Жорис-Карл Гюисманс - Геенна огненная
— Если бы они еще с должным почтением относились бы к колоколам… — Карекс покачал головой. — Принеси-ка нам куломье, — обратился он к жене, которая убирала со стола тарелки.
Де Герми разлил вино. Все молча принялись за сыр.
— Послушай, — снова заговорил Дюрталь, повернувшись к де Герми, — а правда ли, что женщина, принимающая по ночам инкуб, обязательно мерзлячка? Иначе говоря, является ли постоянно холодное тело своеобразной уликой? Когда-то инквизиция считала, что колдуны не способны проливать слезы, и это качество служило серьезным основанием для обвинения в совершении злодеяний, связанных с магией.
— На этот вопрос я могу ответить. Когда-то женщины, имевшие дело с инкубами, действительно обладали ледяным телом, неподвластным даже августовской жаре, во многих книгах обращается на это внимание. Но теперь все наоборот. Большинство людей, которых искушают злые духи, имеют горячую, сухую кожу. Эта метаморфоза еще не приняла всеобщий характер, но все к тому идет. Помню, что доктор Иоханнес, о котором упоминал Гевэнгей, рассказывал, что ему приходилось снижать температуру своих пациентов компрессами.
— А! Дюрталь думал о мадам Шантелув.
— А где сейчас доктор Иоханнес? — поинтересовался Карекс.
— Он живет в уединении, в Лионе. Думаю, он не оставил свою деятельность и проповедует блаженство, исходящее от Святого Духа.
— А вообще-то что представляет собой этот доктор? — спросил Карекс.
— Это очень умный и образованный священник. Он достиг довольно высокого положения в общине и даже возглавлял в Париже единственный журнал, имевший мистическое направление. К нему обращались за консультациями по вопросам теологии, он получил признание как специалист по каноническому праву. У него были напряженные отношения с папской курией и с архиепископом Парижа. Его погубили сеансы экзорсизма и борьба с инкубами, которую он вел в женских монастырях.
Я помню нашу последнюю встречу так отчетливо, словно она произошла вчера. Я столкнулся с ним на улице де Гренель. Он выходил из епископата. В этот день он покинул лоно Церкви. Я так и вижу, как мы брели с ним по пустынному бульвару, расположенному в двух шагах от Дома инвалидов. Он был очень бледен, расстроен, его голос заметно дрожал.
Он был вызван к архиепископу, и у него потребовали объяснений по поводу одной больной, страдавшей эпилепсией, которую ему, по его словам, удалось вылечить при помощи одной реликвии, плащаницы Христа, хранившейся в Аржантёе. Кардинал и два викария стоя выслушали его.
Когда он закончил, ему задали еще несколько вопросов, касавшихся его практики, связанной с магией, а затем кардинал Гибер произнес «Вам следовало бы отправиться в аббатство Трапп!» Его ответ я запомнил дословно: «Если я посягнул на законы Церкви, то готов нести наказание. Раз вы считаете, что я виновен, предайте меня церковному суду, клянусь честью своего сана, что я подчинюсь его приговору. Но я настаиваю на том, чтобы меня судили по всем каноническим правилам, ибо, согласно своду церковных законов, не подобает человеку самому вершить суд над собой».
На столе лежал один из номеров его журнала. Кардинал, указав перстом на раскрытую страницу, спросил: «Вы автор этой писанины?» — «Да, Ваше Преосвященство». — «Это взгляды безбожника!» И он удалился из кабинета, выкрикнув с порога: «Вон отсюда!» И тогда Иоханнес пошел за ним, упал на колени и сказал: «Ваше Преосвященство, если я невольно оскорбил вас, простите меня». Но кардинал лишь еще сильнее распалился: «Убирайтесь вон, или вас выведут силой!»
Иоханнес поднялся с колен и молча удалился. «Я порываю с прошлым», — сказал он мне на прощание. Он был так мрачен, что я не решился на дальнейшие расспросы.
Все помолчали. Карекс ушел на башню, так как настало время звонить, его жена убрала остатки десерта и свернула скатерть, де Герми готовил кофе, а Дюрталь задумчиво сворачивал сигарету.
Вскоре вернулся Карекс в отзвуках колокольного звона и воскликнул:
— Де Герми, вы упомянули францисканцев. А знаете ли вы, что этот орден пришел в такой упадок, что не мог позволить себе иметь даже один-единственный колокол? Правда, их устав, когда-то очень суровый, превосходивший человеческие возможности, теперь не соблюдается так уж строго. Сейчас у них есть колокол, но всего один.
— Так же дело обстоит в большинстве аббатств.
— Нет, обычно монастыри располагают хотя бы тремя колоколами, что символизирует Троицу.
— А что, количество колоколов в церквах и монастырях как-то регламентируется?
— Да, некоторые правила раньше соблюдались. Существовала определенная иерархия. Так, монастырские колокола оставались неподвижными, когда звонили колокола в церквах. Они, словно вассалы, почтительно замирали и молча слушали, как властелин обращается к народу. Это установление было освящено в 1590 году решением церковного собора в Тулузе и затем подтверждено двумя декретами Конгрегации по обрядам, но теперь оно забыто. Святой Карл Борроме предписывал кафедральному собору иметь от пяти до семи колоколов, коллегиальной церкви — три колокола, приходскому храму — два. В наши дни количество колоколов зависит от того, насколько богата церковь.
Но мы совсем заболтались. Где наши стаканчики?
Мадам Карекс поставила стаканы на стол, пожала руки гостям и скрылась в своей комнате. Карекс разлил коньяк. Де Герми сказал, понизив голос:
— Мне не хотелось говорить при ней, это довольно неприятная тема, которая могла бы ее напугать, но сегодня утром мне нанес весьма странный визит Гевэнгей. Он едет к доктору Иоханнесу в Лион. Он утверждает, что на него напустил порчу каноник Докр, который проездом был в Париже. Не знаю, что произошло между ними, но вид у Гевэнгея весьма болезненный.
— Но что с ним? — спросил Дюрталь.
— Мне абсолютно ничего не известно. Я его осмотрел самым тщательным образом. Он жаловался на колющую боль в сердце. На мой взгляд, всего лишь нервное расстройство, но меня беспокоит его крайне подавленное настроение, которое было бы оправданно, если бы у него был обнаружен рак или же запущенный диабет.
— Мне думается, — промолвил Карекс, — что современные колдуны больше не пользуются восковыми фигурками и булавками, как это было в добрые старые времена.
— Нет, подобная практика давно оставлена. Гевэнгей раскрыл мне сегодня некоторые секреты зловещего каноника. Видимо, эти способы характерны для современной магии.
— Это, должно быть, очень интересно, — оживился Дюрталь.
— Я могу повторить то, что услышал от Гевэнгея, — де Герми закурил. — Так вот. Докр повсюду возит с собой клетки с белыми мышами. Он откармливает их жертвенными приношениями, пропитанными тщательно дозированным ядом. Когда они достаточно насыщаются этой снедью, он берет этих несчастных зверьков, подносит их к потиру, острым инструментом протыкает их тельце в нескольких местах. Собранную таким образом кровь он использует, чтобы насылать на своих врагов смерть. Иногда он проделывает то же самое с цыплятами или молодыми индюками, только в этом случае он копит не кровь, а жир, так что эти птицы выполняют функцию дароносительницы, наполненной мерзким ядовитым составом.
Кроме того, он пользуется рецептом, составленным обществом сатанистов «Новые Теурги», о котором я уже как-то говорил. Он изготовляет смесь из муки, мяса, жертвенного хлеба, ртути, спермы животных, человеческой крови, уксуснокислой соли морфия и лавандового масла.
Гевэнгей утверждает, что Докр запасается еще более страшным зельем. Он кормит рыбок жертвенными хлебом и вином, а также дает им в определенных дозах ядовитые составы, выбирая их из той группы сильнодействующих средств, которые, проникая через поры кожного покрова, разрушают мозг или вызывают столбняк. Затем он вытаскивает их из воды, ждет, пока они сгниют, дистиллирует и выжимает масло, одной капли которого достаточно, чтобы превратить человека в безумца.
Это масло, насколько я понял, применяется наружно. Одно прикосновение к волосам, как это описано в «Истории тринадцати» Бальзака, и отрава начинает действовать.
— Черт побери! Неужели капля этого масла пролилась на волосы бедняги Гевэнгея? — взволновался Дюрталь.
— Больше всего меня поражает не своеобразие дьявольских снадобий, а состояние души того, кто их изобретает и изготовляет. Ведь все это происходит в настоящее время и в двух шагах от нас, и, подумать только, священникам мы обязаны новшествами в колдовской практике!
— Священникам? Нет, только одному священнику! — поправил его Карекс.
— Ну, Гевэнгей довольно прозрачно намекнул, что не одному Докру известны все эти приемы. Правда, каноник состоял членом кружка сатанистов, который в 1879 году действовал в Шалон-сюр-Марн и насылал порчу при помощи отравленной крови мышей. Но в 1883 году группа аббатов была занята добычей масла, о котором я говорил. Так что Докр не одинок, подобными досугами грешат обитатели отдельных монастырей, кое-что известно и светским лицам.
