Дэвид Лоуренс - Сыновья и любовники
Но в конце дороги для верховой езды оказалась ограда, через которую предстояло перелезть. Пол мигом очутился по другую сторону.
— Давай, я тебе помогу, — сказал он.
— Нет, уйди, я сама, по-своему.
Пол стоял внизу, руки наготове, готовый помочь ей. Она осторожно перелезала.
— Ну кто ж так лазит! — презрительно воскликнул Пол, когда она уже благополучно перебралась.
— Эти ненавистные приступки! — воскликнула миссис Морел.
— Нескладешка ты, — сказал он. — Не умеешь их одолеть.
Напротив, у опушки леса, сгрудились невысокие красные фермерские постройки. Мать и сын поспешили вперед. В саду было изобилие яблонь, и яблоневый цвет осыпался на жернов. У изгороди, под нависающими над нею ветвями дубов, прятался глубокий пруд. Здесь в тени стояло несколько коров. Дом и хозяйственные постройки с трех сторон охватывали залитый солнцем четырехугольный двор, обращенный к лесу. Было очень тихо.
Мать и сын вошли в огороженный садик, где пахло красными левкоями. У раскрытой двери остывали посыпанные мукой хлебы. Курица как раз собралась их клюнуть. И вдруг в дверях показалась девушка в грязном фартуке. Она была лет четырнадцати, с лицом смугло-розовым, с красивой копной коротко стриженных черных кудрей и с темными глазами; смущенно, вопрошающе и чуть обиженно глянув на незнакомцев, она скрылась. Вместо нее тотчас появилась маленькая, хрупкая женщина, румяная, с большими темно-карими глазами.
— О! — воскликнула она, просияв улыбкой. — Вот и пришли. Я так вам рада. — Голос ее звучал задушевно и чуть печально.
Женщины пожали друг другу руки.
— Скажите по совести, мы вам не помешали? — спросила миссис Морел. — Я знаю, какова жизнь на ферме.
— Нет-нет! Всегда приятно видеть новое лицо, мы ведь живем совсем на отшибе.
— Я вас понимаю, — сказала миссис Морел.
Их провели в гостиную, длинную комнату с низким потолком и большим пучком калины в камине.
У женщин завязался разговор, а Пол вышел поглядеть окрест. Он стоял в саду и нюхал левкои, смотрел, что еще здесь растет, и тут из дому вышла та девушка и быстро прошла к груде угля у забора.
— Это ведь махровые розы? — спросил Пол, показывая на кусты у ограды.
Девушка испуганно вскинула на него большие карие глаза.
— Они ведь будут махровые, когда распустятся? — повторил Пол.
— Не знаю, — с запинкой ответила она. — Они белые с розовыми серединками.
— Значит, они как девичий румянец.
Мириам вспыхнула. У нее был прелестный и теплый цвет лица.
— Не знаю, — опять сказала она.
— У вас не так уж много в саду цветов, — сказал Пол.
— Мы здесь первый год, — ответила она холодно и, пожалуй, надменно, отошла и скрылась в доме. А он и не заметил, продолжал свой обход. Вскоре вышла миссис Морел, и они пошли осматривать постройки. Пол был в восторге.
— Вам, наверно, приходится ухаживать за птицей, за телятами и свиньями? — спросила миссис Морел хозяйку дома.
— Нет, — отвечала маленькая миссис Ливерс. — У меня нет времени на скотину, да и не привыкла я к этому. Меня только и хватает, что на дом.
— Да, я понимаю, — сказала миссис Морел.
Скоро вышла девушка.
— Чай готов, мама, — сказала она тихим мелодичным голосом.
— Спасибо, Мириам, мы сейчас, — с обворожительной улыбкой отозвалась мать. — Вы не против выпить чаю, миссис Морел?
— С удовольствием, — ответила миссис Морел. — Раз он готов.
Пол выпил чаю с матерью и с миссис Ливерс. Потом они пошли в лес, полный колокольчиков, а на тропинках росли влажные незабудки. И мать и сын не уставали восхищаться.
Возвратясь, они застали на кухне мистера Ливерса и Эдгара, старшего сына. Эдгару было лет восемнадцать. Потом вернулись из школы Джеффри и Морис, рослые мальчишки двенадцати и тринадцати лет. Мистер Ливерс был красивый мужчина в расцвете сил, с золотисто-каштановыми усами и голубыми глазами, он привычно щурился, оттого что в любую погоду работал под открытым небом.
Мальчики смотрели на Пола свысока, но он едва ли это замечал. Они пошли собирать яйца по всем уголкам и закоулкам фермы. Потом стали кормить кур, и тут во двор вышла Мириам. Мальчики на нее и не поглядели. Одна курица с выводком желтых цыплят рылась в куче навоза. Морис поднес ей горсть зерна, и она стала клевать с ладони.
— Сумеешь так? — спросил он Пола.
— Поглядим, — ответил Пол.
Рука у него была маленькая, теплая и, сразу видно, умелая. Мириам наблюдала за ним. Он протянул зерно курице. Та глянула на зерно жадным, блестящим глазом и проворно клюнула. Пол вздрогнул и засмеялся. «Тук, тук, тук!» — стучал клюв по ладони. Пол опять засмеялся, и мальчики присоединились к нему.
— Она ударяет и щиплет, но совсем не больно, — сказал Пол, когда курица склевала все зерна до единого.
— Ну-ка, Мириам, — сказал Морис, — теперь ты попробуй.
— Нет! — воскликнула она, отпрянув.
— Ха! Неженка. Маменькина дочка! — сказали братья.
— Это совсем не больно, — сказал Пол. — Она только чуть-чуть щиплет, даже приятно.
— Нет! — опять крикнула девочка, замотала головой в черных кудрях и отступила подальше.
— Не сумеет она, — сказал Джеффри. — Ничего она не умеет, только стишки вслух читает.
— С калитки прыгать не умеет, свистнуть не умеет, по льду не прокатится, девчонка ей вдарит, и той сдачи не даст. Ничего не умеет, только чего-то из себя воображает. «Дева озера».[4] Тьфу! — прокричал Морис.
Мириам стояла вся красная от стыда и муки.
— Я могу гораздо больше вашего, — воскликнула она. — Вы сами просто трусы и грубияны.
— Ах, трусы и грубияны! — жеманно повторили братья, передразнивая Мириам.
Морис прокричал, покатываясь со смеху:
Дурак меня не разозлит,
Мужик тихонько говорит.
Мириам ушла в дом. Пол пошел с братьями к фруктовому саду, где у них были сооружены гимнастические брусья. Там они показали чудеса силы. Пол же был не столько силен, сколько проворен, но и это пригодилось. Он потрогал цветок яблони, что покачивался невысоко на ветке.
— Не надо рвать цветок, — сказал Эдгар, старший брат. — На будущий год не будет яблок.
— А я и не думал сорвать, — ответил Пол, отходя.
Мальчики смотрели на него неприязненно; их куда больше влекли привычные развлечения. Пол побрел к дому в поисках матери. На задворках он увидел Мириам, она стояла на коленях перед курятником, напряженно скорчившись, прикусив губу, — на ладони — несколько зерен маиса. Курица злобно следила за ней взглядом. Очень осторожно Мириам протянула к ней руку. Курица скакнула к ней. Девочка отшатнулась, вскрикнула, то ли испуганно, то ли досадливо.
— Она не сделает больно, — сказал Пол.
Мириам вздрогнула, залилась краской.
— Я только хотела попробовать, — тихонько сказала она.
— Видишь, совсем не больно, — сказал он и, положив на ладонь всего два зернышка, дал курице клевать с ладони. — Только смешно, потому что щекотно.
Мириам протянула руку, тотчас отдернула, попробовала снова и с криком отскочила. Пол нахмурился.
— Да я дал бы ей клевать зерно прямо с лица, — сказал он. — Только все-таки она немножко стукает клювом. А клюет очень аккуратно. Иначе она бы за день наклевалась земли.
Он ждал и хмуро наблюдал. Наконец Мириам позволила курице склюнуть с ладони. Слегка вскрикнула, чуть ли не жалобно — со страху и от досады. Но все-таки позволила, и потом еще раз.
— Ну вот видишь, — сказал мальчик. — Не больно, ведь правда?
Мириам посмотрела на него широко раскрытыми темными глазами.
— Правда, — она засмеялась, все еще взволнованная.
Потом встала и пошла в дом. Похоже было, она почему-то обиделась на Пола.
Он воображает, будто я самая обыкновенная девчонка, думалось ей и хотелось ему доказать, что на самом деле она возвышенная, точно «Дева озера».
Оказалось, миссис Морел уже собралась домой. Она улыбнулась Полу. Он взял у нее большой букет цветов. Мистер и миссис Ливерс провожали их полями. Вечер позолотил холмы; в глубине леса лиловели колокольчики. Тихо было вокруг, слышался лишь шелест листьев и птиц.
— Какое же красивое место, — сказала миссис Морел.
— Да, — ответил мистер Ливерс. — Местечко славное, если б только не кролики. Никакого спасу от них, все пастбище объели. Не знаю, выручу ли с него хоть на ренту.
Он хлопнул в ладоши, и луг подле леса пришел в движение, повсюду запрыгали рыжеватые кролики.
— Просто невероятно! — воскликнула миссис Морел.
Дальше они с Полом пошли уже одни.
— Хорошо как было, правда, мама? — тихо сказал он.
Молодой месяц всплывал в небесах. Мальчик был счастлив до боли. Матери пришлось заговорить о чем попало, потому что и ей хотелось заплакать от счастья.
