Феридун Тонкабони - Избранные рассказы
— Вспомни ту красотку, окрутившую деревенского парня. Ей хорошо, она получает удовольствие от жизни, делает все, что ее душе угодно, совесть ее чиста и спокойна. Теперь попробуй впрыснуть ей, по выражению докторов, десять единиц пятидесятипроцентного раствора «буржуазной интеллигентности», и жизнь ее превратится в ад. Она не сможет ни бросить свою профессию, ни получать удовольствие от нее, ее проклятая совесть ни на минуту не оставит ее в покое. Она превратится в существо, непереносимое ни для себя, ни для других… Нам плохо оттого, что мы ни то ни се: ни негры Занзибара, ни надменные римляне. Наше несчастье в том, что нам хочется и бога, и финика. А мы лишены сил, воли, мы изнежены, нерешительны, ленивы. В то же время у нас есть, к сожалению, ум, чувства, сознание. Да, дорогой мой, это давно известная в истории болезнь Гамлета, разница только в том, что Гамлет был храбр, а мы малодушны до мозга костей и к тому же порочны, может быть.
— Ну это уж слишком, ты переборщил, — обиделся Посол. — Малодушны! Порочны! Эти рассуждения, эта самокритика, они — доказательство нашей честности. Честность же — своего рода мужество.
— Да, бесспорно, — сказал Учитель, — но мы не мужественны. Мы ловки… Мы очень ловкие люди. Ловкие и расчетливые. Вдоволь и даже сверх того едим, а когда встречаем голодных, искренне пытаемся доказать им, что заворот кишок хуже голода. Мы вжились в автомобиль, а когда встречаем пешеходов, честно утверждаем, что они счастливее нас. Ежегодно увеличиваем на один этаж свой дом, но невинно плачем и жалуемся, что строители и плотники доконали нас и оставили без крова. Да, мы ловкачи, настоящие пройдохи. Лучший способ не позволить другим тебя критиковать — делать это самому. А эти слова, которые иногда срываются с языка, они — для успокоения совести. Чтобы доказать себе, что мы все еще неплохие люди. Кстати, пока еще слова никого не убивали. Но когда доходит до дела, мы хромаем на обе ноги. Нас не хватает для любого, даже самого незначительного поступка, который мог бы нарушить наши привычки, наше спокойствие. Единственное, на что мы способны, — показать когти и зубы. И вообще, раз мы себя так хорошо знаем, если мы будем пить свою водку и продолжать жить как живем, не слишком вдаваясь в высокие материи. Да, так будет лучше.
Учитель замолчал, зажег сигарету. Остальные тоже молчали. Когда молчание затянулось, Маршал, который только слушал, не смея вставить слово, воспользовался моментом:
— Не устал, дорогой? Мы хорошо все восприняли. Единственная просьба: в следующий раз, когда захочешь произносить речи, не говори так красиво. Я, бедняга, не разбираюсь в буржуа-муржуа, и моему здоровью вреден Гамлет-омлет.
Никто не засмеялся. Все молчали. Все думали, как выбраться из этого мучительного тупика. Думали о том, что их вечеринка, так хорошо начавшаяся, теперь окончательно испорчена, и с этим ничего не поделаешь. Всем хотелось забыться. К сожалению, все были перенасыщены алкоголем, и он больше не действовал на них.
С крыши видны были разноцветные огни города, ряды белых фонарей прочерчивали линии улиц. Все думали о том, что завтра снова надо вставать рано утром, идти на работу, часами простаивать в автомобильных пробках. У всех была одна мысль: «О, если бы можно было не завтра, а сейчас проехать по тихому, пустынному городу и не сталкиваться со „сложностями уличного движения“».
Два пояснения:1. У Горького есть книга «Мелкая буржуазия»[86], а у Луиса Бюнюэля[87]— фильм «Скромное обаяние буржуазии». Я использовал оба эти названия, объединив их.
2. Цитата в тексте «О вера…» — это отрывок из романа «Жан-Кристоф» Ромена Роллана. Я приведу ниже выдержку из этого романа, в котором много сходного (и в то же время отличного) с судьбами и характерами героев этой новеллы. Мне хочется особо подчеркнуть, что «Жан-Кристоф» был «священной книгой» моих героев в дни их юности.
«…Справедливости нет, ее не существует на земле: сила попирает право! Подобные открытия способны сломить юное поколение или закалить его душу навсегда; у многих опустились руки; они думали: раз так — зачем бороться? Зачем действовать? Ничто и есть ничто. Перестанем думать об этом. Будем наслаждаться жизнью. Но те, кто выдержал, прошли как бы испытание огнем. Их веру уже не поколеблют никакие разочарования, ибо с первого же дня они поняли, что их путь не имеет ничего общего с дорогой к счастью и что все же — поскольку иного выбора нет — нужно идти, иначе задохнешься. Эта уверенность приходит не сразу. И нельзя требовать ее от пятнадцатилетних мальчиков. Им предстоит пережить немало тяжелого и пролить немало слез. Но так нужно. Так должно быть».
О вера, дева светлая, как сталь,
Вспахай своим копьем растоптанное сердце наций![88]
Похвала лености
Человек — существо ленивое, и все, чего он не сделал, не сделал из-за своей лености, и то, что он сделал, сделал тоже из-за своей лености. Человек не решил ходить на двух ногах — он просто решил не ходить на четырех. Он устал оттого, что все четыре конечности соприкасаются с твердой неровной коварной поверхностью, что ему приходится до боли вытягивать шею и держать поднятой голову, и в какой-то момент принял решение не ставить руки на землю, а помахивать ими во время ходьбы, прямо держать голову и доказать свое превосходство над другими животными.
Человек не решил приручать животных, к примеру лошадь, — он просто решил не ходить пешком, ему стало лень. А ездить, конечно, спокойнее. Человек не решил изобрести лодки и корабли — он просто решил больше не плавать сам. Ему лень стало плавать. А потом, когда понял, что гребля тоже противоречит его ленивому характеру, он изобрел парусную лодку. Затем, развалившись в парусной лодке под ласковым солнцем, покачиваясь на морских волнах, он подумал: чтобы придумать, чтобы не заниматься таким утомительным делом — поднимать, опускать и устанавливать паруса. И тут он изобрел моторную лодку. Он имел быстроходные корабли, но ему стало лень даже изредка заходить в порт, ждать и получать топливо, это стало для него обременительно. Для собственного спокойствия он построил атомоход.
Человек не решил изобрести автомобиль и железную дорогу — он просто устал качаться в седле, утруждая свои суставы, или трястись в кресле экипажа или коляски за спиной какой-нибудь вонючей лошади.
Не ловкость человека явилась причиной изобретения самолета, а исключительно его леность и праздность. Ему надоело часами просиживать в автомобиле, ездить по забитому шоссе с его колдобинами, наливать в машину бензин, следить за уровнем масла, устранять проколы. Ему лень стало менять шины, ремни, амортизаторы.
Человек придумал вертолет потому, что ему надоели всякие сложности, связанные с самолетом. Ему лень было двигаться по взлетной полосе, чтобы подняться в воздух, лень было искать аэродром и кружиться над ним, пока нет разрешения на посадку. Вертолет больше соответствовал его ленивой натуре. Где вздумается пилоту, он приземляется и, где захочется, поднимается.
Человек разваливается в удобном кресле гигантского самолета, ему приносят еду, напитки, в его распоряжении книги, газеты, журналы, для него звучит музыка, ему показывают фильмы, и, самое главное, расстояние, которое пешком можно было бы преодолеть только за несколько лет, он покрывает за несколько часов. Но ему лень выдерживать даже эти несколько часов. Ему не хочется. Тогда он изобретает сверхзвуковые самолеты. Действительно, человек — самое ленивое и нетерпеливое существо в этом мире.
Возьмите любое другое открытие — от самого ничтожного до самого крупного. Все свидетельствует о человеческой лени и праздности: стиральная, посудомоечная машина, нейлоновые рубашки, тарелки одноразового пользования (и это при наличии посудомоечного автомата!), бумажные стаканы и платки, лифт. Да, самый убедительный пример — это лифт. Человек изобрел лифт потому, что ему было лень подниматься по ступенькам лестницы. Но должна же лень иметь границы! Ладно, подниматься на лифте — еще куда ни шло. Но ведь человеческое существо настолько лениво и праздно, что, даже спускаясь вниз, также пользуется лифтом!
Как вы думаете, в чем самое большое наслаждение и радость человека? В еде? Да, правильно. Но человек ленив, что даже для получения этого удовольствия не желает приложить минимум усилий. Так как ему лень самому для себя приготовить еду, он изобрел ресторан. И опять-таки потому, что ему было лень пользоваться разной посудой — тарелкой, чтобы накладывать в нее еду, ножом, вилкой, ложкой, солонкой, перечницей, — он изобрел бутерброд. Не умаляйте роли бутерброда. Бутерброд — это гениальное изобретение человека.
Человеку трудно было встать, немного пройтись, посетить друзей или привести в порядок свои дела. Поэтому он придумал письма и почту. Но тогда ему приходилось писать письма, ходить на почту, покупать марки, плевать на них, приклеивать на конверты (правда, чуть позже он изобрел конверты с нарисованными марками) и бросать их в ящик — все это делать ему стало тоже лень, и поэтому он изобрел телефон. Имея телефон, можно не писать, не двигаться. После того как это изобретение пришлось по вкусу его ленивой натуре, он использовал его и в других целях: телефонная покупка, телефонная продажа, телефонное обучение, даже телефонные любовь и брак. Да-да. Это самое ленивое в мире существо даже ради любовных наслаждений, которые он считает главным (наравне с едой?) в жизни, не хочет пожертвовать своей праздностью. Не обременяя себя встречами с возлюбленной или по крайней мере писанием любовных писем, он ограничивается телефонным звонком. По правде говоря, я убежден, что некоторые человеческие существа от избытка лени умудряются обмануть даже природу. Вместо того чтобы при сотворении каждого ребенка потрудиться, пролить пот, они, только единожды приложив усилия, рожают по два, по три, а иногда и по пять детей сразу. Если это не результат лени, то что же это такое?
