Джин Уэбстер - Это же Пэтти!
Мистер Гилрой писал. В следующее мгновение он поднял голову, и глаза его округлились от изумления: клерк передал сообщение дословно. Он откинулся в кресле, изучая дам с ног до головы, затем коротко изрек:
– Ну?
По его взгляду было очевидно, что он их совсем не узнает.
Единственным намерением Пэтти было объявить о том, кто они такие, и предложить ему доставить их к дверям «Святой Урсулы», но Пэтти не могла подойти к вопросу прямым путем, если в ее распоряжении имелся лабиринт. Она сделала глубокий вдох и к ужасу Конни нырнула в дебри этого самого лабиринта.
– Ты мистер Лоренс К. Гилрой? – она сделала реверанс. – Я тебя нашла.
– Я вижу, – сухо произнес мистер Лоренс К. Гилрой. – И раз уж ты нашла меня, что тебе нужно?
– Я хочу погадать тебе на счастье, – Пэтти бойко перешла на профессиональный жаргон, который они с Конни практиковали накануне вечером в школе. – Позолоти мне ручку – я расскажу тебе твою судьбу.
Конни угодила в обстоятельства не по своей воле, но, как бы то ни было, она неизменно оставалась верным товарищем в забавах.
– Судьба-конфетка, – поддержала она Пэтти. – Высокая молодая леди. Очинно красивая.
– Видел я нахалок, но таких…!
Мистер Гилрой откинулся в своем кресле и сурово посмотрел на них, однако в его взгляде мелькнула веселая искорка.
– Откуда вы узнали мое имя? – твердо спросил он.
Пэтти грациозно махнула рукой в сторону открытого окна и видневшегося в отдалении горизонта – по крайней мере, той его части, что показывалась между угольными сараями и динамо-машиной.
– Цыгане, они изучают знаки, – объяснила она рассудительно. – Небо, ветер, облака, – все разговаривают, только тебе не понять. У меня есть для тебя сообщение, мистер Лоренс К. Гилрой, и мы пришли издалека-далека, чтобы нагадать тебе счастье. – Легким театральным жестом она указала на их пострадавшую обувь. – Очинно устали. Мы долго шли.
Мистер Гилрой засунул руку в карман и вынул две серебряные монеты по полдоллара.
– Вот ваши деньги. А теперь честно! Что это за надувательство? И откуда, черт возьми, вы взяли мое имя?
Они положили деньги в карман, сделали еще пару реверансов и обошли стороной неудобные вопросы.
– Мы погадаем тебе на счастье, – с деловой прямотой сообщила Конни. Она извлекла колоду карт, плюхнулась, скрестив ноги, на пол и разложила карты широким кругом. Пэтти схватила руку джентльмена обеими измазанными кофе лапками и повернула ладонью вверх, чтобы рассмотреть. Он сконфуженно попытался выдернуть руку, но она вцепилась цепкой обезьяньей хваткой.
– Я вижу леди! – объявила она проворно.
– Высокую молодую леди с карими глазами, золотистыми волосами, – очинно красивую, – эхом отозвалась сидевшая на полу Конни, которая подалась вперед и напряженно изучала даму червей.
– Но она доставила тебе много неприятностей, – прибавила Пэтти, нахмурившись при виде волдыря на его руке. – Я вижу маленькую ссору.
Мистер Гилрой прищурился. Помимо его воли, ему становилось интересно.
– Тебе она очень нравится, – подала голос Конни снизу.
– Но ты больше ее не видел, – вступила Пэтти. – Один… два… три… четыре месяца ты не видел ее, не говорил с ней. – Она заглянула снизу вверх в его испуганные глаза. – Но ты думаешь о ней каждый день!
Он сделал резкое движение, чтобы отнять руку, и Пэтти поспешно добавила очередную подробность.
– Эта высокая молодая леди, она тоже очень несчастна. Она уже не смеется, как прежде.
Приостановившись, он с примесью тревожного любопытства стал ждать, что же будет дальше.
– Она очинно страдает… очинно сердита, очинно несчастна. Она вечно думает о той маленькой ссоре. Четыре месяца она сидит и ждет, но ты так и не пришел.
Мистер Гилрой резко встал и большими шагами подошел к окну.
Его нежданные гостьи упали как снег на голову в психологически трудный момент. Ибо в тот день он битых два часа сидел за своим столом, столкнувшись с проблемой, с которой они, на своем ломаном английском, так умело справились. Должен ли он проглотить изрядную долю гордости и снова просить о справедливости? В «Святой Урсуле» приближались каникулы, – через несколько дней она уедет и, очень возможно, больше не вернется. На свете полно мужчин, а мисс Джеллингс присуще необыкновенное обаяние.
Конни продолжала невозмутимо изучать карты.
– Еще – один – шанс! – заговорила она с авторитетностью греческой пифии. – Будет еще одна попытка – ты победишь. Нет попытки – ты проиграешь.
Пэтти наклонилась над плечом Конни, жаждая дать благотворный совет.
– Эта высокая молодая леди слишком… – она замялась на секунду, подбирая выражение, – …слишком важничает. Большая шишка. Заставь ее принять решение. Понимаешь?
У Конни, пристально рассматривавшей круглолицего, полнощекого бубнового валета, возникла новая идея.
– Я вижу другого мужчину, – пробормотала она. – Рыжие волосы и… и… жирный. Не больно красивый, но…
– Очень опасный! – перебила Пэтти. – Не теряй времени даром. Он уже на подходе.
Итак, они сочинили эту подробность, основываясь на чистейшей импровизации и наличии бубнового валета, но, сделав это, они разбередили открытую рану. Это было точное описание некоего состоятельного молодого человека из соседнего города, который заваливал мисс Джеллингс посланиями, и которого мистер Гилрой презирал от всего сердца. Весь этот день он находился во власти побуждений, сомнений и душевных мук, и ясные, округлые черты его предполагаемого соперника приняли угрожающие размеры. Мистер Гилрой был здравомыслящим молодым бизнесменом и, как большинство людей, свободным от предрассудков, но когда мужчина влюблен, он верит в предзнаменования.
Он сосредоточенно оглядел знакомый кабинет, уставился на угольные сараи и динамо-машину, дабы удостовериться, что по-прежнему крепко стоит на земле. Перестав смотреть на небо, он обратил на своих посетительниц крайне встревоженный, умоляющий и озадаченный взгляд.
Они вновь изучали карты, насуплено стараясь вызвать в своем напряженном чрезмерными усилиями воображении еще несколько фактов. Пэтти чувствовала, что она уже снабдила его информацией на пятьдесят центов, и терялась в догадках, как привести переговоры к изящному завершению. Она понимала, что в своем дерзком фарсе они зашли слишком далеко, чтобы разоблачить себя и просить отвезти домой. Единственное, что теперь оставалось, это сохранить инкогнито, успешно скрыться и как можно скорее вернуться обратно, – во всяком случае, у них был один доллар на поездку!
Она посмотрела снизу вверх, мысленно обдумывая заключительную часть речи.
– Я вижу счастье, – начала она, – если…
Она взглянула мимо него на открытое окно, и сердце ее замерло. На расстоянии двадцати футов из экипажа безмятежно выходили миссис Трент и мисс Сара Трент, прибывшие пожаловаться на новые электрические лампочки.
Пэтти судорожно вцепилась в плечо Конни.
– Салли и Вдовушка! – прошипела она ей на ухо. – Следуй за мной!
Пэтти одним махом смешала карты в кучу и поднялась. Через дверь уйти не удастся: из наружного кабинета уже доносился Вдовушкин голос.
– Прощевай! – сказала Пэтти, подскакивая к окну. – Цыгане зовут. Мы должны идти.
Она перелезла через подоконник и, пролетев восемь футов, упала на землю. Конни – следом за ней. Обе были способными ученицами мисс Джеллингс.
Мистер Лоренс К. Гилрой, стоя с открытым ртом, воззрился на то место, где они только что сидели. В следующую секунду он вежливо раскланивался с хозяйками «Святой Урсулы» и с большим трудом пытался сосредоточить свой потрясенный разум на коротком замыкании в Западном Крыле.
Пэтти и Конни покинули трамвай – а также нескольких заинтригованных пассажиров – на углу, не доезжая до школы. Обойдя вдоль стены и поравнявшись с конюшней, они скромно подошли к дому через задний ход. К счастью, они не встретили на своем пути никого опаснее поварихи (которая дала им немного имбирных пряников) и, в конце концов, добрались до своей комнаты в Райской Аллее, ничуть не пострадав от приключения и имея в запасе девяносто центов чистой прибыли.
Когда наступили длинные, светлые вечера, обитатели «Святой Урсулы» больше не заполняли промежутки между ужином и вечерними занятиями комнатными танцами, а резвились на лужайке. В этот субботний вечер их не призывали на вечерние уроки, и все покинули школьные пределы. Учебный год почти остался позади, приближались долгие каникулы. Девочки, подобно шестидесяти четырем юным овечкам, были полны воодушевления. Тут и там одновременно играли в жмурки, «пятый угол» и салки. Поющая группа на ступеньках гимнастического зала заглушала менее многочисленных исполнительниц на крытой подъездной аллее; полдюжины девочек семенили по кругу, ведя обручи, а редкие группы гуляющих, встречаясь на узких дорожках, приветствовали друг друга веселыми криками.
