Генри Джеймс - Европейцы
— Никто не стал бы ее вынуждать, Феликс, — сказала Шарлотта.
— Я рад это слышать. Потому что в этих случаях даже самая безупречная женщина невольно начинает думать о том, чем себя вознаградить. На горизонте появляется какой-нибудь красавчик, и voilà![65] — Шарлотта сидела молча, не поднимая глаз, и Феликс через секунду добавил: — Почему вы отложили туфлю? Мне так приятно смотреть на вас, когда вы вышиваете.
Шарлотта взялась за свою многоцветную канву и с отсутствующим видом украсила несколькими синими стежками большую круглую розу.
— Если Гертруда так… так необычна, — сказала она, — почему же вы хотите на ней жениться?
— Именно поэтому, дорогая Шарлотта. Мне нравятся необычные женщины, всегда нравились. Спросите Евгению! А Гертруда неповторима, она говорит такие бесподобные вещи.
Шарлотта подняла глаза и, как бы желая подчеркнуть укоризненный смысл своих слов, чуть ли не в первый раз на него посмотрела.
— Ваше влияние на нее очень велико.
— И да, и нет! — сказал Феликс. — Сначала, наверное, это было так. А сейчас неизвестно, кто на кого влияет больше: скорей всего, в равной мере. Ее власть надо мной сильна — ведь Гертруда очень сильная. Я не думаю, что вы ее знаете; она такая одаренная натура!
— О да, Феликс, я всегда считала, что Гертруда — одаренная натура.
— Это вы говорите сейчас. Постойте, то ли еще будет! — вскричал молодой человек. — Она нераспустившийся цветок. Дайте мне сорвать ее с отчего древа, и вы увидите, как она расцветет. Я уверен, вы этому порадуетесь.
— Я вас не понимаю, — пробормотала Шарлотта. — Я неспособна, Феликс.
— Но это вы ведь способны понять — я прошу вас замолвить за меня слово перед вашим отцом. Он считает меня, что вполне естественно, легкомысленным малым, богемой, прожигателем жизни. Скажите ему, что это не так, а если когда-то и было так, я все забыл. Я люблю радости жизни, не спорю, но невинные радости. Горе — оно и есть горе. А вот радости, как вы знаете, бывают самого разного толка. Скажите ему, что Гертруда — нераспустившийся цветок и что я человек серьезный.
Шарлотта встала и медленно свернула свое вышивание.
— Мы знаем, Феликс, что сердце у вас доброе, — сказала она. — Но нам жаль мистера Брэнда.
— Ну конечно, вам в особенности! Потому что, — поспешил он добавить, — вы женщина. Но мне ничуть его не жаль. Любому мужчине на его месте достаточно было бы того, что в нем принимаете участие вы.
— Мистеру Брэнду этого недостаточно, — сказала просто Шарлотта и замерла, как бы послушно дожидаясь, не скажет ли ей Феликс еще чего-нибудь.
— Мистер Брэнд теперь не так уж стремится к этому браку, — не замедлил сказать Феликс. — Ваша сестра пугает его; она кажется ему слишком легкомысленной.
Шарлотта смотрела на него умоляюще своими прекрасными глазами, в которых, казалось, вот-вот появятся слезы.
— Феликс, Феликс! — воскликнула она. — Что вы с ней сделали?
— Думаю, она спала, а я ее разбудил!
Судя по всему, Шарлотта не смогла удержать слез; она тут же вышла из комнаты. И Феликс, который о чем-то размышлял, глядя ей вслед, был, очевидно, так жесток, что испытал от ее слез удовлетворение.
В ту-же ночь Гертруда, молчаливая и серьезная, вышла к нему в сад; это было что-то вроде свидания. Гертруде, как оказалось, свидания нравились. Сорвав веточку гелиотропа, она воткнула ее в корсаж; но она не произнесла ни слова. Они шли по садовой дорожке, и Феликс смотрел на этот едва обозначавшийся при свете звезд прямоугольный гостеприимный дом, где во всех окнах было темно.
— Меня немного мучит совесть, — сказал он. — Я не должен был так с вами встречаться — до того, как получил согласие вашего отца.
Гертруда несколько секунд на него смотрела.
— Я вас не понимаю.
— Вы очень часто это говорите, — сказал Феликс. — При том, что мы так плохо друг друга понимаем, надо только удивляться, что мы так хорошо ладим.
— Но с тех пор как вы приехали, мы только и делаем, что встречаемся встречаемся без всех, одни. Когда я в первый раз вас увидела, мы были с вами одни, — продолжала Гертруда. — В чем же разница? В том, что сейчас ночь?
— Разница в том, Гертруда, — сказал, преграждая ей путь, Феликс, — что я люблю вас… люблю больше, чем раньше.
И они стояли в напоенной теплом тишине в двух шагах от темного дома и говорили.
— Я обратился к Шарлотте, пытался до разговора с вашим отцом заручиться ее поддержкой. Но она полна какого-то благородного упрямства; виданное ли дело, чтобы женщина во что бы то ни стало хотела действовать себе во вред?
— Вы слишком осторожны, — сказала Гертруда, — слишком дипломатичны.
— Не затем я приехал сюда, — вскричал молодой человек, — чтобы кто-то из-за меня стал несчастным!
Гертруда постояла несколько секунд, озираясь в благоухающем ночном мраке.
— Я сделаю все, что вы пожелаете, — сказала она.
— Например? — спросил, улыбаясь, Феликс.
— Уеду отсюда. Я сделаю все, что вы пожелаете.
Феликс смотрел на нее с благоговейным восторгом.
— Да, мы уедем, — сказал он. — Но сначала мы восстановим согласие.
Гертруда снова стояла, озираясь по сторонам, и вдруг у нее вырвалось из глубины души:
— Почему из-за них всегда чувствуешь себя виноватой? Почему все должно даваться с таким трудом? Почему они не могут понять?
— Я заставлю их понять! — сказал Феликс. Он продел ее руку в свою, и они еще с полчаса бродили по саду и говорили.
Глава 12
Феликс подождал два дня, предоставляя Шарлотте возможность просить за него, а на третий день стал искать встречи с дядей. Дело было утром, мистер Уэнтуорт сидел у себя в конторе, и Феликс, войдя к нему, застал там и Шарлотту, о чем-то совещавшуюся с отцом. После разговора с Феликсом Шарлотта не отходила от мистера Уэнтуорта ни на шаг. Твердо решив, что ее долг передать ему слово в слово страстную просьбу кузена, она следовала за отцом словно тень, чтобы он оказался поблизости в ту минуту, как она соберется с духом и сможет приступить к разговору. У бедняжки Шарлотты, естественно, не хватало духу заговорить с ним на эту тему, особенно когда ей приходили на память кое-какие предположения Феликса. День за днем все крепче заколачивать гроб, где лежит приготовленное для погребения непризнанное, но милое вам дитя вашего заблудшего сердца, — занятие во всех случаях не из приятных, и оно не становится легче оттого, что дерзкие непонятные слова разговорчивого иностранца вызвали из царства теней призрак удушенной вами былой мечты. Что имел в виду Феликс, заявив, будто мистер Брэнд не так уж теперь стремится к этому браку? Приунывший на самом законном основании поклонник ее сестры ничем перед ней не обнаруживал, что он дрогнул. Шарлотта трепетала с головы до ног, когда нет-нет да и позволяла себе на миг поверить, что, быть может, мистер Брэнд втайне дрогнул; а поскольку ей казалось, что слова Феликса обретут большую силу, если она повторит их отцу, то она дожидалась только минуты, когда к ней возвратится наконец спокойствие. Однако сейчас она сетовала мистеру Уэнтуорту на то, как она обеспокоена, и даже принялась перечислять все, что ее беспокоит, когда вошел Феликс.
Оторвавшись от чтения бостонских «Известий», мистер Уэнтуорт сидел, положив нога на ногу, обратив к дочери праведное бесстрастное лицо. Феликс вошел в комнату, улыбаясь, как бы всем своим видом говоря, что ему надо сообщить что-то важное, и дядя смотрел на него так, словно он ожидал этого и вместе с тем хотел бы предотвратить. Феликс с его необыкновенным даром красноречия стал постепенно внушать опасения своему дяде, который все еще не мог прийти к твердому мнению насчет того, как держаться с племянником. Впервые в жизни мистер Уэнтуорт стремился уклониться от ответственности; он всей душой желал, чтобы ему не пришлось решать, как следует относиться к легкомысленному витийству Феликса. Он жил в вечном страхе, что племянник выманит у него согласие на одно из своих сомнительных предложений; и внутренний голос подсказывал старому джентльмену, что самый надежный путь — не пускаться с Феликсом в рассуждения. Мистер Уэнтуорт надеялся, что приятный эпизод, каковым являлся визит племянника, благополучно минует, не заставив его проявить еще большую непоследовательность.
Феликс посмотрел с понимающим видом на Шарлотту, потом на мистера Уэнтуорта и снова на Шарлотту. Мистер Уэнтуорт обратил к племяннику свое благородное с нахмуренными бровями чело и разгладил верхний лист «Известий».
— Мне полагалось бы явиться с букетом, — сказал, смеясь, Феликс. — Во Франции так принято.
— Мы не во Франции, — ответил мистер Уэнтуорт сдержанно, между тем как Шарлотта смотрела на Феликса не отрывая глаз.
— Да, по счастью, мы не во Франции. Боюсь, мне пришлось бы там во много раз хуже. Шарлотта, голубушка, вы оказали мне милую услугу, о которой я вас просил? — И Феликс склонился перед ней в легком поклоне, как будто кто-то его ей представлял. Шарлотта смотрела на него чуть ли не с испугом, а мистер Уэнтуорт подумал: вот оно начинается, сейчас Феликс пустится с ним в рассуждения.
