Василий Великанов - Повесть об укротителе
К штабу то и дело подъезжали машины и мотоциклы. В них сидели загорелые, запыленные командиры. Они озабоченно взбегали по каменным ступенькам и скрывались за дубовой дверью.
К Марии Петровне подошел красноармеец с карабином на плече и вежливо, но решительно сказал:
— Здесь, гражданка, сидеть нельзя. Прошу.
Мария Петровна сердито покосилась на красноармейца, встала и пошла к бульвару Пушкина. Там сидеть удобнее, есть скамейки, и оттуда она увидит второй подъезд, а то вдруг Коля выйдет там и она прозевает его, сидя у первого подъезда. Надо сесть на таком месте, чтобы видеть оба подъезда. Обычно занятые скамейки сейчас пусты. Мария Петровна села на скамью, под тенью липы, и тревожно задумалась. «Как же быть, если Николая возьмут в армию? Ваня тоже долго не удержится на «брони». Что же тогда станется с аттракционом? Кто будет выступать? Сколько труда в него вложено, и все может пойти прахом. Такая ужасная война! И главк куда-то эвакуировался — не отвечает. Видно, не до нас им теперь…»
Раздумывая о своем, Мария Петровна не заметила, как к ней подошел красноармеец с карабином на плече и спросил с каким-то обидным для нее подозрением:
— Что вы тут делаете, гражданка?
— Ничего. Просто сижу.
— А почему вы все время смотрите на штаб?
— Жду мужа, Ладильщикова.
— А-а, — улыбнулся красноармеец, — я знаю его, в цирке видел. Силен. Но вы все-таки отойдите подальше. Здесь нельзя сидеть.
— Да что вы ко мне пристали?! — вспылила Мария Петровна. — От штаба прогнали, и здесь я вам мешаю.
— Что вы, гражданка Ладильщикова, я к вам первый раз обращаюсь.
Марии Петровне стало неловко. Она ошиблась. Как я многим гражданским людям, все красноармейцы ей казались на одно лицо.
Мария Петровна встала со скамейки и пошла в конец бульвара, к киоску с прохладительными напитками. Это хоть и подальше, но зато оттуда хорошо видны оба подъезда штаба.
Рядом с киоском — «грибок» чистильщика сапог. Чистильщик — смуглый, толстый, с черными, как вакса, усами и большими волосатыми руками, Перед ним на деревянном кресле сидит человек, закрыв лицо газетой. Случайно взгляд Марии Петровны упал на его обувь. Новые ботинки с толстыми подошвами! Человек скользнул взглядом поверх газеты — посмотрел на штаб. Горбоносый, розовощекий, с блекло-голубыми, прицеливающимися глазами. Но на голове у него теперь была кепка, а узелка уже нет.
Попивая газированную воду маленькими глотками, Мария Петровна временами косила глаза на странного незнакомца. Кто он? Откуда? Почему он здесь? И опять, как нарочно, встретился ей… Просто случайное совпадение. Но где же она его видела раньше, давно? Почему он чистит ботинки? Что же в этом особенного! Не ходить же ему все время грязным. Запылился в дороге и теперь приводит себя в порядок. Нормально. Но почему чистильщик так долго чистит ему ботинки, временами тихо перебрасываясь с клиентом короткими фразами?
Мария Петровна отошла от киоска и села неподалеку на скамейку.
Незнакомец встал, небрежно бросил чистильщику новую рублёвую бумажку и подошел к киоску.
— Прошу, мадам, стакан воды, — сказал он довольно чисто на русском языке.
Где она слышала этот мягкий голос и почему он так назвал продавщицу — «мадам»? У нас так не принято обращаться к женщине. У Марии Петровны мгновенно промелькнуло далекое воспоминание: «Кто ее так называл? Карл Шюлер, Шредер и Пауль Финк… Да, да, Пауль Финк!.. Этот незнакомец отдаленно напоминает Финка, но тот был молод, с добрыми голубыми глазами, зато нос, как и у этого, — большой, горбатый, хищный… Фу, какая чепуха! Как здесь может оказаться Пауль Финк?!. Впрочем, почему как? Он же немец! Его могли забросить к нам в тыл для разведки… Тем более, что он бывал у нас ранее на гастролях и хорошо знает русский язык… Но если это — действительно, он и узнает меня?.. Может насторожиться и замести следы…» Мария Петровна торопливо развернула газету и, прикрыв лицо, как будто углубилась в чтение.
Облокотясь на стойку и посматривая на штаб, незнакомец медленно выпил стакан воды и, бросив на прилавок монету, неторопливо зашагал по бульвару. Куда он направился? Не надо пока вставать. Надо проследить издали, чтобы не возбудить у него подозрения.
Черномазый чистильщик стукнул об ящик щеткой и, оскалившись белыми зубами, сказал, обращаясь к Марии Петровне:
— Прошу, мадам. Чистим-блистим! «И этот тоже называет «мадам».
Мария Петровна встала со скамьи и пошла вслед за незнакомцем. Вот он свернул налево к улице Буденного. Незнакомец пересек перекресток улиц и подошел к газетному киоску. Облокотись о стойку, он начал читать газету, кося глазами на штаб.
Мария Петровна оглянулась вокруг. Где же патруль? Когда не надо, так он тут как тут и гонит честных людей, а когда надо, так его днём с огнем не сыщешь. Медлить нельзя. Подозрительный человек может уйти, и тогда его ищи-свищи в большом многолюдном городе. Да что ж я долго раздумываю — штаб же рядом! Быстрыми широкими шагами Мария Петровна направилась в бюро пропусков. У окошка в очереди стояло несколько командиров, Мария Петровна протиснулась к окошечку сбоку.
— Гражданка, надо в очередь, — сказал командир, стоявший в хвосте.
— Мне срочно надо, товарищ,
— И нам всем срочно.
— У меня дело такое…
— И у нас дела важные.
Втиснув голову с копной пышных волос в окошечко, Мария Петровна тихо, умоляюще, с дрожью в голосе сказала:
— Пропустите меня, пожалуйста, к начальнику. Лейтенант узнал Марию Петровну.
— Я же вам, гражданка Ладильщикова, сказал, что на вас вызова нет,
— Да я по другому делу… По важному…
Дышала Мария Петровна напряженно, лицо у нее покраснело и все было в капельках пота.
— А вы к какому начальнику хотели пройти? — спросил лейтенант,
— К самому главному, к командующему, И немедленно.
— Немедленно нельзя, Он занят.
— Но мне нельзя ни минуты ждать, а то…
— А что у вас случилось? По какому вы делу?
— Я не могу вам сказать вслух. Мне срочно надо по важному государственному делу… Пустите же меня! — крикнула Мария Петровна.
Лейтенант вскочил со стула и открыл дверь,
— Войдите сюда, гражданка Ладильщикова.
Войдя в маленькую дежурку, Мария Петровна что-то шепнула лейтенанту на ухо, и тот озабоченно закивал головой.
— Садитесь. Я сейчас позвоню.
Через пять минут она вышла из штаба и вслед за ней — лейтенант и два красноармейца с карабинами. Но незнакомца около киоска уже не было.
— Ушел. Ах, какая досада! — проговорила Мария Петровна, оглядываясь по сторонам. — Нет, кажется, вон он направляется к горсовету.
— Чтобы его не спугнуть, мы пойдем в отдалении и будем за вами следить, — сказал лейтенант, — а вы как поровняетесь с ним, так вытрите со лба пот. Ваше движение будет сигналом для нас.
Горсовет — белое трехэтажное здание — осаждало множество людей. Люди сидели и стояли и в комнате ожидания, и в вестибюле, на лестнице, и снаружи на парадном крыльце. Они приглушенно разговаривали, курили, а некоторые из приезжих, разложив на коленях узелки, трапезничали. Одни из них уезжали и добивались транспорта для отъезда, а другие только что приехали и добивались получения жилища. Подозрительный незнакомец вошел в эту толпу.
Вскоре в подъезде штаба показался Ладильщиков и оглянулся по сторонам. Куда делась Маша?
Из ворот штабного двора вынырнул обшарпанный легковой газик и остановился около первого подъезда. Шофер, рябоватый молодой мужчина в пилотке набекрень, открыл дверку и любезно сказал:
— Прошу, товарищ Ладильщиков.
— Да вот у меня здесь где-то жена была, — проговорил Николай Павлович, посматривая по сторонам.
— Жену потеряли? — с улыбкой спросил шофер. — Ничего. Найдется, Куда прикажете?
Медленно садясь в машину, Ладильщиков сказал:
— Гм… Наверно, ушла домой. Да, заедем на минуточку в цирк, а потом в пригородный совхоз.
— Есть! — отчеканил шофер.
Черный «козел» зафырчал и быстро покатился по мостовой, весь трясясь и поскрипывая. Это был каким-то чудом сохранившийся первенец Горьковского автозавода ГАЗ-А.
Заехав в цирк, Ладильщиков спросил о жене, но Иван Данилович сказал, что она еще не приходила.
— Странно. Куда же она делась?
— Николай Павлович, если не секрет, зачем вас вызывали в штаб? — спросил Петухов.
— Для тебя, Ваня, не секрет. Предложили готовить служебных собак для фронта.
— Для какой службы?
— Я тебе, Ваня, потом все расскажу. Сейчас мне некогда.
— А как же насчет нашей эвакуации?
— Пока придется подождать.
— А как же наша работа в цирке — придется бросить ее?
— Нет, придется и выступать, и собак готовить.
— А справимся ли?
— Надо справиться — война… Ну ладно, Ваня, я сейчас поеду в совхоз, а ты здесь действуй за меня. Маше скажи, как она придет, что все в порядке. Я скоро вернусь.
