Чарльз Диккенс - Лавка древнойстей. Том 2
Онъ поспѣшилъ отворить дверь и встрѣтился лицомъ къ лицу съ Чекстеромъ. Члены братства по-своему привѣтствовали другъ друга.
— Какъ вы, однако, рано, чортъ возьми, забираетесь въ эту вонючую бойню, говорилъ гость, держась на одной ногѣ и граціозно балансируя другой.
— Да, немножко раненько, согласился Дикъ.
— Немножко, повторилъ тотъ шутливымъ тономъ, который такъ шелъ къ нему. — Я думаю, что немножко. Да вы знаете ли, дружище, который часъ? Всего-навсего половина десятаго утра!
— Развѣ вы не войдете въ комнату? спросилъ Дикъ. — Кромѣ меня здѣсь никого нѣтъ. — Сунвеллеръ solo. «Это тотъ часъ…»
«- Часъ ночи!»
«- Когда раскрываются могилы…»
«- И мертвецы поднимаются изъ гробовъ», процитировали они въ видѣ діалога, принявъ театральную позу и уже затѣмъ вошли въ контору.
Братья аполлинисты нерѣдко уснащали свою рѣчь лирическими цитатами. Это обыкновеніе служило, такъ сказать, связующимъ звеномъ между братьями и давало имъ возможность парить въ облакахъ, высоко надъ скучной, холодной землей.
— Ну, какъ вы тутъ, батенька, поживаете? спросилъ Чекстеръ, садясь на табуретъ. — Мнѣ надо было заѣхать въ Сити по своему частному дѣлу, такъ думаю, загляну-ка я къ нимъ въ контору, благо былъ по сосѣдству, хотя признаться, я не надѣялся застать васъ такъ рано, такъ чертовски рано.
Дикъ поблагодарилъ гостя за память, а такъ какъ изъ дальнѣйшаго разговора выяснилось, что какъ онъ, Дикъ, такъ и Чекстеръ находятся въ вожделѣнномъ здравіи, молодые люди — таковъ ужъ былъ обычай въ древнемъ братствѣ, членами котораго они состояли, — затянули дуэтомъ народную пѣсню «Все хорошо», закончивъ ее длинной трелью.
— А что новенькаго? спросилъ Дикъ.
— Ровно ничего; чисто, гладко, хоть шаромъ покати. Кстати, что за оригиналъ вашъ постоялецъ! Никакъ не поймешь, что за человѣкъ. Такихъ субъектовъ, я думаю, немного на свѣтѣ.
— А что онъ еще натворилъ?
— Это непостижимо. Представьте себѣ, тутъ Чекстеръ вынулъ изъ кармана продолговатую табакерку, украшенную мѣдной лисьей головой, — теперь онъ завелъ дружбу съ тѣмъ молодымъ человѣкомъ, что прикомандированъ къ нашей конторѣ. Этотъ Абель, самъ по себѣ ничего, но ужъ такая тихоня, что не дай Богъ, — настоящая размазня. Вотъ съ этой-то размазней онъ и подружилъ. Ну, скажите на милость, неужели-жъ онъ не могъ выбрать кого нибудь получше, съ кѣмъ бы можно было перекинуться словомъ, другимъ, кто очаровалъ бы его своими манерами, своими разговорами? Я не говорю, и у меня есть свои недостатки…
— Ну что вы, полноте! перебилъ его Дикъ.
— Есть, есть. Никто не сознаетъ своихъ недостатковъ такъ, какъ я ихъ сознаю. Но, слава Богу, до сихъ поръ еще ни одна душа въ мірѣ, даже мой злѣйшій вратъ — а у кого ихъ нѣтъ — не называлъ меня размазней. Да, вотъ, какъ я вамъ скажу, милостивый государь, будь я на мѣстѣ этого самаго Абеля, я, недолго думая, купилъ бы себѣ кругъ честерскаго сыра, привѣсилъ бы его къ шеѣ и бухъ въ воду. Честное слово, правда!
Чекстеръ не остановился, постучалъ суставомъ указательнаго пальца какъ разъ по лисьему носу, открылъ табакерку и, понюхавъ щепотку табаку, въ упоръ посмотрѣлъ на своего собесѣдника: дескать ты думаешь, что я вотъ сейчасъ чихну, анъ ошибся.
— Мало того, продолжалъ онъ свое повѣствованіе, — вашъ жилецъ познакомился еще съ его отцомъ и матерью. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ вернулся съ этой охоты на дикихъ утокъ, онъ все пропадаетъ у нихъ и вдобавокъ покровительствуеть снобу. Вотъ вы увидите, мальчишка будетъ то-и-дѣло шататься къ вамъ наверхъ. А со мной онъ еле-еле вѣжливъ. Мы съ нимъ, кажись, и десяти словъ не сказали. То есть, клянусь вамъ честью, еслибъ не патронъ — мнѣ жаль его, онъ безъ меня какъ безъ рукъ — я сейчасъ же бросилъ бы все и ушелъ; такъ это обидно.
Дикъ очень сочувствовалъ своему пріятелю, но не сказалъ ни слова и только помѣшалъ кочергой дрова въ каминѣ.
— А ужъ этому снобу не сдобровать, попомните мое слово, продолжалъ Чекстеръ пророческимъ тономъ. — Вѣдь намъ больше, чѣмъ кому нибудь другому, приходится имѣть дѣло съ людьми, такъ мы хорошо знаемъ человѣческую природу. Этотъ мальчишка вернулся, чтобы отработать шиллингъ! Вотъ увидите, не сегодня — завтра, онъ себя покажетъ въ своемъ настоящемъ видѣ. Онъ непремѣнно проворуется, онъ долженъ провороваться!
Чекстеръ поднялся съ мѣста. Онъ, вѣроятно, продолжалъ бы аттестовать Кита еще въ болѣе крупныхъ выраженіяхъ, но въ это время постучали въ дверь; предполагая, что пришли по дѣлу, онъ мгновенно преобразился и сталъ тихъ и кротокъ, какъ агнецъ, что не очень-то вязалось съ его разглагольствованіями о размазнѣ. Услышавъ стукъ въ дверь, Дикъ, какъ сидѣлъ на стулѣ, такъ и завертѣлся на одной ножкѣ и волчкомъ подъѣхалъ къ конторкѣ, въ которую и швырнулъ кочергу, забывъ, впопыхахъ, положить ее на мѣсто.
— Войдите, крикнулъ онъ.
Въ контору вошелъ тотъ самый Китъ, о которомъ только что, съ такимъ недоброжелательствомъ, отзывался Чекстеръ. Чекстеръ пріободрился. Куда дѣвалась его кротость? Онъ тотчасъ же принялъ свирѣпый видъ. А Дикъ съ минуту посмотрѣлъ на вошедшаго Кита, потомъ вскочилъ на ноги и, вытащивъ изъ конторки кочергу, сталъ продѣлывать съ ней, какъ со шпагой, разныя штуки.
— Господинъ дома? спросилъ Китъ, нѣсколько удивленный этимъ страннымъ пріемомъ.
Дикъ не успѣлъ и рта открыть, какъ уже Чекстеръ напустился на Кита за этотъ непочтительный, по его мнѣнію, вопросъ, на который снособны только снобы. Разъ, что тутъ сидять два господина, онъ долженъ былъ, по крайней мѣрѣ, спросить, дома ли тотъ господинъ, или бы назвать по имени кого ему нужно, а ужъ они бы сами разобрали, стоитъ ли его величать господиномъ, или нѣтъ: еще Богъ его знаетъ, что онъ такой. Онъ, молъ, Чекстеръ, имѣетъ нѣкоторое основаніе предполагать, что это оскорбленіе направлено лично противъ него; но съ нимъ шутить опасно: пусть, молъ, нѣкоторые снобы — кто, именно, онъ не сказалъ — намотаютъ это себѣ на усъ.
— Мнѣ надо видѣть господина, что живетъ наверху. Онъ дома? обратился Китъ къ Сунвеллеру.
— А вамъ на что?
— У меня есть письмо къ нему.
— Отъ кого?
— Отъ мистера Гарланда.
— О, въ такомъ случаѣ, будьте такъ любезны, отдайте его мнѣ, сказалъ Дикъ съ изысканной вѣжливостью, — а если вамъ, сударь, нуженъ отвѣть, такъ потрудитесь обождать въ коридорѣ: тамъ мѣста вдоволь и воздухъ чистый.
— Благодарю васъ. Мнѣ приказано отдать письмо ему самому въ руки, возразилъ Китъ.
Это смѣлое возраженіе Кита взбѣсило Чекстера. Онъ горячо вступился за честь пріятеля и объявилъ, что если бы не его, Чекстера, офиціальное положеніе, онъ тутъ же на мѣстѣ искрошилъ бы Кита въ порошокъ и что судъ присяжныхъ, въ виду тяжелыхъ обстоятельствъ, сопровождавшихъ оскорбленіе, несомнѣнно вынесъ бы ему, Чекстеру, оправдательный приговоръ, и съ похвалой отозвался бы о его характерѣ и высокихъ качествахъ. Дикъ отнесся гораздо хладнокровнѣе къ этому инциденту. Ему даже было совѣстно, что пріятель такъ горячился, тѣмъ болѣе, что Китъ велъ себя, по обыкновенію, очень сдержанно и прилично.
Но въ это время послышался голосъ жильца.
— Не спрашивалъ ли меня кто нибудь? крикнулъ онъ сверху.
— Какъ же, сударь, къ вамъ есть посыльный, отвѣчалъ Дикъ.
— Гдѣ же онъ?
— Онъ здѣсь, сударь. Развѣ вы не слышите, молодой человѣкъ, что васъ зовутъ наверхъ? оглохли вы, что ли?
Не желая входить съ ними въ пререканія, Китъ по спѣшилъ наверхъ, а «славные апполинисты» молча переглянулись между собой.
— Что я вамъ говорилъ! Какъ вамъ это нравится? произнесъ наконецъ Чекстеръ.
Дикъ не зналъ, что ему на это сказать — въ сущности онъ былъ добрый малый и не видѣлъ ничего предосудительнаго въ поведеніи Кита, — но тутъ на его счастье явился Брассъ въ сопровожденіи своей достойной сестрицы. Чекстеръ тотчасъ же взялся за шапку и исчезъ.
Всякій разъ, какъ этой милой парочкѣ подвергывалось какое нибудь хорошенькое дѣльцо и они за скуднымъ завтракомъ держали совѣтъ, какъ бы половчѣе его обдѣлать, они возвращались въ контору получасомъ позже и въ самомъ веселомъ расположеніи духа; славно придуманныя ими каверзы имѣли свойство облегчать ихъ души и освѣщали яркимъ свѣтомъ ихъ мрачный трудовой путь. Въ этотъ день они были особенно веселы: миссъ Сэлли нѣжно улыбалась и говорила сладкимъ голосомъ, а братецъ все потпралъ руки отъ удовольствія.
— А, м-ръ Ричардъ, какъ живете-можете? привѣтствовалъ онъ Дика, войдя въ комнату. Мы бодры и тѣломъ, и духомъ, не такъ ли?
— Благодарю васъ, сударь. Я совершенно здоровъ, отвѣчалъ Дикъ.
— И прекрасно, ха, ха, ха! Мы должны быть веселые, какъ птички, неправда ли, м-ръ Ричардъ? А почему бы и нѣтъ? Міръ Божій такъ прекрасенъ! Правда, попадаются въ немъ и дурные люди, но если бы не было дурныхъ людей, не было бы и хорошихъ адвокатовъ. Ха, ха! Писемъ не приносили, м-ръ Ричардъ?
Дикъ отвѣчалъ, что нѣтъ.
