Александр Ванярх - Иван
— Это уже интересно! Выходит, что ты мне и не родственник?»
--Выходит, но я когда-нибудь потом вам все расскажу».
— Ну, добро, потом так потом, тем более что впереди у нас времени достаточно».
Заканчивалось короткое северное лето, созрели ягоды брусники, жимолости, красной и черной смородины; огромное разнообразие птиц небольшими семейными стайками, просто по нескольку десятков, а то и большими косяками, кружились над тундрой, поймами болот и рек, готовясь к перелетам на юг; почти совсем побелел Пенженский хребет, засыпанный снегом, нет-нет да и плюнет холодком из Чукотки северо-восточный ветер. Стада диких оленей переплывали реку, уходя на зимние пастбища.
Удивительно, но на севере почти не бывает весны или осени, тут лето сразу переходит в зиму, а зима — в лето: так быстро меняется погода. Стоит только диким оленям переплыть реку и уйти на зимние пастбища, как через два-три дня пойдет «шуга» и река покроется льдом, и так же зимой: как только уйдут дикие олени через реку на летние пастбища, через два-три дня пойдет лед и вскроется река. Даже домашние олени ведут себя беспокойно, если этот график не выполняется. Сейчас все готовилось к зиме: животные, которые оставались на зимовку, набирали вес, стараясь как можно больше накопить жиру или заготовить корм впрок; облагораживали норы, укрытия в щелях, в разных углублениях; птицы готовились к перелетам; люди собирали ягоды, солили рыбу, закупали продукты, а на календаре был только август, по материковым меркам — разгар лета, время уборки урожая, а потом еще будет осень. Но тут, на севере, все по-другому. В самом начале сентября могут стукнуть слабые морозцы градусов под двадцать, так что надо готовиться ко всему заранее.
Вот и сейчас в части готовилась баржа для выхода в Манильскую губу Охотского моря на красную рыбу. Обычно солдаты туда рвались — все же свобода, романтика, открытое море, хотя сама рыбалка мало чем напоминала рыбную ловлю на материке. Это была работа до изнурения, когда коченеют от холодной воды руки, когда страдаешь от морской качки, а холодный пронизывающий ветер заставляет надевать полушубки и шапки, — но все же это рыбалка, о которой потом солдаты долго рассказывают друг другу. Итак, готовилась баржа к отплытию, грузились бочки, сети, провиант для рыбаков.
Вместе со всеми работал и Иван.
— Сердюченко! — услышал он крик со стороны станции. — Срочно к телефону!
Иван стал карабкаться на вершину сопки, где располагалась станция. Звонил Яков Иванович. Была суббота, редкий выходной день. Майор был дома и поэтому звонил из поселка. «Ваня, бери ноги на плечи и спускайся вниз, завтра Людмила и Надежда Павловна улетают на материк, надо бы посидеть вместе. Насчет увольнения я договорился, скажи только старшине!»
— «Понял, — не по-военному ответил Иван, — буду через полчаса».
И вот сержант идет по проселочной дороге, ведущей к поселку. На душе радостно от того, что буквально завтра уедут два человека к нему домой, в родное село. Люда будет учиться в школе, увидит его учителей, будет говорить о нем. Да ему и самому осталось: «Прощай, Север, здравствуй, Сибирь! А может, здравствуй Крым!» Он еще толком не решил, куда поедет.
Так и шел он, насвистывая веселую песенку, иногда останавливаясь и поднимая голову вверх, чтобы посмотреть на очередную стаю птиц, готовившуюся к далеким перелетам и кружащуюся над тундрой большими и малыми косяками. Уже не пели жаворонки и не куковали кукушки. Все готовились к зиме.
Глава четвертая
А в это время Виктор Иванович и Анастасия Макаровна сидели в кабинете начальника районного отделения милиции и слушали седого пожилого майора, который, листая бумаги, изредка строго смотрел на них через большие в роговой оправе очки.
— Ну и накрутили вы, — говорил он хриплым басом, — почитай, больше месяца разбираюсь, еле разобрался. — И он, раскладывая по порядку бумаги, продолжал: — Исаев Егор Иванович числился без вести пропавшим и ни в каком розыске не находится и не находился. Жена его Варвара также числится без вести пропавшей, а вот насчет ребенка нашлись свидетели на станции Гуково, которые подтверждают, что мать умерла после родов, а куда потом девался сам ребенок, никто не знает. Так что можно предположить, что все, что вы тут написали, правда. Только не пойму, зачем это? А потом, захочет ли сам Иван менять фамилию? Ведь заявления от него пока нет.
— Да мы в заявлении и пишем, что наследство ему оставлено, а как же он его получит под другой фамилией? — спросил Виктор.
— Подумаешь, наследство! — усмехнулся майор. — Какой-то дом в Крыму. Может, тот дом путного слова не стоит?
— Откуда ж мы знаем, — вмешалась Настя, — может, стоит, а может, не стоит, но мы должны это сделать, не молодые ведь.
— Ух, ты, старуха объявилась! — вдруг весело сказал майор. — Ты гляди, Виктор Иванович, жена-то твоя видать неспроста в старухи спешит?
Обстановка разрядилась. Решили все документы оформить, а когда приедет из армии Иван, то пусть сам и решает, как быть. Человек он взрослый.
— Бедный Егор! — говорил Виктор, когда они с Настей ехали на «тойоте» к себе в деревню. — Столько лет мучений, а его никто и не искал!
— Кто же знал, — с грустью сказала Настя. — Времена-то какие были…
Стоял август. Ясный солнечный день уже клонился к вечеру, но жара не спадала. Ни ветерка, и пыль от колес автомобиля, поднимавшаяся темно-серым густым облаком, долго стояла над проселочной дорогой, окутывая придорожные деревья и кустарники.
— Ну и жара, — обливаясь потом, говорила Настя, — надо уже и сено перевозить, а то вдруг дождь зарядит.
— Теперь уберем, вот завтра же и пойдем. Был бы Иван — в один день справились бы.
— Да, Ваня, Ваня, сердце мое чует, вот как тогда зимой я места не находила, так и сейчас: уедет он от нас, — почти со слезами сказала Настя.
— Вот взбрело в голову: «чует», «чует», а что тогда зимой учуяло? Наоборот, Яков объявился. Вот если бы еще и Сергей с младшей сестренкой нашей нашелся, вот было бы дело!
— А как звать сестру-то было?
— Феня говорила, что Рая, но я сейчас уже и сомневаюсь — сколько лет прошло.
— А кто же искал их? — с укором сказала Настя.
— Так тогда и искать было невозможно, еле ноги сами унесли, спасибо Фене… А потом война, не до того было.
Въехали во двор. На пороге дома стояла Феня и, улыбаясь, трясла листки бумаги.
— Что это? — спросила Настя.
— Гости к вам едут, — ответила Феня. И прочитала: «Вылетаем двенадцатого Петропавловска-Камчатского. Надя, Люда.»
— Ну что, схлопотала? — съязвил Виктор. — А то — «чует», «чует»!
Глава пятая
— Мы навели справки, есть официальные документы, подтверждающие факты, указанные в вашем заявлении, — говорил капитан милиции сидевшей рядом Рите Ивановне. — А в отношении вашей дочери есть неувязки.
— Какие неувязки?
— А то, что вы жили с неким Хоптенко Иваном Васильевичем три года спустя после рождения вашей дочери, а вы ей отчество установили Ивановна еще в год ее рождения. Тут что-то не все ясно.
— А может, мы знакомы с Иваном Васильевичем еще до женитьбы? Может такое быть?
— Может, но в данном случае не может, потому как Иван Васильевич был офицер и служил в это время в Германии, а уволился по болезни и вернулся в село Кумшатское только в 1950 году, — сказал капитан, с укором посмотрев на Риту Ивановну.
— Ладно, это совсем другой разговор, мы решаем сейчас вопрос относительно Сердюченко Ивана Викторовича, и я хочу доказать, что он Исаев Иван Егорович. А моя дочь — это уже мои проблемы, — почти зло ответила Рита.
— Ваши-то ваши, но может наступить такой момент, когда кто-то будет настаивать на возвращении законного отчества, — сказал капитан.
— В данном случае никто не будет. Иван Васильевич, к несчастью, давно умер, хотя при жизни он был очень доволен, что у Оксаны его отчество, а девочка хорошо помнит своего отца и знает, что его звали Иваном, зачем ее травмировать и объяснять то, что не требует объяснения.
— В таком случае остальное все в норме. Но возвратить парню законную фамилию может только суд, так что я свое дело сделал, бумаги могу вам выдать, а там решайте сами.
— Так и решим. Где расписаться? — спросила Рита Ивановна, вставая.
— Вот тут, и тут, и тут, — показал капитан.
— Ого, как много росписей! — удивилась Рита.
— А как вы думали! Тут все основательно сделано, чтобы потом никаких претензий.
Рита Ивановна сложила документы к себе в портфель и, попрощавшись, вышла из милиции.
«Какая кому разница — Ивановна она или Егоровна? — думала Рита. — Не хватало еще, чтобы и у дочери возникли какие-нибудь проблемы, нет уж, хватит». Так, твердо решив этот вопрос, она уже подходила к своему дому, как вдруг ей навстречу вышла Оксана с каким-то высоким симпатичным молодым человеком. Дочь писала, что по дороге в колхоз заедет на несколько дней домой, но когда, точно не знала, и вот она здесь, да еще не одна.
