Сосэки Нацумэ - Ваш покорный слуга кот
— Благодарю за труд, — сухо ответил хозяин, но слово «стороны» неизвестно почему тронуло его до глубины души. У него было точно такое же ощущение, какое испытываешь в душную летнюю ночь, когда прохладный ветерок неожиданно коснется твоего разгоряченного тела. Вообще мой хозяин грубый человек, с черствой унылой душой, но тем не менее он сильно отличается от людей, порожденных нашей жестокой бесчувственной цивилизацией. Хотя он быстро выходит из терпения и начинает дуться на всех подряд, у него все-таки развито чувство сострадания. А с Ханако он недавно поссорился только потому, что ее нос не пришелся ему по вкусу. Дочь же Ханако совершенно ни при чем. Он ненавидит коммерсантов, а поэтому и некоего Канэда — их представителя, однако следует заметить, что эта ненависть не распространяется на его дочь. Он не питает к этой девушке ни добрых, ни злых чувств, Кангэцу же — его ученик, которого он любит больше, чем родного брата. Если, как говорит Судзуки-кун, стороны любят друг друга, то благородному человеку не пристало мешать им. (Кусями-сэнсэй все-таки считал себя благородным человеком.) Если, конечно, стороны любят… впрочем, это еще вопрос. Для того чтобы определить свое отношение к тому или иному вопросу, необходимо исходить из истинного положения вещей.
— Послушай, а сама девушка хочет выйти замуж за Кангэцу? Мне безразлично, что думают Канэда и Нос, но меня интересуют намерения девушки?
— Это… эта… как его… во всяком случае… хочет, наверное.
Ответ Судзуки-куна был весьма туманным. Собственно говоря, он считал, что от него требуется лишь выяснить все, что касается Кангэцу-куна, намерения же барышни его не интересовали. Даже Судзуки-кун при всей своей изворотливости оказался в затруднительном положении.
— Слово-то какое неопределенное — «наверное».
Хозяин никогда не может успокоиться до тех пор, пока не трахнет противника прямо обухом по голове.
— Да нет, я просто не так выразился. Наверняка барышня тоже хочет этого. Ну конечно же… а?… госпожа Канэда сама мне об этом сказала. Иногда, мол, случается, что она бранит Кангэцу-куна…
— Эта девица?
— Ага.
— Возмутительная особа, ишь ты — «бранит»! Разве это не свидетельствует о том, что она не собирается замуж за Кангэцу?
— Знаешь, случается всякое, ведь бывает, что любимого человека нарочно ругают.
— Где ты видел таких олухов?
Хозяину совершенно недоступно понимание таких тонких проявлений человеческих чувств.
— Такие олухи встречаются на каждом шагу, что же делать… Да и госпожа Канэда так думает: «Не иначе она крепко любит Кангэцу-сана, если ругает его, обзывает лошадиной мордой».
Это невероятное объяснение оказалось для хозяина столь неожиданным, что он лишился дара речи и подобно уличному гадальщику своими округлившимися от изумления глазами неотрывно смотрел на физиономию гостя.
Судзуки— кун, очевидно, понял, что, если беседа и дальше пойдет в таком же духе, он не сможет выполнить возложенной на него миссии, и заговорил, как ему казалось, на более понятном для хозяина языке.
— Ты только подумай, ведь невестке с таким богатством да с такой привлекательной внешностью будут рады в любом порядочном доме. Не спорю, — может, Кангэцу-кун и выдающаяся личность, но что касается его положения… ох, может быть, не совсем прилично говорить о его положении… Возьмем материальную сторону дела. Каждому ясно, что в этом отношении он ей совсем не пара. Вон как обеспокоены ее родители — даже специально командировали меня к тебе. Какие еще нужны доказательства ее любви? — продолжал Судзуки-кун, ловко манипулируя аргументами. Теперь хозяин, кажется, поверил в искренность любви дочери Канэда, и Судзуки-кун наконец облегченно вздохнул. Однако он прекрасно отдавал себе отчет в том, что Кусями-сэнсэй в любую минуту может бросить боевой клич и перейти в наступление; а поэтому решил как можно быстрее добиться успешного завершения своей миссии.
— Надеюсь, теперь ты понял. Им не нужно ничего — ни денег, ни состояния, они хотят только одного — чтобы у них был зять с положением. Они согласны выдать за него дочь, если он станет доктором; не думай, это не тщеславие… постарайся понять меня правильно, а то когда у тебя была госпожа Канэда, Мэйтэй-кун говорил такие странные вещи… нет, нет, ты тут ни при чем. Госпожа Канэда тоже тебя хвалила: «Такой искренний, такой честный». Это Мэйтэй-кун во всем виноват… Так вот, если лицо, о котором идет речь, станет доктором наук, то это поднимет престиж семейства Канэда в глазах общества. Как ты думаешь, сможет Мидзусима-кун в ближайшее время получить звание доктора?… Да что и говорить, если бы речь шла о Канэда, то ему не надо ни кандидатских, ни докторских званий, но ведь еще существует общество, а это значительно осложняет дело.
Под напором этих доводов хозяин начал склоняться к мысли, что желание Канэда заполучить себе в зятья непременно доктора отнюдь не лишено оснований. А раз так, то ему захотелось помочь Судзуки-куну выполнить возложенное на него поручение. Короче говоря, хозяин теперь полностью находился под влиянием Судзуки-куна.
Да это и не удивительно, ведь мой хозяин человек доверчивый и честный.
— В таком случае я посоветую Кангэцу, когда он придет сюда в следующий раз, писать докторскую диссертацию. Но прежде всего необходимо выяснить, действительно ли он намерен жениться на дочери Канэда.
— Выяснить? Послушай, если ты будешь действовать так прямолинейно, то у нас ничего не выйдет. Лучше всего попытаться каким-нибудь окольным путем выведать, что у него на сердце.
— Попытаться выведать?
— Ну, виноват, неправильно выразился… Я хотел сказать, — побеседовать… и из разговора станет ясно, какие у него планы.
— Тебе-то, может, и станет ясно, а я понимаю только тогда, когда мне говорят прямо.
— Ну, не поймешь — и не надо. Я думаю, нехорошо, когда такие люди, как Мэйтэй, суют нос в чужие дела и все портят. Если даже не сможешь помочь ему советом, то по крайней мере не мешай, ведь, в конце концов, это его личное дело… Да нет, я не о тебе, я имею в виду этого Мэйтэй-куна. Если попадешься ему на язык, добра не жди. — Судзуки-кун ругал как будто бы Мэйтэя, на самом же деле он имел в виду хозяина.
В этот момент в полном соответствии с поговоркой «легок на помине», как всегда, с черного хода явился Мэйтэй-сэнсэй. Он влетел в дом неожиданно, вместе с порывом весеннего ветра.
— О, сегодня у тебя редкий гость! С такими частыми гостями, как я, Кусями частенько бывает невнимателен. Да, к Кусями не следует приходить чаще, чем раз в десять лет. Вот и угощенье сегодня лучше, чем обычно. — И Мэйтэй немедленно набил рот пастилой. Судзуки-кун беспокойно ерзал на своем дзабутоне, хозяин ухмылялся, а Мэйтэй усердно жевал. Наблюдая за этой сценой с галереи, я пришел к выводу, что пьесы без диалогов — вещь вполне возможная. Монахи секты дзэн участвуют в диспутах, не произнося ни единого слова, они обмениваются мыслями на расстоянии. А чем эта молчаливая сцена не похожа на такой диспут? Правда, короткий, но зато весьма напряженный и выразительный.
— Я думал, ты, как перелетная птица, всю жизнь проведешь в странствиях, но, вижу, все-таки вернулся в родные края. Хорошо жить долго. Глядишь, и доведется встретить такого, как ты, — произнес Мэйтэй; с Судзуки-куном он держался так же бесцеремонно, как и с хозяином. Встречаясь после десятилетней разлуки, люди испытывают какую-то неловкость, даже если в былые времена жили под одной крышей и ели из одного котла. Но о Мэйтэй-куне этого сказать нельзя. Я никак не пойму, то ли это от великого ума, то ли как раз наоборот.
— Зачем ты так говоришь? Не такой уж я дурак, — осторожно ответил Судзуки-кун; он никак не мог успокоиться и нервно теребил свою золотую цепочку.
Вдруг хозяин обратился к Судзуки-куну со странным вопросом:
— Ты приехал на электричке?
— Можно подумать, что я пришел сюда специально для того, чтобы вы издевались надо мной. Каким бы провинциалом вы меня ни считали, у… у меня все-таки есть шестьдесят акций городской дороги.
— Ого, смотри-ка! У меня самого их было восемьсот восемьдесят восемь с половиной, но сейчас осталась только половина, остальное, к сожалению, съела, по всей вероятности, моль. Жаль, что ты не приехал в Токио чуть пораньше, а то бы я отдал тебе тот десяток, который тогда она еще не успела сожрать.
— Ох, и язычок у тебя. Однако шутки шутками, а держать такие акции выгодно, ведь с каждым годом они поднимаются в цене.
— Конечно, даже на оставшейся половинке я через каких-нибудь тысячу лет так разбогатею, что мое добро и в три амбара не поместится. Мы-то с тобой люди современные, изворотливые — в таком деле промашки не сделаем. Вот только таких, как Кусями, жаль — они думают, что акция — это нечто вроде братишки редьки [88], — сказал Мэйтэй и, взяв еще одну пастилу, взглянул на хозяина. У хозяина тоже разыгрался аппетит на пастилу, и рука сама собой потянулась к вазочке. Все, что есть в нашей жизни положительного, имеет право на подражание.
