Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово
Я достаю носовой платок, прикладываю его к носу и говорю:
— Почему ты раньше не объявилась?
— А почему я должна была это делать? Я все увидела и все услышала.
Вальтер, несчастный малый, подходит к ней и хочет положить руку на ее плечо, но она отталкивает его.
— Геральдина… пожалуйста… пожалуйста…
— Перестань!
— Я сделаю все… все, что ты захочешь… Я извинюсь перед Оливером… Оливер, прости меня, пожалуйста!
Кровь из носа все еще капает, и я не отвечаю.
— Я люблю тебя, Геральдина… я ведь любил тебя так безумно.
Что он говорит? Действительно идиот.
— Прекрати!
— Не могу.
— Ты мне противен.
— Что?
— Да! — неожиданно кричит она так, что в лесу раздается эхо. — Ты противен, противен мне! Теперь ты это понял?
— Геральдина… Геральдина…
— Проваливай!
— Я не знаю, как мне дальше жить без тебя. У меня ведь только ты одна… Пожалуйста, Геральдина, пожалуйста… Я не возражаю… Я не возражаю, встречайся с Оливером, но разреши и мне тоже остаться с тобой…
Мне становится нехорошо. Мужчина все-таки не должен говорить такое!
Она, конечно, с каждым словом все больше и больше входит в образ королевы. Геральдина размахивает в воздухе палкой, которую держит в руке, и кричит:
— Теперь ты можешь наконец исчезнуть и оставить нас одних или нет?
Как побитая собака, он уходит отсюда и растворяется в темноте между деревьями.
Она висит у меня на шее, целует меня.
— Пойдем…
— Не теперь.
— Пожалуйста. Пожалуйста, сейчас.
— Нет, — говорю я. — Мы должны быть на ужине.
Она прижимается ко мне.
— Нет, не должны.
— Напротив. Должны. Особенно я. И вообще, я должен делать все, чтобы избежать всякой шумихи. Я вылетал из пяти интернатов. Это последний, в другой меня уже ни за что не возьмут. Ты обязана это понимать.
— Я понимаю… Конечно, понимаю… Я никогда не буду создавать для тебя трудности, мой любимый, никогда… я буду делать только то, что ты хочешь… если ты только останешься со мной…
Две минуты назад так же покорно и беспомощно говорил Вальтер, как сейчас Геральдина. И чистая случайность, что я сейчас на коне. Именно потому, что я не люблю.
— После ужина, да?
Я киваю.
— Снова в овраге?.. В нашем овраге?..
Я киваю. Хотя твердо решил сразу после ужина мчаться в «Квелленгоф». Ни в какой овраг я не пойду. Мне не хочется больше быть с Геральдиной. Никогда. Даже во время драки, во время урока истории я не мог не думать о Верене. Что ей предстоит? И о том, что я снова увижу ее в четверг утром в клинике.
— Я так счастлива! Ты не представляешь, какой у меня сегодня день! — говорит Геральдина.
— Теперь пойдем ужинать.
— Да, нам нужно торопиться. И потом в овраг! Луна светит… Я забыла в школе плед. Если бы ты знал… если бы ты знал…
— Что?
— Мне кажется, уже целая вечность прошла, как ты ко мне прикасался, Оливер. Когда ты смотрел на меня. Я люблю тебя, Оливер, я люблю так сильно…
— Если мы сейчас не пойдем ужинать, это бросится в глаза. Я не могу себе этого позволить. Тем более с девочкой. Шеф только этого и ждет.
— Да, Оливер, да, я уже иду. Ты совершенно прав. Я знаю, что ты меня не любишь…
Должен я на это отвечать?
— …а эту женщину, которой ты браслет…
На это нужно отвечать:
— Это неправда!
— Нет, это правда… Я не знаю, кто она… Я совсем не хочу знать… до тех пор, пока ты не скажешь мне, что я сказала Вальтеру.
— Что?
— Уходи. Убирайся. Оставь меня в покое.
Бедный Вальтер, если бы ты знал!
Бедные люди. Если бы они все знали…
Это ведь счастье, когда так мало знаешь…
Глава 13
Триста детей ужинают. Школьная столовая расположена в подвальном помещении главного здания. Много длинных столов. Мы должны есть в два приема, по сто пятьдесят человек, так как зал больше не вмещает.
Столы накрыты очень изящно, и воспитатель или учитель присматривает, чтобы никто не ел как поросенок. Чаще всего позади нас садится шеф и ест с нами. Я слышал, что в прошлом году он разрешил есть вместе мальчикам и девочкам. Чтобы они чаще общались и усваивали лучшие манеры, предполагаю я. Но это вряд ли поможет. В нынешнем году шеф пытается добиться этого, применяя другую систему. Девочки сидят слева, мы сидим справа.
Вы не представляете, как много служащих в интернате. Кухарки. Девочки, сервирующие столы (они нас обслуживают), мойщицы посуды, кухонные работники.
Приготовление еды для трехсот детей! Трижды в день! Шеф говорит, когда показывает мое место:
— Постепенно я впадаю в уныние, Оливер.
— Как так?
— Персонала не хватает. Все убегают. Внизу в Розбахе казарма. Она переманивает у меня людей. Я плачу, сколько могу — бундесвер увеличивает плату постоянно! Девушки точно посходили с ума, все крутятся с юношами из казарм. Если так дальше пойдет, будете скоро сами и картошку чистить, и посуду мыть, и сервировать!
Во время этого ужина произошла история с Ганси и Рашидом, маленьким принцем. Представьте себе: большие ребята и малыши сидят за столами как попало. За моим столом сидят Ноа, Вольфганг и еще несколько юношей. Один стул рядом со мной свободен. Конечно, Ганси тотчас берет курс на него и хочет сесть, тогда шеф говорит:
— Нет, Ганси. Ты у нас уже высокий, и у тебя друзья среди маленьких ребят. Садись по ту сторону. Кроме того, ты обрадуешь Али.
— Начихать на Али, — отвечает Ганси сквозь зубы.
— Я этого не слышал, — произносит шеф. — Но в следующий раз я это услышу, Ганси, понял?
Маленький калека кивает, при этом он смотрит на меня, и его глаза снова вспыхивают.
— На этот стул сядет Рашид, — говорит шеф. — Господин Гертерих сказал мне, что он так пожелал. Так как, очевидно, сегодня ночью Оливер что-то сделал для него. Верно?
— Без понятия, — говорю я и смотрю на маленького принца, который так элегантно одет, словно пришел на официальный дипломатический прием.
— Я не хочу ябедничать, — говорит принц по-английски.
— Я тоже не хочу, чтобы ты ябедничал, — говорит шеф. — Я знаю, что происходит. Господин Гертерих рассказал мне, это было настоящее свинство с вашей стороны, Ганси и Али. Пожалуйста, Рашид, садись…
— Большое спасибо, — говорит принц и садится между Ноа и мною.
— …А ты пойдешь на ту сторону за стол Али, — говорит шеф.
Ганси отступает. Уходя, он бормочет мне:
— После ужина мы еще поговорим.
Как в плохой криминальной истории! Но, несмотря на это, я ощущаю комок в желудке…
Рядом с моей тарелкой лежит красная роза. Вольфганг и Ноа уже сострили по этому поводу, прежде чем я сел с Рашидом.
— Пожалуйста, оставьте Оливера в покое, — говорит принц.
— Мы ведь не думаем о нем зло, — говорит Ноа. — Любовь, любовь…
— Я не имею понятия, откуда взялся этот цветок, — говорю я неуверенно.
Вольфганг и Ноа переглядываются, а потом смотрят в сторону Геральдины, которая сидит очень далеко от нас за столом девочек, и лицо ее теперь становится пунцовым.
Вероятно, я заслужил это.
Я хочу, чтобы Рашид, Вольфганг и Ноа после ужина вместе со мной пошли в «Квелленгоф». Это глупо, но постепенно я начинаю бояться Геральдины. У нее не все в порядке с головой, она на все способна. Сейчас она снова смеется этим безумным тяжелым смехом, и все видят это…
Только не скандал. Я беру розу, нюхаю ее и улыбаюсь в ответ. После этого она наклоняется над своей тарелкой и ест, а я успокаиваюсь. Все больше и больше я думаю о том, что за дерьмовая жизнь была бы, если бы не было Верены, которую я увижу послезавтра, в четверг.
Вокруг расхаживают девочки-официантки и подают нам блюда. Когда я перевожу взгляд на Геральдину, то встречаюсь с ней взглядом, и потому я редко смотрю в ее сторону или вообще не смотрю. Мне незачем наживать новых врагов, и я не знаю, о чем известно Ганси, который с Джузеппе, Али и парой рослых парней сидит рядом со мной и так осматривает меня, что я готов упасть замертво на месте, если взгляды будут продолжаться…
Теперь перед каждым из нас тарелка, на которой лежат три редиски и четыре сорта сыра. За столом начинается обмен:
— Дай мне твой эмментальский, а ты получишь мой жерве.
— Мне хотелось бы горгонзолы. Ты можешь взять мой эмментальский.
И так далее. Такие здесь обычаи.
— Ты ведь любишь больше камамбер, — говорит Ноа Вольфгангу, пододвигает ему свой кусок и получает от кивающего Вольфганга кружок гарцского сыра.
— Гарцский нравится мне больше всего, — поясняет Ноа.
И снова Геральдина смотрит на меня. Она сияет. Я вижу, как Вальтер отбрасывает свою салфетку и выходит из зала. Я вижу, как маленький горбатый Ганси смотрит на меня. Я вижу, как Геральдина рассматривает меня. Я почти давлюсь своим куском сыра.
