Луиза Мэй Олкотт - Хорошие жены
— Que pensez-vous?[52] — спросила она, демонстрируя свой французский, который улучшился количественно, если не качественно, с тех пор как она приехала в Европу.
— Эта мадемуазель не теряла времени даром, и результат очарователен, — галантно ответил Лори, поклонившись с восхищенным видом и положа руку на сердце.
Она покраснела от удовольствия, но почему-то комплимент не удовлетворил ее так, как удовлетворяли те грубоватые похвалы, которые она прежде слышала от него дома, когда в праздник он, обойдя ее со всех сторон, говорил, что она выглядит «вполне отлично», и с сердечной улыбкой одобрительно гладил по голове. Ей не нравился его новый тон, так как хоть в нем и не было пресыщенности, он оставался равнодушным, несмотря на восхищенный взгляд.
«Если он так будет меняться с возрастом, то уж лучше бы всегда оставался мальчиком», — подумала она со странным ощущением разочарования и неловкости, пытаясь тем временем казаться непринужденной и веселой.
В Авигдоре она получила драгоценные письма из дома и, отдав вожжи Лори, читала с наслаждением, пока они ехали по тенистой дороге, вьющейся между живыми изгородями, в которых цвели чайные розы, такие же свежие, как в июне.
— Бесс очень плоха, мама пишет. Я часто думаю, что мне следовало бы вернуться домой, но все они говорят «оставайся». И я остаюсь, ведь мне никогда больше не представится такая возможность, как сейчас, — сказала Эми, печально глядя на одну из страниц письма.
— Я думаю, ты поступаешь правильно. Ты не смогла бы ничем помочь дома, а для них большое утешение знать, что ты здорова и счастлива и так хорошо проводишь время, моя дорогая.
Он придвинулся чуть ближе, говоря это, и стал больше похож на прежнего Лори; и страх, закрадывавшийся порой в душу Эми, отступил, ибо взгляд, движение, братское «моя дорогая» уверили ее, что, если придет горе, она не будет одна с этим горем в чужой земле.
Вскоре она засмеялась и показала ему маленький рисунок Джо — она сама в ее «писательском костюме» с грозно торчащим на шапочке бантиком и исходящими изо рта словами: «Гений кипит!» Лори улыбнулся, взял листок, положил в карман жилета — чтобы «не унесло ветром» — и с интересом прослушал веселое письмо, которое прочитала ему Эми.
— Это будет самое настоящее «веселое Рождество» для меня: утром — подарки, после обеда — ты и письма, а вечером — бал, — сказала Эми, когда они вышли из ландо среди руин и стая великолепных, совсем ручных павлинов окружила их, ожидая угощения. Пока Эми стояла на валу, смеясь и бросая крошки сверкающим на солнце птицам, Лори смотрел вверх на нее так, как прежде она смотрела на него, — с естественным любопытством, отмечая перемены, которые принесло время. Он не нашел ничего, что смутило бы его или разочаровало, но нашел многое, чем восхитился и что одобрил, так как, если не считать некоторой искусственности речей и манер, она была такой же веселой и грациозной, как всегда, но к этому добавилось нечто такое в одежде и поведении, что не поддается описанию и что мы называем элегантностью. Всегда необычно зрелая для своего возраста, она обрела определенный апломб и в осанке, и в разговоре, отчего еще больше казалась светской женщиной; но все же ее прежняя капризность иногда проявлялась, ее сильная воля не слабела, а природная искренность не была испорчена иностранным лоском.
Всего написанного здесь Лори не читал, пока наблюдал, как она кормит павлинов, но он заметил в ней немало такого, что понравилось ему и вызвало интерес, и унес с собой прекрасное воспоминание — девушка с оживленным лицом, стоящая на солнце, которое подчеркивает нежный оттенок ее платья, свежий румянец на щеках, золотистый блеск ее волос и делает всю ее заметной фигурой на фоне приятного пейзажа.
Когда они поднялись на каменную площадку на вершине горы, Эми помахала рукой, словно приглашая его на свое излюбленное место, и, указывая рукой то туда, то сюда, сказала:
— Ты помнишь все это — собор и Корсо, рыбаков, которые тянут сети в заливе, прелестную дорогу, ведущую к Вилла-Франка, башню Шуберта здесь, внизу, и самое лучшее — вон то пятнышко в морской дали, говорят, что это Корсика?
— Помню; не так уж все изменилось за то время, что я не был здесь, — отозвался он без энтузиазма.
— Чего бы не отдала Джо за вид этого знаменитого пятнышка! — сказала Эми; у нее было отличное настроение, и ей очень хотелось, чтобы такое же было и у Лори.
— Да, — вот и все, что он сказал, но, обернувшись, напряг зрение, пытаясь разглядеть остров, который сделало интересным для него напоминание о любви — узурпаторе еще более могущественном, чем даже Наполеон.
— Хорошенько посмотри на него — ради нее, а потом сядь и расскажи мне, что ты делал все это время, — сказала Эми, усаживаясь и приготовившись к дружеской беседе.
Но беседы не получилось, так как, хотя он присоединился к ней и ответил на все ее вопросы откровенно, она смогла узнать только то, что он много ездил по Европе и побывал в Греции. Проведя так целый час, они поехали обратно, и, засвидетельствовав свое почтение миссис Кэррол, Лори покинул их, пообещав прийти вечером.
Нужно отметить, что Эми особенно тщательно чистила перышки в тот вечер. Время и разлука изменили и ее, и Лори, и она увидела своего старого друга в новом свете, уже не как «нашего мальчика», но как красивого и приятного мужчину, и испытывала вполне естественное желание найти благосклонность в его взоре. Эми знала свои сильные стороны и использовала их наилучшим образом, со вкусом и мастерством, которые можно назвать приданым красивой, но бедной женщины.
Кисея и тюль были дешевы в Ницце, и потому она облачалась в них по праздничным случаям и, следуя разумной английской моде на простые платья для юных девушек, украшала свои туалеты цветами, несколькими безделушками и прочими изящными средствами, которые были и недороги, и эффектны. Нужно признать, что порой художница брала в ней верх над светской женщиной, и тогда она увлекалась античными прическами, скульптурными позами и классическими драпировками. Но, ах, у всех нас есть свои маленькие слабости, и нам нетрудно извинить подобные в молодых, которые радуют наш взгляд своей миловидностью и веселят наши сердца своим безыску-ственным тщеславием.
«Я хочу, чтобы он нашел, что я хорошо выгляжу, и написал им об этом домой», — сказала себе Эми, надевая старое белое шелковое бальное платье Фло и покрывая его сверху облаком новой «иллюзии»[53], из которого ее белые плечи и золотая голова появлялись, производя весьма живописное впечатление. У нее хватило здравого смысла, чтобы оставить в покое свои волосы, после того как густые волны кудрей были собраны на затылке в прическу a lа Геба[54].
— Да, это немодно, но это к лицу, а я не хочу делать из себя пугало, — обычно отвечала она, когда ей советовали сделать завивку, валик или косу, как диктовала новейшая мода.
Не имея достаточно изящных для такого важного случая украшений, Эми подколола свои пышные юбки несколькими розовыми азалиями и обрамила белые плечи нежной веточкой зеленого плюща. Вспоминая крашеные ботинки прежних лет, она с удовлетворением взглянула на свои белые атласные туфельки и прошлась по комнате, восхищаясь в полном одиночестве своими аристократическими ножками.
— Мой новый веер очень подходит к моим цветам, перчатки к брелоку, а настоящие кружева на тетином mouchoir[55] придают изысканность всему моему наряду. И если бы только у меня были классические нос и рот, я была бы совершенно счастлива, — сказала она, обозревая себя критическим взглядом в зеркале, со свечой в каждой руке.
Несмотря на это последнее огорчение, она выглядела необыкновенно веселой и изящной, когда заскользила к выходу — она редко бегала, считала, что это не в ее стиле и что при высоком росте больше подходит быть величавой, как Юнона, чем шаловливой или пикантной. Она прошлась туда и обратно по длинному приемному залу в ожидании Лори и сначала расположилась под люстрой, в выгодном для ее волос освещении, но затем, подумав, отошла в другой конец зала, стыдясь тщеславного желания произвести благоприятное впечатление с первого взгляда. Но оказалось, что более удачной позиции, чем та, которую заняла она, нельзя было и придумать: Лори вошел так бесшумно, что она не слышала шагов и стояла неподвижно у дальнего окна, чуть повернув голову и подобрав одной рукой складки платья, — стройная белая фигура на фоне красных занавесей была эффектна, как хорошо размещенная статуя.
— Добрый вечер, Диана! — сказал Лори, глядя на нее с удовольствием, которое ей было приятно видеть.
— Добрый вечер, Аполлон! — ответила она, отвечая улыбкой на его улыбку, так как он тоже выглядел необычайно элегантно, и, представив, как она войдет в бальный зал под руку с таким представительным мужчиной, Эми от души пожалела своих знакомых — четырех некрасивых мисс Дэвис.
