное, что критики встретили книгу как нельзя лучше. Рецензии и вправду превзошли все ожидания. Впрочем, он сам может прочесть вырезки. Первый тираж был пять тысяч экземпляров, но после таких отзывов решено было напечатать второй тираж. В последующих рекламных анонсах можно будет написать: «Читайте второе издание…» Издатель надеялся, что Дэвид счастлив и вдоволь наслаждается всеми прочими радостями. Он просил передать наилучшие пожелания жене.
Молодой человек одолжил у официанта карандаш и помножил два доллара пятьдесят центов на тысячу. Это было нетрудно. Десять процентов от этой суммы составляли двести пятьдесят долларов. Помножив двести пятьдесят на пять, он получил одну тысячу двести пятьдесят долларов. Семьсот пятьдесят долларов он получил как аванс. Значит, за первый тираж он получит еще пятьсот долларов.
Теперь второй тираж. Допустим, напечатают две тысячи. Ему причитается двенадцать с половиной процентов от пяти тысяч долларов. Кажется, таковы условия контракта. Значит, он получит шестьсот двадцать пять долларов. Но кажется, двенадцать с половиной процентов платят только с тиража в десять тысяч. Что ж, все равно он получит еще пятьсот долларов. Итого тысяча.
Он начал читать рецензии и вдруг обнаружил, что незаметно выпил весь вермут. Он заказал еще и вернул карандаш официанту. Он все еще продолжал читать, когда в кафе с большой пачкой писем вошла Кэтрин.
– Я и не знала, что прислали рецензии, – сказала она. – Покажи их мне. Пожалуйста.
Официант принес вермут и, ставя стакан, заметил у нее в руках газетную вырезку с фотографией.
– C'est Monsieur?[4] – спросил он.
– Да, – сказала она и протянула ему газету.
– Но одет совсем по-другому, – сказал официант. – Пишут о вашей свадьбе? Можно взглянуть на фото мадам?
– Нет, не о свадьбе. Рецензии на книгу месье.
– Замечательно, – сказал официант, на которого ее слова произвели большое впечатление. – Мадам тоже писательница?
– Нет, – сказала она, не отрывая глаз от статьи, мадам – домашняя хозяйка.
Официант недоверчиво засмеялся:
– Мадам, должно быть, киноактриса.
Они вместе прочли газетные вырезки, затем она отложила в сторону одну рецензию и сказала:
– Мне страшно от того, что тут пишут. Как мы можем оставаться такими, как мы есть, если ты таков, как здесь пишут?
– Я уже читал о себе подобное, – сказал молодой человек. – Поначалу это развращает, но ненадолго.
– Нет, это ужасно, – сказала она. – Они погубят тебя, если ты им поверишь. Уж не думаешь ли ты, что я вышла за тебя, потому что ты такой, как пишут в этих статьях?
– Нет. Дай мне прочесть рецензии, а потом мы снова запечатаем их в конверт.
– Конечно, ты должен их прочесть. Я не дурочка, что бы заводиться по пустякам. Но носить их с собой даже в конверте? Это все равно что держать при себе чью-то урну с прахом.
– Многие были бы счастливы прочесть такие слова о своих злополучных мужьях.
– Я – не многие, и ты – не злополучный муж. Давай не будем устраивать сцен.
– Не будем. Прочти и, если найдешь что-нибудь хорошее, дельное или новое о книге, расскажешь мне. Мы уже кое-что на ней заработали.
– Прекрасно. Я очень рада. Но мы и так знаем, что она хорошая. Даже если бы рецензии были отвратительными и книга не принесла нам ни единого цента, я все равно была бы горда и счастлива.
«А я нет», – подумал молодой человек. Но промолчал. Он продолжал читать рецензии, поочередно разворачивая вырезки, и снова прятал их в конверт. Женщина вскрывала свои письма и читала их без всякого интереса. Потом она отвернулась к морю. Лицо ее было темное, коричневато-золотистого цвета, и она зачесала волосы назад так, как они легли после моря. Там, где ее подстригли совсем коротко, у висков, волосы выгорели и стали цвета белого золота, а смуглая кожа оттеняла их еще больше. Она смотрела на море, и глаза ее были грустными. Потом она снова стала распечатывать конверты. Одно длинное, отпечатанное на машинке письмо она прочла очень внимательно. Потом принялась за остальные. Молодой человек, взглянув на нее, подумал, что она вскрывала конверты так, точно лущила горох.
– Что там? – спросил он.
– Чеки.
– На крупную сумму?
– Два – на крупную.
– Вот и хорошо, – сказал он.
– Не делай вид, что тебе все равно. Хоть ты и говорил, что деньги не имеют значения.
– Разве я сказал что-нибудь?
– Нет. Просто сделал вид, что тебе неинтересно.
– Извини, – сказал он. – Крупные чеки?
– Не очень. Но нам хватит. Все на мое имя, потому что я вышла замуж. Я же говорила, что нам следует пожениться. Деньги невелики, но жить можно. Мы их потратим, и хуже от этого не будет, для того они и предназначены. Все это помимо постоянных поступлений и тех денег, что я получу, когда мне исполнится двадцать пять или тридцать, если дотяну. Можем тратить их на что вздумается. Так что пока не о чем беспокоиться. Все очень просто!
