Антон Чехов - Том 11. Пьесы. 1878-1888
Т и х о н. Ты же где ляжешь?
М е р и к. Где придется… Хоть и на полу… (Постилает сермягу на полу.) Мне всё равно. (Кладет рядом с собой топор.) Ему на полу спать мука… Привык к шелку да к вате…
Т и х о н (Борцову). Ложись, ваше благородие! Будет тебе на патрет глядеть! (Тушит свечу.) Брось ты ее!
Б о р ц о в (пошатываясь). Где же мне лечь?
Т и х о н. На бродягино место! Чай, слыхал, уступает тебе!
Б о р ц о в (подходит к уступленному месту). Я тово… опьянел… Это… что же? Тут мне ложиться? А?
Т и х о н. Тут, тут, не бойся, ложись… (Растягивается на прилавке.)
Б о р ц о в (ложится). Я… пьян… Все кругом… (Открывает медальон.) Свечечки у тебя нет?
Пауза. Ты, Маша, чудачка… Глядишь на меня из рамочки и смеешься… (Смеется.) Пьяный! А разве над пьяным можно смеяться? Ты пренебреги, как говорит Счастливцев, и… полюби пьяного.
Ф е д я. Ветер-то как воет! Жутко!
Б о р ц о в (смеется). Какая ты… Разве можно так кружиться? Тебя не поймаешь!
М е р и к. Бредит. На партрет загляделся. (Смеется.) Комиссия! Образованные господа всякие машины и лекарства повыдумывали, а нет еще того умного человека, чтоб нашел лекарство от женского пола… Ищут, как бы все болезни лечить, а того и вдомек не берут, что от бабья народа пропадает больше, чем от болезней… Лукавы, сребролюбы, немилостивы, никакого ума… Свекровь изводит невестку, невестка норовит как бы облукавить мужа… И конца нет…
Т и х о н. Натрепали ему бабы вихор, вот он и топорщится.
М е р и к. Не я один… Спокон века, пока мир стоит, люди плачутся… Недаром и не зря в сказках да песнях черта с бабой на одну линию ставят… Недаром! Хоть наполовину да правда…
Пауза. Барин вон дурака ломает, а я нешто от большого ума в бродяги пошел, отца-мать бросил?
Ф е д я. Бабы?
М е р и к. Тоже как вот и барин… Ходил, как окаянный, завороженный, счастьем похвалялся… день и ночь как в огне, а пришла пора, открыл глаза… Не любовь была, а одно только обманство…
Ф е д я. Что ж ты ей сделал?
М е р и к. Не твое дело…
Пауза. Убил, думаешь? Руки коротки… Не то что убьешь, но еще и пожалеешь… Живи ты и будь ты… счастлива! Не видали б только тебя мои глаза, да забыть бы мне тебя, змея подколодная!
Стук в дверь.
Т и х о н. Кого-то черти принесли… Кто там?
Стук. Кто стучит? (Встает и подходит к двери.) Кто стучит? Проходи, заперто!
Г о л о с з а д в е р ь ю. Впусти, Тихон, сделай милость! Рессора в карете лопнула! Помоги, будь отцом родным! Веревочкой бы только обвязать, а потом уж как-нибудь доехали бы…
Т и х о н. Кто едет?
Г о л о с з а д в е р ь ю. Барыня едет из города в Варсонофьево… Пять верст только осталось… Помоги, сделай милость!
Т и х о н. Поди, скажи барыне, коли даст десять рублей, так и веревка будет и рессору починим…
Г о л о с з а д в е р ь ю. Взбесился ты, что ли? Десять рублей! Собака ты бешеная! Рад людскому горю!
Т и х о н. Как знаешь… Не хочешь и не нужно…
Г о л о с з а д в е р ь ю. Ну, да ладно, погоди…
Пауза. Барыня сказала: хорошо.
Т и х о н. Милости Просим! (Отворяет дверь и впускает кучера.)
ЯВЛЕНИЕ IV
Те же и к у ч е р.
К у ч е р. Здорово, православные! Ну давай веревку! Скорей! Ребята, кто пойдет поможет? На чай перепадет!
Т и х о н. Нечего там на чай… Пущай дрыхнут, вдвоем справимся.
К у ч е р. Фуй, измаялся весь! Холодно, в грязи, ни одного сухого места… Вот что еще, милый… Нет ли у тебя здесь комнатки, барыне погреться? Карету покривило набок, сидеть никак невозможно…
Т и х о н. Какой еще там комнаты захотела? Пущай здесь греется, коли озябла… Найдем место. (Подходит к Борцову и очищает около него место.) Вставайте, вставайте! Поваляйтесь часик на полу, покеда барыня погреется. (Борцову.) Привстань-ка, ваше благородие! Посиди! (Борцов приподнимается.) Вот тебе и место.
К у ч е р выходит.
Ф е д я. Вот вам и гостья, шут ее принес! Таперь до света не уснешь!
Т и х о н. Жалко, что я пятнадцати не запросил… Дала бы… (Останавливается перед дверью в ожидательной позе.) Вы же, народ, поделикатней… Не говорите слов…
Входят М а р ь я Е г о р о в н а и за нею к у ч е р.
ЯВЛЕНИЕ V
Те же, М а р ь я Е г о р о в н а и к у ч е р.
Т и х о н (кланяется). Милости просим, ваше сиятельство! Жилье наше мужицкое, тараканье. Не побрезгуйте!
М а р ь я Е г о р о в н а. Я тут ничего не вижу… Куда же мне идти?
Т и х о н. Сюда, ваше сиятельство! (Ведет ее к месту около Борцова.) Сюда, милости просим! (Дует на место.) Комнатки у меня отдельной, извините, нету, но вы, сударыня, не сомневайтесь: народ хороший, тихий…
М а р ь я Е г о р о в н а (садится рядом с Борцовым). Какая ужасная духота! Отворите по крайней мере хоть дверь!
Т и х о н. Слушаю-с! (Бежит и отворяет настежь дверь.)
М е р и к. Народ зябнет, а они двери настежь! (Встает и захлопывает дверь.) Что за указчица? (Ложится.)
Т и х о н. Извините, ваше сиятельство, это у нас дурачок… юродивенький… Но вы не пужайтесь, не обидит… Только извините, барыня, я за десять рублей не согласен… За пятнадцать, ежели угодно…
М а р ь я Е г о р о в н а. Хорошо, только поскорей!..
Т и х о н. Сею минутою… Мигом мы это самое… (Вытаскивает из-под прилавка веревки.) Сею минутою…
Пауза.
Б о р ц о в (вглядывается в Марью Егоровну). Мари… Маша…
М а р ь я Е г о р о в н а (глядя на Борцова). Что еще?
Б о р ц о в. Мари… Это ты? Откуда ты?
Марья Егоровна, узнав Борцова, вскрикивает и отскакивает на середину кабака. (Идет за ней.) Мари, это я… Я! (Хохочет.) Моя жена! Мари! Да где же я нахожусь? Люди, огня!
М а р ь я Е г о р о в н а. Отойдите прочь! Лжете, это не вы! Невозможно! (Закрывает лицо руками) Это ложь, глупость!
Б о р ц о в. Голос, движения… Мари, это я! Сейчас я перестану… быть пьян… Голова кружится… Боже мой! Постой, постой… я ничего не понимаю. (Кричит.) Жена! (Падает к ее ногам, и рыдает.)
Около супругов собирается группа.
М а р ь я Е г о р о в н а. Отойдите прочь! (Кучеру.) Денис, едем! Я не могу здесь долее оставаться!
М е р и к (вскакивает и пристально вглядывается ей в лицо). Партрет! (Хватает ее за руку.) Она самая! Уй, народ! Жена баринова!
М а р ь я Е г о р о в н а. Пошел прочь, мужик! (Старается вырвать у него свою руку.) Денис, что же ты смотришь? (Денис и Тихон подбегают к ней и хватают Мерика под руки.) Это разбойничий вертеп! Пусти же руку! Не боюсь я!.. Подите прочь!
М е р и к. Постой, сейчас отпущу… Дай мне сказать тебе одно только слово… Одно слово, чтоб ты поняла… Постой… (Оборачивается к Тихону и Денису.) Прочь вы, хамы, не держите! Не выпущу, покеда слова не скажу! Постой… сейчас. (Бьет себя кулаком по лбу.) Нет, не дал бог разума! Не могу я тебе этого слова придумать!
М а р ь я Е г о р о в н а (вырывает руку). Поди ты прочь! Пьяницы… Едем, Денис! (Хочет идти к двери.)
М е р и к (загораживает ей дорогу). Ну, погляди ты на него хоть одним глазом! Приголубь ты его хоть одним словечком ласковым. Богом молю!
М а р ь я Е г о р о в н а. Возьмите от меня этого… юродивого.
М е р и к. Так пропадай же ты, проклятая, пропадом! (Взмахивает топором.)
Страшное волнение. Все вскакивают с шумом и криком ужаса. Савва становится между Мериком и Марьей Егоровной… Денис с силой отталкивает в сторону Мерика и выносит свою барыню из кабака. После этого все стоят как вкопанные. Продолжительная пауза.
Б о р ц о в (ловит в воздухе руками). Мари… Где же ты, Мари!
Н а з а р о в н а. Боже мой, боже мой… Душеньку мою надорвали вы, убивцы! И что за ночь окаянная!
М е р и к (опуская руку с топором). Убил я ее, аль нет?..
Т и х о н. Благодари бога, цела твоя голова…
М е р и к. Не убил, стало быть… (Пошатываясь, идет к своей постели.) Не привела судьба помереть от краденого топора… (Падает на постель и рыдает.) Тоска! Злая моя тоска! Пожалейте меня, люди православные!
Занавес
Лебединая песня
(КАЛХАС)
ДРАМАТИЧЕСКИЙ ЭТЮД В ОДНОМ ДЕЙСТВИИ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
В а с и л и й В а с и л ь и ч С в е т л о в и д о в, комик, старик 68-ми лет.
Н и к и т а И в а н ы ч, суфлер, старик.
Действие происходит на сцене провинциального театра, ночью, после спектакля.
Пустая сцена провинциального театра средней руки. Направо ряд некрашеных, грубо сколоченных дверей, ведущих в уборные; левый план и глубина сцены завалены хламом. Посреди сцены опрокинутый табурет. - Ночь.
Темно.
I
С в е т л о в и д о в в костюме Калхаса, со свечой в руке, выходит из уборной и хохочет.
С в е т л о в и д о в. Вот так фунт! Вот так штука. В уборной уснул! Спектакль давно уже кончился, все из театра ушли, а я преспокойнейшим манером храповицкого задаю. Ах, старый хрен, старый хрен! Старая ты собака! Так, значит, налимонился, что сидя уснул! Умница! Хвалю, мамочка. (Кричит.) Егорка! Егорка, черт! Петрушка! Заснули, черти, в рот вам дышло, сто чертей и одна ведьма! Егорка! (Поднимает табурет, садится на него и ставит свечу на пол.) Ничего не слышно… Только эхо и отвечает… Егорка и Петрушка получили с меня сегодня за усердие по трешнице, - их теперь и с собаками не сыщешь… Ушли и, должно быть, подлецы, театр заперли… (Крутит головой.) Пьян! Уф! Сколько я сегодня ради бенефиса влил в себя этого винища и пивища, боже мой! Во всем теле перегар стоит, а во рту двунадесять языков ночуют… Противно…