Перед стеной времени - Юнгер Эрнст
Метеорология относится к наукам, изучающим Землю как таковую, и потому не терпит разграничения. Разные нации могут вносить в нее вклад, но не присваивать ее себе. Погодные явления, конечно же, географически варьируются и должны наблюдаться из разных точек, и все же плодотворные исследования возможны только с опорой на планетарную систему. Поскольку это очевидно, метеорология стала не только образцовым примером, но местом кристаллизации человеческой науки.
Как уже говорилось, установка первого громоотвода в 1752 году – важное событие, причем не только для мировой истории, но и для истории Земли. Сопутствовавшие ему споры уже забыты, однако следует иметь в виду, что событие это, в том числе и с теологической точки зрения, никак не могло произойти существенно раньше указанной даты. Если же смотреть с точки зрения мифа, то это первый сигнал восстания титанов, новый бунт праматери против всеотца. Из вышесказанного должно быть вполне ясно, почему Земля использует для этого бунта интеллект своего могучего сына. Она обращается к историческому человеку, поскольку происходящая с ней перемена относится к тому отрезку ее истории, который мы привыкли называть мировой историей. Однако взывает она не только к нам.
На архитектурный облик наших городов громоотводы повлияли несущественно. Они почти незаметны, хотя по своему символическому значению сразу же превзошли древние крепостные сооружения. Вскоре начинается снос городских стен. Новая держава поднимает свои знамена. Наступает динамический век.
Незримо пришедшее электричество и его практическое применение примечательным образом противопоставлено энергии пара, революционность которой была заметна с самого начала. С нею были связаны серьезные перемены не только в экономическом и социальном мире, но и в сфере политических теорий и фактов.
Говоря об энергии пара, можно отметить связь между нею и взрывной техникой. Автомобильный мотор, пулемет и ракета могли быть созданы лишь теми, кто имеет представление о паровой машине как о необходимой начальной ступени.
Большим промышленным районам, выросшим за сто лет вблизи залежей угля и руды, присущ суровый титанический характер. Тому, что их существование основано на эксплуатации, удивляться не приходится. Беспощадную хватку ощущают на себе не только те, кто работает на заводе; она определяет сущность подобных мест, проявляясь и в потрошении недр Земли, и в обеднении ландшафта за счет форсированного расходования его сил, и в новых формах конкуренции. Уродливы и сами промышленные районы, и теории, сопровождающие их возникновение и развитие.
В несравненном романе Свифта «Путешествия Гулливера», опубликованном в 1726 году, паровая машина пришлась бы кстати в Стране Великанов, меж тем как электричество скорее напоминает тысячи невидимых нитей, которыми лилипуты связали огромного человека. О том, что с этими двумя видами энергии, которые стали использоваться почти одновременно, связаны две формы демократии, видимая и невидимая, подробно говорилось в «Рабочем» [94]. Здесь уместно лишь сказать, что формирование масс и индивидов в XIX веке соотносимо с энергией пара, а слияние индивидов в технический коллектив – с электричеством. Предпослав своему госплану формулу «Социализм плюс электрификация», Ленин примитивно, но верно обозначил две главные функции фигуры рабочего.
Если паровая техника тесно связана, как отмечалось выше, со взрывной, то электричество имеет прямое отношение к радиационной технике. Входя в эти области, мы оставляем далеко позади громоздкие аппараты, работающие по принципу мельниц, насосов и часов с шестеренками. Постижение физических законов, начавшееся с чистой механики, поднимается в более сложные сферы магнетизма, оптики и акустики.
Материя движется не просто массами, но внутри масс. Дух проникает в ее камеры и колодцы, где вещества сбрасывают свои одеяния, как танцоры, перешедшие к чистому движению. Здесь осуществляется новый акт самопознания, самоосвобождения, причем не только человека, но и материи. Определить место стыка этих процессов, понять их идентичность – одна из задач, которые мы должны решить у стены времени.
У нас нет специального органа чувств для восприятия, тем более для передачи электричества. Природа вообще проявила сдержанность при наделении своих творений подобными свойствами, хотя в микро- и макрокосмическом хозяйстве электричество играет главную роль. В качестве поразительного эксперимента, который не получил продолжения и, вероятно, хранится в резерве, можно рассматривать электрическое вооружение некоторых рыб. Можно представить себе целые миры, состоящие из таких существ и одухотворяющие их.
Мы тоже испытываем на себе определяющее воздействие электрических сил, но не осознаем этого. Тем сильнее удивляет краткость промежутка времени, в течение которого они были изучены и стали употребляться для нашей пользы. Очевидно, будучи от природы ограниченным в способности к чувственному восприятию, человек, чтобы составить представление о высвобожденной им энергии нового типа, был вынужден сравнивать ее с привычными ему средствами. Так появились названия многих электрических процессов водного мира. Это выглядит как строительство моста и напоминает этимологические рудименты, оставленные в именах числительных освоением числовых рядов. То была мощная атака человека на беспредметный мир.
Сегодня работа c физическими процессами предполагает, особенно там, где она находится на периферии, тонкую связь с электрическими явлениями. В своей биографии Макс фон Лауэ [95] упоминает чуткость к оптическим микроструктурам, отмечая, что ее невозможно приобрести. Следовательно, там, где техническая работа ведется как фундаментальное исследование, происходит строгий отбор. Фигура рабочего покоряет новый мир прежде всего проникновением в невидимое и неизмеримое. Сперва забрасывается паутина, а потом вместе с ней на поверхность вытягиваются нити, канаты и, наконец, цепи. Всякому путешествию и всякому опыту предшествует духовное освоение новой территории. Образы прокладывают направляющие.
Вернемся к громоотводу. Как мы знаем, он не только притягивает молнию, но и распространяет энергию Земли. Города ощетинились, точно звери, и распространяют вокруг себя поля, которых не видит человеческий глаз. Одновременно в них просыпается новая духовность.
Здесь, опять же, не следует сводить все к чисто каузальным связям. Они присутствуют и могут выявляться, однако представляют собой лишь симптомы той универсальной перемены, которую мы определили, как образование нового слоя Земли.
Общеизвестно, что Франклин, изобретатель громоотвода, также играет одну из главных ролей в истории демократии. Людовик XVI питал по отношению к нему инстинктивную ненависть и не без причины. Через этого человека из Бостона о себе заявило новое время, неблагоприятное для отцов – будь то отцы народов или Отец Небесный. Современники чувствовали это. Не случайно слова Тюрго «Eripuit coelo fulmen sceptrumque tyrannis» [96] вырезанные на бюсте Франклина, стали классикой, хотя он не был Прометеем, а Людовик – тираном. Принято считать, будто предвестники значительного значительны сами по себе, причем их значительность очевидна. Это предубеждение. В противном случае ни управление, ни расшифровка не были бы искусством, а такие эпохи, как наша, были бы чужды трагизма. В действительности же новое расчищает себе дорогу чудовищным и необъяснимым насилием, не спрашивая, кому оно будет выгодно и по кому ударит. Оно ищет слабые места и зачастую, по-видимому, прибегает к самому дешевому решению.
В этом есть нечто непостижимое и ошеломляющее, некое повреждение, которое даже великий историк не сможет ретроспективно обосновать, не говоря уж о том, чтобы устранить. Говорить о нем способна только драма, только трагедия: «Безумство, ты превозмогло, а я погибнуть осужден» [97].
