Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие
— В чем дело? Посмотри на часы! Тебя ждут! Ты должен говорить речь.
Лорд Эмсворт твердо встретил ее взгляд.
— Нет, не должен, — отвечал он. — Я не люблю говорить речей. Если они тебе нужны, попроси викария. Или скажи сама. Речь, вы подумайте! — Он обернулся к Гледис. — А теперь, душенька, разреши мне переодеться. Надену что-нибудь человеческое, и пойдем в деревню, потолкуем с твоим братом.
Летняя гроза
ПРЕДИСЛОВИЕ
Некий критик — как ни жаль, они есть на свете, — сказал про мой последний роман: «Все старые вудхаузовские персонажи под новыми именами». Надеюсь, его съели медведи, как детей, посмеявшихся над Елисеем;[30] но если он жив, он так не скажет о «Летней грозе». Я, с моим умом, перехитрил его, насовав в роман старых персонажей под старыми именами. Глупо же он себя почувствует!
Перед вами, если можно так выразиться, все те же мои марионетки. Хьюго Кармоди и Ронни Фиша вы встречали в романе «Легкие деньги», Пилбема — в «Билле Завоевателе». Остальные же — лорд Эмсворт, секретарь Бакстер, дворецкий Бидж — участвовали в книгах «Что-нибудь этакое» и «Положитесь на Псмита». Императрица, славная свинья, и та является не в первый раз — дебют ее был в рассказе «Сви-и-и-ни-оу-оу!..», который выйдет в особом томе вместе с другими рассказами о Бландингском замке; но о них я говорить не буду, они слишком хороши.
Дело в том, что с этим замком я расстаться не могу. Он меня околдовал. Я заезжаю в Шропшир, чтобы услышать последние новости; и слышу. Надеюсь, что читателю это тоже интересно. Часть из них я назвал «Летняя гроза».
Немного об этом заглавии. Говорят, что Теккерей, выдумав ночью слова «Ярмарка тщеславия»,[31] вскочил и семь раз обежал комнату, громко крича. Как ни странно, это было и со мной. Я сразу понял, что название — идеальное. Восторг мой снизила только весть о том, что два таких романа есть в Англии, три — в Америке. Мой уже вышел, менять поздно. Что ж, понадеюсь, что эта книга войдет в первую сотню романов под таким названием.
Глава первая
ВЕТЕРОК БЕДЫ
Бландингский замок дремал в солнечном свете. Струйки нагретого воздуха играли на мягких газонах и величавых террасах. Насекомые жужжали. Стоял тот благословенный час летнего дня, между ленчем и чаем, когда мир расстегивает жилетку и кладет ноги на стол.
В тени лаврового куста, сзади от замка, сидел Бидж, дворецкий, служивший Кларенсу, девятому графу Эмсвортскому. Он пил вино из высокого бокала и читал еженедельную газету. Внимание его привлекла фотография в овальной рамке. Не меньше минуты он изучал каждую ее подробность. Потом, смачно крякнув, вынул перочинный ножик, вырезал ее и осторожно положил в карман.
Именно тогда лавровый куст, все время молчавший, сказал: «Эй!»
Бидж дернулся. Его солидное тело свела судорога.
— Бидж! — не отставал куст.
Что-то выглянуло из него, быть может — дриада, но дворецкий решил иначе и оказался прав. То был секретарь его хозяина, Хьюго Кармоди. Бидж с упреком на него поглядел. Сердце еще колотилось, язык он едва не прокусил.
— Испугались?
— Чрезвычайно, сэр.
— Простите! А вообще, очищает печень. Хотелось бы вам заработать фунт?
Дворецкий смягчился.
— Да, сэр.
— Передадите записку мисс Миллисент?
— Конечно, сэр.
— Вот и передайте. Без свидетелей. Главное — слушайте внимательно! — без леди Констанс Кибл.
— Приложу все усилия, сэр.
Он улыбнулся отеческой улыбкой. Хьюго улыбнулся в ответ. Воцарилось редкостное единение. Они понимали друг друга. Бидж понимал, что он не должен передавать записок хозяйской племяннице; Хьюго понимал, что он не должен обременять совесть хорошего человека.
— Наверное, вы не знаете, сэр, — сказал дворецкий, положив в карман плату за грех, — что леди Констанс уехала в Лондон поездом три тридцать?
Хьюго издал горестный крик.
— Значит, я зря играл в индейцев? — сказал он, отряхивать. — Ах, если б я знал! Испортил хороший костюм, и еще неизвестно, не ползает ли у меня кто-то по спине. Однако осторожность никому не мешала.
— Золотые слова, сэр.
На радостях Хьюго разговорился.
— Какая погода, Бидж!
— Великолепная, сэр.
— Странная штука жизнь, вы не замечали? Вот я здесь, все мне нравится. А когда я услышал, что надо сюда ехать, я стонал от горя.
— Неужели, сэр?
— Да. Стонал. Если бы вы знали, вы бы поняли, почему.
Бидж все знал. Он вообще все знал про замок и его обитателей. Он знал, что Хьюго Кармоди еще недавно держал вместе с Роналдом Фишем ночной клуб в центре Лондона, на Бонд-стрит; но, несмотря на такое удачное местонахождение, они ухитрились прогореть. Знал он и то, что Роналд Фиш поехал с матерью, леди Джулией, отдохнуть в Биарриц, а Хьюго он прислал в замок, к своему дяде, лорду Эмсворту.
— Не хотелось уезжать из Лондона, сэр?
— Вот именно. Но теперь, верьте или нет, он мне даром не нужен. Конечно, вечер на Пиккадилли я бы провел, но жить? Ни за что. Только в замке.
— Понимаю, сэр.
— Истинный рай, а?
— Если хотите, сэр.
— А тут еще Ронни приедет…
— Ожидают мистера Ронадда, сэр?
— Завтра или послезавтра. Сегодня получил письмо. Да, кстати. Он шлет вам привет и советует ставить на Костяшку.
Дворецкий поджал губы.
— Не уверен, сэр.
— Да, лошадь — не из лучших. Плюньте.
— Но мистер Роналд большой знаток. Много лет я следую его советам и выигрываю, сэр, выигрываю. Еще в Итоне, помню, он давал прекрасную информацию.
— Ну, как хотите. А что вы вырезали?
— Фотографию мистера Галахада, сэр. У меня есть альбом для всяких сообщений о нашем семействе.
— Туда бы еще заметку о том, как леди Констанс упала из окна…
Чувство приличия помешало Биджу ответить, но он вздохнул.
— Не хотели бы вы взглянуть, сэр? — предложил он. — Речь идет о трудах мистера Галахада.
Обычно фотографии в этой газете являли знатных дам, которые старались походить на певичек, и певичек, которые старались походить на знатных дам. Но здесь был хрупкий джентльмен лет пятидесяти, а под ним, крупным шрифтом, слово «ГАЛЛИ».
Потом шел шрифт помельче:
«Птичка сказала нам, что Галахад Трипвуд, младший брат лорда Эмсворта, находится в родовом гнезде, Бландингском замке, где пишет свои воспоминания. Старожилы не сомневаются, что они — не холоднее нынешней погоды, а то и жарче».
— Да, — заметил Хьюго, — он уж напишет! Немало повидал в дни Эдуарда Исповедника.[32]
— Мистер Галахад провел бурную молодость, — с феодальной гордостью согласился Бидж. — Слуги полагают, что он придает блеск нашему замку.
— А вам не приходило в голову, что будет большой скандал?
— Приходило, сэр.
— Что ж, коплю деньги на покупку. Да, я хотел вас спросить, кто такой Бакстер?
— Мистер Бакстер, сэр? Бывший секретарь его светлости.
— Так я и думал. Леди Констанс сказала мне сегодня утром: «Вижу, у вас много свободного времени. У мистера Бакстера его не было. Мистер Бакстер трудился. Но мистер Бакстер, — тут она многозначительно сверкнула глазами — любил свое дело. Какой человек!» Мне это не понравилось. Если он такой хороший, почему его отпустили?
Бидж осторожно огляделся.
— Его выгнали, сэр.
— Крал ложки? Вот они, люди долга!
— Я не знаю подробностей, сэр. Что-то такое с цветами в кадках.
— Крал кадки?
— Швырял в его светлость. Хьюго не любил несправедливости.
— Чем же он лучше меня? — сказал он. — Хорошо, я ленюсь, забываю писать письма, в хорошую погоду — бывает, сложив руки, полежу.[33] Но я ни в кого не бросаю кадок! Я чистилки для перьев в Эмсворта не кинул! Что ж, долг зовет. Утром — ездил верхом, после еды — прилег, времени мало. Записку не забудете?
— Нет, сэр.
Хьюго немного подумал.
— Вообще-то лучше отдайте ее мне. Поменьше документов! Просто скажите мисс Миллисент: «В шесть, в розовом саду».
— В розовом саду…
— В шесть.
— Хорошо, сэр. Передам.
2Целых два часа после этого в Бландинге не случилось ничего. Потом сквозь тишину прозвучал звон — это звонили часы на конюшне. В то же самое время из дома вышло шествие и по омытой солнцем траве отправилось к большому кедру, к его целительной тени. Во главе шел Джеймс, лакей, с полным подносом, за ним — Томас, лакей, со складным столом, а уж за ним — Бидж, который не нес ничего, но придавал всему этому тон.
Инстинкт, предупреждающий англичан, что чай готов, немедленно приступил к своему безопасному делу. Не успел Томас опустить на землю складной стол, как появился немолодой человек в старом костюме и такой шляпе, которой лучше бы стыдиться, — Кларенс, девятый граф Эмсвортский. Был он высок, тощ, сутуловат, а в данный момент — еще и запачкан, потому что долго стоял у обиталища свиньи. Приготовления к чаю он оглядел благосклонно, хотя и рассеянно.