Константин Станюкович - История одной жизни
Княгиня Моравская могла гордиться: разница между прежней Анюткой и этой степенной девочкой была такая же разительная, как между живым существом и мертвецом.
– Здравствуй, Анюта, – промолвил «граф».
– Здорово, Анютка! – приветствовал Антошка свою старую приятельницу, которой он всегда покровительствовал во время пребывания у «дяденьки».
– Здравствуйте, Александр Иваныч. Здравствуй, Антоша! – отвечала Анютка, делая перед Опольевым книксен.
– Ишь как тебя выучили! – засмеялся Антошка.
– Нас всему учат! – степенно заметила Анютка.
– То-то и видно… Совсем ты вроде ученой обезьяны стала, Анютка! – сочувственно заметил Антошка.
– Такие слова нехорошо говорить, Антоша. Это только мужики такие слова говорят! – нарочно громко проговорила девочка, оглядываясь на «аршин» в темном платье, сидевший неподалеку.
– Не приставай к ней, Антошка… У них тут этого нельзя! – вступился «граф». – Ну, садись около нас, Анюта… Рассказывай, как живешь… Хорошо тебе тут?.. Да вот возьми гостинца.
– Очень хорошо… Благодарю за гостинец, Александр Иваныч.
– Ой, врешь, Анютка! – проговорил Антошка. – Ничего тут у вас нет хорошего…
– Зачем я буду лгать? Лгать грешно!.. – выговорила Анютка словно затверженный урок и снова посмотрела на надзирательницу.
– Да ты не бойся этой рыжемордой, Анютка… Чего ты все на нее смотришь?.. Она не услышит…
– Она все слышит, – почти шепотом произнесла девочка.
– И бьет? – так же тихо спрашивал Антошка.
– У нас не бьют! – с обиженным видом сказала Анютка.
– Не бьют? – удивился Антошка. – Значит, порют.
– И не порют.
– А как же у вас наказывают?
– Без обеда наказывают… Одну в комнате оставляют… Заставляют молитвы читать…
– И тебя так наказывали? – допрашивал Антошка.
– Нет… я хорошо себя веду; меня редко наказывают.
– А кормят хорошо? Сыта по крайней мере? – спросил «граф».
– Хорошо… Только в постные дни не очень… Только вы об этом никому не говорите, а то достанется! – опять шепотом проговорила Анютка.
– Кому ж я буду говорить, дурочка! – ласково шепнул «граф» и, поглядев с грустной улыбкой на Анютку, прибавил: – Ну и дрессирует же здесь вас, бедненьких, моя кузина…
– Какая кузина?
– Да княгиня Моравская.
Анютка широко раскрыла глаза и, видимо, не поверила, чтобы княгиня Моравская могла быть кузиной господину, который запанибрата с Антошкой.
Однако она промолчала.
– Она часто бывает у вас?
– Часто. В неделю два раза.
– И вы любите ее?
– Как же не любить? Она наша благодетельница. Мы за нее каждый день молимся.
– Гм… Похвально… Похвально! Кто же это заставляет вас за нее молиться? – спрашивал «граф».
– Начальница.
– Эх, кузина… кузина! – прошептал сквозь зубы «граф», и по его губам скользнула ироническая улыбка.
«А ведь тоже думает, что вырывает людей из когтей порока!» – пронеслось у него в голове.
Они поговорили еще с Анюткой с четверть часа, и говорить больше решительно было не о чем. И Анютка, видимо успевшая заслужить себе реноме благонравной девочки и боявшаяся надзирательницы, не особенно охотно отвечала на щекотливые вопросы, а больше бросала украдкой быстрые и жадные взгляды прежней Анютки на корзинку с гостинцами.
– Ну прощай, Анюта, – промолвил «граф», целуя девочку. – Бледненькая ты очень… Это нехорошо… Здорова?
– Я, слава богу, здорова…
– Даже и «слава богу»!.. – усмехнулся словно бы про себя «граф». – Да… скоро тут вас обрабатывают… Будь здорова, девочка.
Антошка потряс руку Анютки.
Они поднялись и хотели было уходить, как вдруг двери приемной стремительно распахнулись, в них показалась в форменном картузе голова испуганного швейцара, который громко крикнул: «Ее сиятельство!» – и в то же мгновение скрылся.
Сидевший неподвижно «аршин» в темном платье вскочил точно ужаленный и бросился через приемную к выходу, крикнув посетителям: «Встаньте!» Какая-то девочка убежала за начальницей.
В приемной воцарилась мертвая тишина. Все поднялись со своих мест.
Только один «граф» как-то особенно плотно уселся на скамейку и заложил нога на ногу, расположившись в самой непринужденной позе. Однако он был, видимо, взволнован предстоящей встречей с кузиной – она его встречала на улице года три тому назад и могла легко узнать – и нервно оправлял волосы и свою седую подстриженную бородку…
– Господин! Встаньте… Княгиня сейчас идет! – кинула ему на ходу пролетевшая начальница.
Но «граф» продолжал сидеть к ужасу Анютки и к удивлению всех присутствовавших.
Распахнулись двери, и в приемной появилась княгиня и тихо пошла, оглядывая в pince-nez публику и ласково кивая в ответ на поклоны посетителей и низкие книксены девочек.
И начальница и «аршин», следовавшие за княгиней, давно делали знаки «графу», чтоб он встал, но он как будто не замечал их и взглядывал на княгиню.
«Однако сохранилась. До сих пор и свежа и хороша… Видно, режим помогает!» – подумал Александр Иванович.
– Садитесь, прошу вас, садитесь! – говорила между тем княгиня своим низковатым контральто, обращаясь к посетителям и останавливаясь около девочек, чтобы потрепать их по щечкам, далеко не похожим на ее румяные пышные щеки. – А это к кому пришел этот господин? – обратилась княгиня к начальнице, заметив сидящего посетителя.
– К Анюте Бастрюковой…
– Я и не знала, что ее кто-нибудь навещает… Родной?
– Кажется, нет, княгиня… Этот господин приходит с мальчиком, знакомым Анюте…
Чуть-чуть шелестя платьем, княгиня направилась к Анютке.
Когда княгиня приблизилась, «граф» поднялся.
– Ну, как ты поживаешь, Анюта?.. Надеюсь, хорошо?.. И ведешь себя хорошо? – спрашивала княгиня, трепля своею белой пухлой рукой девочку.
– Анюта одна из лучших девочек… И учится прекрасно.
– Спасибо тебе, девочка… Радуешь ты меня…
Княгиня уже давно взглядывала на «графа» и не узнавала в этом представительном, прилично одетом господине с изысканными манерами того обтрепанного нищего в порыжелой шляпе, которого несколько раз встречала на улице. В чертах этого господина, по-видимому бывавшего в обществе, она припоминала что-то хорошо и близко знакомое когда-то раньше и досадовала, что не могла припомнить.
Взгляд, нечаянно скользнувший по Антошке, которого княгиня сразу узнала, несмотря на его костюм, мгновенно напомнил ей и прежнего ее поклонника, красавца улана Шурку, и несчастного отверженца, писавшего ей письма с просьбами трех рублей. Оба эти лица почему-то слились в одном представлении.
Она еще раз взглянула на «графа», который не спускал с нее своих темных, чуть-чуть насмешливо улыбающихся глаз, и после нескольких секунд колебания, слегка смутившаяся, обратилась к Опольеву, и предусмотрительно на английском языке, уверенная, что этого языка никто не поймет:
– Я вас совсем не узнала. Очень рада встретиться с вами и видеть вас бодрым и здоровым… В последнее время я так много слышала о вас от Нины! – подчеркнула она и протянула руку.
В голосе княгини звучала участливая нотка.
– Меня не мудрено не узнать… А вас я сейчас узнал… Вы так мало переменились с тех пор, как я имел честь встречаться с вами еще тогда… в обществе! – с рыцарской любезностью отвечал когда-то светский донжуан, почтительно пожимая руку княгине и склоняя свою седую кудрявую голову по всем правилам хорошо воспитанного светского человека прежних времен.
И по-английски он не разучился говорить.
– Ну и я постарела. Годы идут и не возвращаются! – промолвила княгиня, чуть-чуть краснея.
И словно бы боясь, чтоб разговор не продолжался на интимные темы, продолжала уже по-русски и несколько деловым тоном председательницы общества «Помогай ближнему!»:
– А вы с вашим питомцем навещаете мою девочку? Это очень мило с вашей стороны.
И «граф» тотчас же понял, чего хочет княгиня, и отвечал:
– Старая знакомая моего питомца, княгиня.
– Как же… Тогда ведь мы всех бедняжек освободили благодаря указаниям этого мальчика… А этот солдат куда-то исчез… Посмотрите, какая стала славная девочка эта Анюта и как она полюбила приют. Ты любишь приют, девочка? Говори правду… Не бойся…
– Очень люблю…
– Вот видите… А ваш мальчик так его боялся… И вы написали мне тогда такое письмо…
– Простите, княгиня, если оно было резко, – снова заговорил по-английски Александр Иванович, – но вы меня лишали дорогого существа и хотели отнять его чуть ли не силою…
– Но для его же пользы…
– Вы думаете, княгиня?..
– Уверена.
– А я так уверен, что в ваших приютах дрессируют будущих лицемеров… Взгляните, как все эти девочки забиты… Надеюсь, вы извините свободу чужого мнения? Не правда ли? А затем позвольте, княгиня, искренно поблагодарить вас за помощь, которую вы оказывали лично мне, и пожелать вам всего лучшего… Имею честь кланяться, княгиня! – прибавил «граф» по-русски и почтительно склонил голову.