Михаил Загоскин - Москва и москвичи
Слуга. Василий Игнатьич!
Влонская. Бураковский?… Проси!.. Иль нет — постой! Зажги две свечи, — вон, что стоят на столе… да приди поправить лампы. Как они у тебя всегда скверно горят!..
Слуга. Масло, сударыня…
Влонская. Врешь, врешь!.. Дурно чистишь, лентяй этакий!.. Ступай проси! (Слуга уходит)
Влонский. Да где Глашенька?
Влонская. У себя наверху. У нее так разболелись зубы, что она головы поднять не может.
Василий Игнатьич Бураковский (входит спешно в комнату). Здравствуйте, Надежда Васильевна!.. Дмитрий Кондратьич!
Влонская (привставая). Здравствуйте, Василий Игнатьич!
Влонский. Милости просим!
Бураковский (садясь). Слышали вы?…
Влонская. А что такое?
Бураковский (с радостию). Так вы не слышали?
Влонский. Ровно ничего.
Бураковский. Какое ужасное приключение!..
Влонская. Что такое?…
Бураковский. Страшно подумать!..
Влонская. Эх, да говорите!.. Истомили!
Бураковский. Вы знаете, что Алексей Тихонович Волоколамский был со своей женой в Петербурге и что он должен был на этих днях возвратиться сюда, в Москву?
Влонская. Ну да! Так что ж?…
Бураковский. Нет, уж не воротится!
Влонский. Что вы говорите?
Бураковский. На четвертой станции от Москвы по Петербургской дороге…
Влонская. Он скоропостижно умер?
Бураковский. Нет, хуже!
Влонский. Как хуже?…
Бураковский. Да, хуже!.. Его заели собаки.
Влонская. Как заели собаки?… До смерти?
Бураковский. До смерти.
Влонский. Не может быть!
Бураковский. Как не может быть — помилуйте!.. Я удивляюсь, что вы до сих пор этого не знаете; со вчерашнего дня вся Москва кричит об этом.
Влонский. Да это ни с чем не сообразно — живого человека заели собаки!.. Это неслыханная вещь!
Бураковский. Однако ж, к несчастию, совершенная правда. Вот как это случилось: Алексей Тихонович, как я уже вам докладывал, на четвертой станции отсюда остановился переменить лошадей. Пока закладывали карету, ему вздумалось пройти пешком по шоссе. Вот он сказал жене, чтоб она, когда будут готовы лошади, догоняла его на большой дороге. Лошадей не скоро запрягли, прошло этак с полчаса. Вот наконец Волоколамская отправилась; проехали версту, две — глядят, на большой дороге целая стая собак. Как стал экипаж подъезжать, они разбежались. Ямщик остановил карету. Волоколамская высунулась в окно — глядь, боже мой!.. ее муж, растерзанный, окровавленный, лежит посреди дороги!.. Она вскрикнула — и покатилась… Люди бросились к Алексею Тихоновичу, думали, что он еще жив… Нет, и признаков жизни не осталось! Горничные девушки засуетились около своей барыни: спирту, того, другого — не приходит в чувства. Вернулись назад на станцию. На ту пору ехал из Клина городской лекарь, — и фамилию его сказывали, — позабыл!.. Он употреблял все возможные средства, всякие медицинские пособия — все напрасно!.. И муж и жена…
Влонская. Как, и она умерла?
Бураковский. Скончалась! Оно, впрочем, весьма и натурально: такое внезапное поражение, такая ужасная картина!.. Она же, говорят, была беременна…
Влонская. Ах, боже мой, какое несчастие!
Бураковский. Да, необыкновенный случай.
Влонский. Воля ваша, а мне что-то не верится.
Бураковский. Поневоле поверишь, Дмитрий Кондратьич, когда есть человек пятьдесят очевидных свидетелей. Мало ли по Петербургской дороге проезжих? Ведь это случилось не в стороне где-нибудь, а на большой дороге, на станции, где все останавливаются. Вот я сейчас был в клубе, — только и разговоров, что об этом. За полчаса до меня один приезжий из Петербурга рассказывал в клубе все подробности этого несчастного приключения. Он был на самом месте — видел покойников. Ну, помилуйте, что может быть достовернее этого?
Влонская. Да не видали ли вы его племянника?
Бураковский. Ивана Ивановича Сицкого? Я к нему заезжал.
Влонский. Ну, что он?
Бураковский. Его нет в Москве. У слуги не добился. Дворник мне сказывал, что Иван Иванович уехал на два дня к кому-то в подмосковную и вряд ли будет назад прежде завтрашнего утра. Вот, Надежда Васильевна, подлинно правду говорят: «Несчастие одного составляет счастие другого». Хоть Иван Иванович Сицкий поехал из Москвы бедным человеком, а воротится богачом.
Влонский. Да что, он точно единственный наследник?…
Бураковский. А как же! Родной племянник по сестре покойному Волоколамскому.
Влонская. Но, может быть, найдутся и другие наследники?
Бураковский. Да их нет. Вот, извольте видеть: у Тихона Степановича Волоколамского было только двое детей — Алексей Тихонович и Марья Тихоновна. Марья Тихоновна вышла замуж за Сицкого. У них был один сын — вот этот самый Иван Иванович Сицкий. Алексей Тихонович скончался бездетен, так, разумеется, его именье должно перейти к сыну родной сестры. Конечно, если б он умер прежде своей жены и не так скоропостижно, то, вероятно, отказал бы ей все свое именье, а теперь и седьмой-то части брать некому.
Влонская. Скажите пожалуйста! Так поэтому у Сицкого три тысячи душ?
Бураковский. Не прогневайтесь.
Влонская. Жаль, очень жаль Алексея Тихоновича! Погибнуть такой ужасной смертию!.. А признаюсь, я рада за Сицкого: он прекрасный молодой человек!.. Подумаешь, какой неожиданный переход!..
Влонский. Да, конечно! Если все это не сказки…
Влонская. Помилуй, Дмитрий Кондратьич! Чего ж еще тебе!.. Очевидные свидетели…
Влонский. Очевидные свидетели… Ну, разумеется, это доказательство; да ведь вы, Василий Игнатьич, не говорили сами лично с очевидным свидетелем?
Бураковский. Не говорил; но мне двадцать человек повторяли его слова. Впрочем, если хотите, я сейчас поскачу в клуб, узнаю, где живет этот приезжий из Петербурга, отправлюсь к нему, расспрошу обо всем и приеду вам сказать.
Влонский. Вот это будет повернее.
Бураковский (вставая). Так до свиданья.
Влонский. Смотрите же, приезжайте!
Бураковский. Непременно приеду. (Уходит.)
Влонская (помолчав несколько времени). Ну, мой друг, каков женишок?… Три тысячи душ!..
Влонский. А ты хотела ему отказать от дому.
Влонская. Да можно ли было предвидеть…
Влонский (улыбаясь). Впрочем, ведь он тебе не нравится.
Влонская. Эх, мой друг, да разве я могла говорить иначе? Мы за дочерью многого дать не можем, так жених ли ей человек, у которого всего-навсего пятьдесят душ крестьян? А ведь Глашенька к нему неравнодушна. Ты этого не замечал, а я давно уж вижу. Ну, конечно, Сицкий — прекрасный молодой человек, да нам-то не следовало этого говорить. Теперь дело другое — три тысячи душ, мой друг, да еще каких!.. Одно рязанское именье… вот то, что рядом с нашей деревнею…
Влонский. Село Хотиловка?
Влонская. Ну да! Семьсот душ. Одно оно дает с лишком тридцать пять тысяч в год дохода.
Влонский. Кто и говорит — барское состояние!.. И если только эти слухи справедливы…
Влонская. А ты все еще не веришь?
Влонский. Случай-то, матушка, очень странный, такой необычайный, невероятный…
Влонская. Да это то самое и доказывает, мой друг, что говорят правду. Ну, кому придет в голову сказать, что живого человека съели собаки?
Влонский. Да, конечно, это была бы такая нелепая ложь…
Влонская. Подумай хорошенько, если б это была выдумка, так уж выдумали бы что-нибудь поумнее: лошади разбили, карета опрокинулась, удар сделался. Мало ли есть смертей, которые на дело походят. А то рассуди сам: съели собаки! И где же? На большой, проезжей дороге!
Влонский. Правда, правда! Точно, это никому и в голову не придет!
Слуга (растворяя дверь). Иван Иванович Сицкий.
Влонская. Сицкий?… Так он приехал?… Проси!.. Смотри, Дмитрий Кондратьич, мы ничего не знаем.
Влонский. Как ничего?
Влонская. Ну да! Может быть, и он еще ничего не знает.
Влонский. Да зачем же нам об этом секретничать?
Влонская. Ах, какой ты бестолковый! Зачем, зачем! Да разве я так его приму, как принимала прежде! Что ж ты хочешь, чтоб он подумал, что мы из интересу…
Влонский. Ох, жена, смотри не перехитри!..
Влонская. Да уж не беспокойся!.. Те!.. Идет!.. (Встает и делает несколько шагов навстречу Сицкому.) А, Иван Иванович! Какой приятный сюрприз.
Влонский. Нам сказали, что вас в Москве нет.
Сицкий. Сию минуту приехал.
Влонская. Прошу покорно садиться! (Сажает его рядом с собою на канапе. Влонский садится подле жены в креслах.)
Влонский. Так вы еще нигде не были?
Сицкий. Нигде. Я только что успел сбросить с себя дорожное платье и еду теперь к дядюшке.
Влонский. К Алексею Тихоновичу?… А он уж приехал из Петербурга?
Сицкий. Должен, кажется, приехать.
Влонский. Так вы не знаете… (Влонская толкает мужа локтем.)
Сицкий. А что?…
Влонский. Так, ничего. Я хотел только спросить вас, не знаете ли вы, приехал он или нет?
