Норман Мейлер - Американская мечта
– В течение нашего разговора Дебора выходила в ванную.
Он с отвращением посмотрел на меня, как будто я был рэкетиром, явившимся в честное заведение требовать выкуп.
– Я полагаю, – сказал он, – что, отправляя естественные потребности, она не имела обыкновения пачкать свое нижнее белье?
– Подобные следы могут появиться в результате падения. Или были нанесены позднее. Некоторые свои функции организм продолжает исполнять и после смерти.
Мы говорили словно бы о ком-то совершенно постороннем. Я испытал секундный приступ горя, как будто знал, что мне придется заплатить непомерную цену за раскрытие интимных тайн Деборы.
Робертс широко и блаженно ухмыльнулся.
– Мы провели тщательный осмотр помещения. Особенно – спальни, Роджек, ковер тоже испачкан, так что любые сомнения касательно определенного факта отпадают. На ковре обнаружено достаточное количество частиц того самого чужеродного материала, о котором мы только что говорили. Если вы сумеете правдоподобно объяснить мне это, можете идти отсюда с миром.
Я знал, какую историю мне надлежит сейчас рассказать, но не знал, хватит ли у меня сил сделать это.
– Робертс, мне не хотелось бы рассказывать о моей жене все до самого конца.
– Попробуйте убедить судей такой отговоркой.
– Дебора в последнее время была не больно-то уравновешенным человеком.
– Вы и в самом деле намекаете на то, на что, мне кажется, вы намекаете?
– Я не могу вдаваться в детали.
Но мне, конечно же, надо было сказать и это. Некая часть моего мозга уже приготовила эту историю, и сейчас я собирался изложить ее по порядку, одну деталь за другой, воображаемое восклицание Деборы: «Ну, а раз уж ты видел это, тебе осталось увидеть совсем немного», – и она кидается к окну и тремя движениями оказывается снаружи, да, этот воображаемый отчет о якобы произошедшем приобрел теперь такую жизненность, как будто так оно и было. Я понимал, что, если когда-нибудь впаду в психоз, эта история будет пребывать в нем со мной. У Робертса был такой вид, словно он слушает меня внимательно, почти веря мне, – отчасти схожий с тем выражением, с каким он внимал мне накануне ночью в спальне Деборы. Но я был не в силах продолжать. Если я навяжу Деборе эту историю, все наше прошлое окутают ядовитые миазмы.
– Нет, – сказал я, – лучше уж в камеру.
Телефон у него на столе зазвонил.
– А почему бы не подписать признание?
– Нет.
Робертс снял трубку.
– Нет… Нет… Не подписывает. Нужны семьдесят два часа. Что? Сукин сын, нет. – Следующие двадцать секунд он бешено ругался, его глаза налились кровью, и мне казалось, что он вот-вот размозжит мне голову телефонной трубкой. Затем он обхватил рукой подбородок и, стиснув его что было мочи, словно нажимал на какую-то кнопку в душе, пытаясь вновь обрести контроль над собой.
– Подождите здесь, – сказал он, – я через пару минут вернусь.
Он был невысок ростом, и, выходя, показался мне напыжившимся котом на цепи.
Робертс оставил досье на столе. Я быстро заглянул туда. Там не было протокола о вскрытии, а лишь выдержки из него, и хотя я не больно-то разбирался в терминах, я все же понял, что он мне солгал: выводы были двусмысленны, суицид вызывал определенные сомнения, не с большей категоричностью утверждалось и то, что Дебора была мертва к моменту падения. Только насчет следов на ковре все совпало – это место было подчеркнуто красными чернилами.
И здесь же были вырванные листы из одной из моих статей, опубликованной в научном журнале, текст лекции по случаю вручения премии, которую я прочел в университете в первый год пребывания там, в первый год моего брака с Деборой. Теперь слова этой лекции походили на увядший цветок, заложенный в Библию старой девы. Читая сейчас свою статью под раздражающее шипение обогревателя у меня за спиной, глядя на стены, грязные измызганные стены цвета выцветшей сигары, я сразу же отыскал в себе некую точку душевного равновесия: оказывается, я был в силах спокойно воспринимать всю эту немыслимую комбинацию собственных чувств, красных булавок Робертса на карте участка и параграфа из лекции по случаю вручения премии Кларка Рида Пауэлла на тему «О примитивных воззрениях на природу таинств»:
«В отличие от воззрений цивилизованного общества, которые возвышают человека над животными, первобытные люди инстинктивно верили в то, что они были объектом первородного пакта, заключенного зверями из джунглей и зверем таинства. Для дикаря страх был естественным следствием любого вмешательства со стороны сверхъестественного начала: если человек замышляет украсть секреты богов, то вполне логично предположить, что боги будут защищаться и убьют каждого, кто чересчур к ним приблизится. Исходя из той же логики, цивилизация представляет собой успешное, хотя и не окончательное хищение некой суммы этих таинств, и цена, которую нам приходится за это платить, – наше ощущение чудовищного, не поддающегося определению бедствия, которое нас ожидает».
Эта лекция многим понравилась и была воспроизведена в ежемесячнике – уточненная, дополненная и поделенная на две части, – была, как мне кажется, некая приятная мишура в ее стиле и слоге. Теперь, перечитанная самим автором, она отозвалась в его мозгу ощущением зримой реальности, и я почувствовал внезапную тревогу и желание, чтобы Робертс поскорей вернулся, как будто моя воля к сопротивлению могла растаять, если бы я оставался чересчур долго наедине с собой в спертом воздухе этой комнаты. И вот, вынуждая себя сконцентрироваться на досье, я понял, что лекция попала сюда почти случайно, вместе с несколькими другими моими работами, колонками светской хроники, в которых упоминалось мое имя, и даже несколькими рецензиями на мою телепрограмму, – небрежно составленная коллекция, Робертс собирал материал явно левой ногой. И тут я услышал его шаги в холле и вернулся на место.
Он вошел посвистывая. Это был холодный контролируемый свист человека, чем-то весьма озабоченного.
– Что ж, Роджек, – сказал он, оскалив в усмешке зубы, – вы свободны от всяческих подозрений. Пойдемте-ка выпьем пива. – Но в глазах его была пустота. – Знал я, – добавил он, – с самого начала знал, что что-то в этой истории не заладится.
– О чем это вы?
– Получен официальный протокол вскрытия. Самоубийство. Вот так-то. – Он кивнул. – Где-то наверху у вас есть рука.
Я понимал, что должен задавать вопросы, иначе это будет равносильно согласию.
– Поэтому вы так и спешили добиться от меня признания?
– По мне, так можно было и подождать. Это Лежницкий решил, что на вас нужно как следует надавить.
С каждым словом Робертс нравился мне все больше. Все выглядело так, как будто мы были парой борцов, и Робертс уже дожимал меня на ковре. И вдруг судья шепнул ему на ухо, что его черед проиграть. И он разбушевался на арене. А сейчас мы вернулись в раздевалку, рассказываем друг другу анекдоты и обмениваемся извинениями.
– Вам велели отпустить меня еще прошлой ночью?
– Скажем так: намекнули. Но я в любом случае собирался вас отпустить
– мне было бы интересно понаблюдать за вами на воле.
– И вы ожидали, что сегодня на вас еще поднажмут?
– Многое я бы отдал, Роджек, чтобы понять, насколько вы в курсе дела.
– Почти совершенно не в курсе.
– Вот оно как.
– И вы полагали, что если получите мое признание, то сможете противостоять этому нажиму?
Никогда еще он не был так похож на полицейского. Настырность его короткого прямого носа сочеталась с циничной усмешкой в углах губ. Честность, цинизм и алчность играли в его глазах тремя различными цветами.
– Никогда не знаешь наверняка, – сказал он. – Может, мы смогли бы выдержать нажим, а может, упекли бы вас за что-нибудь другое. Но признание, несомненно, представляло бы интерес. – Он улыбнулся ледяной улыбкой бейсбольного менеджера, потерявшего талантливого игрока, которого он мог бы тренировать дальше или послать на стажировку в низшую лигу. – Не ломайте себе голову над нашей политикой. Мы можем протолковать об этом целую ночь, и вы все равно ничего не поймете.
– Но я бы с удовольствием послушал.
– Что вам нужно. Выиграть по лотерейному билету? Пошли в пивную.
Я улыбнулся.
– К сожалению, я сейчас занят. – Я встал. – Приятно было познакомиться с вами, Робертс.
Он ухмыльнулся в ответ.
– Если бы вы не были такой шишкой, Робертс, я посоветовал бы вам не задирать нос, – сказал я.
– А я не шишка.
На его лице появилось выражение озабоченности, как будто он не был уверен, стоит ли задавать следующий вопрос.
– Послушайте-ка, – сказал он, когда я уже подходил к двери, – если вы ответите мне на один вопрос, я вам, пожалуй, тоже кое-что расскажу.
– Давайте послушаем ваш вопрос.
– Роджек, вы из ЦРУ?
– Я не имею права распространяться о таких делах.
– Ладно, получайте даром. Да, может, вы это уже знаете. Мы задержали Эдди Гануччи. В любом случае понимали, что ненадолго. На нас оказали очень сильное давление, чтобы мы его отпустили. И у меня создалось впечатление, что оно исходило из того же источника, что и в вашем случае.
