Эрнест Хемингуэй - Прощай, оружие!
Это была очень странная ночь. Не знаю, чего я ожидал, – смерти, может быть, и стрельбы, и бега в темноте, но ничего не случилось. Мы выжидали, лежа плашмя за канавой у шоссе, пока проходил немецкий батальон, потом, когда он скрылся из виду, мы пересекли шоссе и пошли дальше, на север. Два раза мы под дождем очень близко подходили к немцам, но они не видели нас. Мы обогнули город с севера, не встретив ни одного итальянца, потом, немного погодя, вышли на главный путь отступления и всю ночь шли по направлению к Тальяменто. Я не представлял себе раньше гигантских масштабов отступления. Вся страна двигалась вместе с армией. Мы шли всю ночь, обгоняя транспорт. Нога у меня болела, и я устал, но мы шли очень быстро. Таким глупым казалось решение Бонелло сдаться в плен. Никакой опасности не было. Мы прошли сквозь две армии без всяких происшествий. Если б не гибель Аймо, казалось бы, что опасности никогда и не было. Никто нас не тронул, когда мы совершенно открыто шли по железнодорожному полотну. Гибель пришла неожиданно и бессмысленно. Я думал о том, где теперь Бонелло.
– Как вы себя чувствуете, tenente? – спросил Пиани. Мы шли по краю дороги, запруженной транспортом и войсками.
– Прекрасно.
– Я устал шагать.
– Что ж, нам теперь только и дела, что шагать. Тревожиться не о чем.
– Бонелло свалял дурака.
– Конечно, он свалял дурака.
– Как вы с ним думаете быть, tenente?
– Не знаю.
– Вы не можете отметить его как взятого в плен?
– Не знаю.
– Если война будет продолжаться, его родных могут притянуть к ответу.
– Война не будет продолжаться, – сказал какой-то солдат. – Мы идем домой. Война кончена.
– Все идут домой.
– Мы все идем домой.
– Прибавьте шагу, tenente, – сказал Пиани. Он хотел поскорей пройти мимо.
– Tenente? Кто тут tenente? A basso gli ufficiali! Долой офицеров!
Пиани взял меня под руку.
– Я лучше буду звать вас по имени, – сказал он. – А то не случилось бы беды. Были случаи расправы с офицерами.
Мы ускорили шаг и миновали эту группу.
– Я постараюсь сделать так, чтобы его родных не притянули к ответу, – сказал я, продолжая разговор.
– Если война кончилась, тогда все равно, – сказал Пиани. – Но я не верю, что она кончилась. Слишком было бы хорошо, если бы она кончилась.
– Это мы скоро узнаем, – сказал я.
– Я не верю, что она кончилась. Тут все думают, что она кончилась, но я не верю.
– Viva la Pace![26] – выкрикнул какой-то солдат. – Мы идем домой.
– Славно было бы, если б мы все пошли домой, – сказал Пиани. – Хотелось бы вам пойти домой?
– Да.
– Не будет этого. Я не верю, что война кончилась.
– Andiamo a casa![27] – закричал солдат.
– Они бросают винтовки, – сказал Пиани. – Снимают их и кидают на ходу. А потом кричат.
– Напрасно они бросают винтовки.
– Они думают, если они побросают винтовки, их не заставят больше воевать.
В темноте под дождем, прокладывая себе путь вдоль края дороги, я видел, что многие солдаты сохранили свои винтовки. Они торчали за плечами.
– Какой бригады? – окликнул офицер.
– Brigata di Pace! – закричал кто-то. – Бригады мира.
Офицер промолчал.
– Что он говорит? Что говорит офицер?
– Долой офицера! Viva la Pace!
– Прибавьте шагу, – сказал Пиани.
Мы увидели два английских санитарных автомобиля, покинутых среди других машин на дороге.
– Из Гориции, – сказал Пиани. – Я знаю эти машины.
– Они опередили нас.
– Они раньше выехали.
– Странно. Где же шоферы?
– Где-нибудь впереди.
– Немцы остановились под Удине, – сказал я. – Мы все перейдем реку.
– Да, – сказал Пиани. – Вот почему я и думаю, что война будет продолжаться.
– Немцы могли продвинуться дальше, – сказал я. – Странно, почему они не продвигаются дальше.
– Не понимаю. Я ничего не понимаю в этой войне.
– Вероятно, им пришлось дожидаться обоза.
– Не понимаю, – сказал Пиани. Один, он стал гораздо деликатней. В компании других шоферов он был очень невоздержан на язык.
– Вы женаты, Луиджи?
– Вы ведь знаете, что я женат.
– Не потому ли вы не захотели сдаться в плен?
– Отчасти и потому. А вы женаты, tenente?
– Нет.
– Бонелло тоже нет.
– Нельзя все объяснять только тем, что человек женат или не женат. Но женатому, конечно, хочется вернуться к жене, – сказал я. Мне нравилось разговаривать о женах.
– Да.
– Как ваши ноги?
– Болят.
Перед самым рассветом мы добрались до берега Тальяменто и свернули вдоль вздувшейся реки к мосту, по которому шла переправа.
– Должны бы закрепиться на этой реке, – сказал Пиани. В темноте казалось, что река вздулась очень высоко. Вода бурлила, и русло как будто расширилось. Деревянный мост был почти в три четверти мили длиной, и река, которая обычно узкими протоками бежала в глубине по широкому каменистому дну, поднялась теперь почти до самого деревянного настила. Мы прошли по берегу и потом смешались с толпой, переходившей мост. Медленно шагая под дождем, в нескольких футах от вздувшейся реки, стиснутый плотно в толпе, едва не натыкаясь на зарядный ящик впереди, я смотрел в сторону и следил за рекой. Теперь, когда пришлось равнять свой шаг по чужим, я почувствовал сильную усталость. Оживления не было при переходе через мост. Я подумал, что было бы, если бы днем сюда сбросил бомбу самолет.
– Пиани! – сказал я.
– Я здесь, tenente. – В толчее он немного ушел от меня вперед. Никто не разговаривал. Каждый старался перейти как можно скорей, думал только об этом. Мы уже почти перешли. В конце моста, по обе стороны, стояли с фонарями офицеры и карабинеры. Их силуэты чернели на фоне неба. Когда мы подошли ближе, я увидел, как один офицер указал на какого-то человека в колонне. Карабинер пошел за ним и вернулся, держа его за плечо. Он повел его в сторону от дороги. Мы почти поравнялись с офицерами. Они всматривались в каждого проходившего в колонне, иногда переговариваясь друг с другом, выступая вперед, чтобы осветить фонарем чье-нибудь лицо. Еще одного взяли как раз перед тем, как мы поравнялись с ними. Это был подполковник. Я видел звездочки на его рукаве, когда его осветили фонарем. У него были седые волосы, он был низенький и толстый. Карабинеры потащили его в сторону от моста. Когда мы поравнялись с офицерами, я увидел, что они смотрят на меня. Потом один указал на меня и что-то сказал карабинеру. Я увидел, что карабинер направляется в мою сторону, проталкиваясь ко мне сквозь крайние ряды колонны, потом я почувствовал, что он ухватил меня за ворот.
– В чем дело? – спросил я и ударил его по лицу. Я увидел его лицо под шляпой, подкрученные кверху усы и кровь, стекавшую по щеке. Еще один нырнул в толпу, пробираясь к нам.
– В чем дело? – спросил я. Он не отвечал. Он выбирал момент, готовясь схватить меня. Я сунул руку за спину, чтоб достать пистолет. – Ты что, не знаешь, что не смеешь трогать офицера?
Второй схватил меня сзади и дернул мою руку так, что чуть не вывихнул ее. Я обернулся к нему, и тут первый обхватил меня за шею. Я бил его ногами и левым коленом угодил ему в пах.
– В случае сопротивления стреляйте, – услышал я чей-то голос.
– Что это значит? – попытался я крикнуть, но мой голос прозвучал глухо. Они уже оттащили меня на край дороги.
– В случае сопротивления стреляйте, – сказал офицер. – Уведите его.
– Кто вы такие?
– После узнаете.
– Кто вы такие?
– Полевая жандармерия, – сказал другой офицер.
– Почему же вы не просили меня подойти, вместо того чтоб напускать на меня эти самолеты?
Они не ответили. Они не обязаны были отвечать. Они были – полевая жандармерия.
– Отведите его туда, где все остальные, – сказал первый офицер. – Слышите, он говорит по-итальянски с акцентом.
– С таким же, как и ты, сволочь, – сказал я.
– Отведите его туда, где остальные, – сказал первый офицер.
Меня повели мимо офицеров в сторону от дороги на открытое место у берега реки, где стояла кучка людей. Когда мы шли, в той стороне раздались выстрелы. Я видел ружейные вспышки и слышал залп. Мы подошли. Четверо офицеров стояли рядом, и перед ними, между двумя карабинерами, какой-то человек. Немного дальше группа людей под охраной карабинеров ожидала допроса. Еще четыре карабинера стояли возле допрашивавших офицеров, опершись на свои карабины. Эти карабинеры были в широкополых шляпах. Двое, которые меня привели, подтолкнули меня к группе, ожидавшей допроса. Я посмотрел на человека, которого допрашивали. Это был маленький толстый седой подполковник, взятый в колонне. Офицеры вели допрос со всей деловитостью, холодностью и самообладанием итальянцев, которые стреляют, не опасаясь ответных выстрелов.
– Какой бригады?
