Сосэки Нацумэ - ЗАТЕМ
Ел он как обычно, но двигался мало и плохо спал, размышляя по ночам, из-за чего нередко ощущал боль в желудке. Но Дайскэ это мало тревожило. Он был целиком поглощён одной-единственной, до сих пор не решённой проблемой, привык постоянно думать о ней и уже не делал никаких усилий, чтобы вырваться из замкнутого круга, в котором очутился.
В конце концов он стал презирать себя за свою нерешительность. Но как только приходил к мысли, что из-за Митиё ему, возможно, придётся отказаться от женитьбы на дочери Сагавы, его охватывал невольный страх. И всё же ему ни разу не пришло в голову воспользоваться женитьбой, чтобы сразу порвать с Митиё.
Он не раз отказывался жениться, но сейчас его отказ должен был повлечь за собой откровенное объяснение с Митиё, и эти мысли об этом ему становилось страшно.
Дайскэ с нетерпением ждал вестей от отца. Но их всё не было. Увидеться с Митиё у него не хватало духу.
Дайскэ всё больше укреплялся во мнении, что брак, который будет играть для него чисто формальную роль, не может разлучить его с Митиё, поскольку не касается самой сущности их отношений. Ведь не помешало же их сближению замужество Митиё. Не помешает и женитьба Дайскэ. Сердце не подвластно никаким условностям, они лишь увеличивают страдания. В результате всех этих рассуждений Дайскэ пришёл к выводу, что единственный выход — это отказаться от женитьбы.
На следующее утро Дайскэ впервые за много дней подстригся и побрился. Наступил сезон дождей. Почти неделю лило не переставая, омытые водой земля и деревья обрели покой. Не так яростно, как прежде, припекало солнце. Жар его лучей, пробивавшихся между облаками, казалось, поглощала напитавшаяся влагой земля. Сидя перед зеркалом в парикмахерской, Дайскэ по привычке погладил свои полные щёки и решил, что с сегодняшнего дня начнёт действовать.
Возле отцовского дома, когда он приехал, стояли у входа три коляски. Рикши спали, прислонившись к подножкам, видимо, в ожидании хозяев, и не слышали, как мимо прошёл Наискэ. В большой гостиной сидела Умэко, держа на коленях газету и рассеянно глядя в сад на густую, словно сплётшуюся, зелень. Казалось, невестка тоже сейчас уснёт, такой, по крайней мере, у неё был вид. Дайскэ вошёл без доклада и, не дожидаясь приглашения, сел напротив невестки.
— Отец у себя?
Умэко испытующим взглядом окинула Дайскэ и, не ответив на его вопрос, сказала:
— Вы вроде бы осунулись, Дай-сан?
— Это вам кажется, — возразил Дайскэ, невольно погладив щёки.
— Да вы только взгляните, что за болезненный у вас цвет лица, — стояла на своём Умэко, пристально всматривайся в Дайскэ.
— Нет же! Просто тень от листвы падает мне на лицо, вот я и кажусь зелёным. Да и вы по той же причине бледная, добавил Дайскэ, кивнув в сторону сада.
— Зелень тут ни при чём. Просто последние несколько дней мне нездоровится.
— Ах, вот оно что! Я сразу заметил, что вы какая-то не весёлая… Что-нибудь случилось? Или схватили простуду?
— Не знаю, что и сказать вам, но почему-то всё время мучает зевота, — ответила Умэко, сбросила газету с колен и хлопком в ладоши позвала служанку. Она уже забыла, что Дайскэ спрашивал про отца, и, когда он обратился к ней с тем же вопросом, объяснила ему, что у отца гости, их как раз и привезли рикши, которых Дайскэ видел у входа. Дайскэ сказал, что подождёт, если, разумеется, гости не засидятся а невестка тем временем пошла в ванную освежить лицо. Служанка принесла целую тарелку приготовленных на пару сладких колобков, туго завёрнутых в бамбуковые листья. Дайскэ ухватился за кончик листа, как за хвост, вытащил колобок и с наслаждением вдохнул исходивший от него аромат.
Когда Умэко, несколько приободрённая, вернулась из ванной, Дайскэ спросил:
— А что брат? — В это время рука его, державшая колобок, качалась из стороны в сторону, словно маятник.
Умэко, стоявшая на веранде, продолжала смотреть в сад с таким видом, словно считала лишним отвечать на такой банальный вопрос, затем вернулась на прежнее место и сказала, проявив завидную наблюдательность:
— Дожди только начались, а как зазеленел мох! — и нехотя добавила: — Значит, вам интересно, где ваш брат?
И когда Дайскэ подтвердил, что да, интересно, равнодушно ответила:
— А что он… Как всегда…
— Как всегда, не бывает дома?
— Да, да, с утра до вечера.
— И вам одной не скучно, сестрица?
— Что толку об этом спрашивать? — рассмеялась Умэко решив, что Дайскэ либо подтрунивает над ней, как обычно либо просто ребячится. Дайскэ и сам удивился, что вдруг заговорил с Умэко серьёзно. Ему давно были известны отношения брата с женой, но до сих пор они как-то мало его интересовали. Да и невестка со своей стороны ни разу не выказала недовольства.
— Неужто в супружестве все так живут и тем довольствуется? — высказал свою мысль Дайскэ и, не ожидая ответа, даже не взглянув на Умэко, стал просматривать лежавшую на татами газету.
— Что вы сказали? — неожиданно резко произнесла Умэко.
Удивлённый её тоном, Дайскэ невольно посмотрел на невестку. Тогда она заявила:
— Женитесь и сидите, пожалуйста, дома, лелейте жену.
В этих словах Дайскэ узнал прежнюю Умэко, зато сам, как ни старался, не мог вернуться к обычному своему тону.
Его мысли были целиком поглощены женитьбой, которая не состоится, и его будущими отношениями с Митиё. Поэтому сквозь обычный его тон, к которому привыкла Умэко, нет-нет да и проскальзывали неожиданные для неё нотки.
— Вы, Дай-сан, нынче странный какой-то, — заметила она наконец. Дайскэ не хотелось уклоняться от прямого ответа, как он это часто делал, прибегая к самым различным способам. И он очень серьёзно попросил Умэко объяснить, в чём же его странность. Вопрос показался Умэко нелепым, и брови её удивлённо взметнулись вверх. Но в конце концов она сдалась, сказала «ладно» и принялась объяснять. Сегодняшнюю серьёзность Дайскэ она истолковала как намеренную и заметила:
— То, что вы тут говорили насчёт мужа и что я без него скучаю, когда его нет дома, всё это не похоже на вас, слишком много чуткости.
— Нет, нет, — поспешил возразить Дайскэ, — просто есть у меня одна знакомая, у неё такое же положение, и мне, по правде говоря, очень её жаль. Поэтому я и спросил, не скучаете ли вы одна. А насмехаться я и не думал.
— Правда? Что же это за знакомая?
— Имени её я не могу назвать.
— Посоветуйте её мужу быть с ней поласковее…
Дайскэ улыбнулся.
— Вы, значит, тоже так думаете?
— Разумеется!
— А если муж меня не послушает? Как тогда быть?
— Тут уж ничего не поделаешь.
— Отступиться?
— Ничего больше не остаётся.
— Обязана ли в таком случае жена хранить верность?
— Ну, это уже из области философии. Тут ещё надо знать, насколько провинился перед ней муж.
— А представьте, что жена полюбила другого? Что тогда?
— Нелепый вопрос. Раз она любит другого, так за него бы и шла.
Дайскэ задумался, потом произнёс?
— Сестрица…
Поражённая проникновенностью его голоса, Умэко внимательно посмотрела на Дайскэ. Между тем он, не меняя тона, продолжал:
— Я и на этот раз намерен отказаться от женитьбы.
Его рука с сигаретой слегка дрожала. Стараясь не смотреть на ставшее вдруг равнодушным, словно застывшее лицо невестки, Дайскэ продолжал:
— Не раз я доставлял вам хлопоты своим отказом жениться. Вот и сейчас тоже. Говоря по справедливости, я должен был прислушаться к вашему совету, ведь мне уже тридцать. Однако есть соображения, которые вынуждают меня снова тебя огорчить. И не только вас, но и отца и брата, и тут ничего не поделаешь. Речь не о том, что дочь Сагавы мне не по душе. В последнюю нашу встречу отец велел мне хорошенько подумать. Я всё хорошо обдумал и полагаю, что мне лучше пока не жениться. Я, собственно, и пришёл сегодня только для того, чтобы сообщить об этом отцу. Но, поскольку он занят с гостями, решил прежде высказать всё это вам. Так что не взыщите.
Поверив наконец в серьёзность и искренность речей Дайскэ, Умэко внимательно его слушала, не перебивая пустыми репликами, как это бывало обычно. Когда же он кончил, очень коротко и очень просто сказала:
— Однако вы поставите отца в затруднительное положение.
— Ничего, я скажу отцу всё напрямик.
— Боюсь, что уже поздно…
— Как же поздно, если я ещё ни разу не сказал «да».
— Но ведь «нет» вы тоже не сказали.
— За тем я и пришёл, чтобы сказать «нет».
Наступило молчание. Дайскэ считал разговор исчерпанным. Он всё сказал, что мог, и откровенничать дальше не собирался. Зато у Умэко так и вертелись на языке слова и вопросы, только она не знала, с чего начать.
— Не знаю, как далеко зашёл в своих переговорах отец, — сказала наконец Умэко, — но ваш отказ для всех явится неожиданностью.
— Почему же? — очень спокойно и холодно спросил Дайскэ.
