Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие
– Без сомнения, – сказал старейшина, – дети на поле для гольфа раздражают игрока, склонного проходить все лунки за один вечер, однако лично мне приятно видеть, как люди – а к этой категории, безусловно, относятся и юные гольфисты, даже если сейчас вы со мной не согласны, – с малых лет приобщаются к благороднейшей из игр. Гольфом, как корью, нужно заразиться в детстве, ибо в зрелом возрасте болезнь протекает с тяжелыми осложнениями. Позвольте рассказать о Мортимере Стерджисе – его история как нельзя лучше иллюстрирует мои слова.
Мортимер Стерджис, когда я с ним познакомился, был беспечный тридцативосьмилетний джентльмен с приятным характером и независимыми доходами, которые время от времени подкреплял осторожной игрой на бирже. Хотя к гольфу он в то время еще не приобщился, нельзя сказать, что жизнь его протекала совсем уж впустую. Он прилично играл в теннис, никогда не отказывался спеть на благотворительном концерте и охотно помогал бедным. В общем, славный малый, скорее приятный, чем притягательный, без серьезных пороков или героических добродетелей. На досуге он коллекционировал фарфоровые вазы и был обручен с Бетти Уэстон, прелестной девицей двадцати пяти лет, которую я знаю с детства.
Мне нравился Мортимер – он всем нравился. Тем не менее я удивлялся, что Бетти с ним обручилась. Как я уже говорил, в нем не было притягательности – того внутреннего магнетизма, который, как мне казалось, должен в первую очередь привлекать Бетти. Она была девушка пылкая, восторженная, и мне в роли ее кумира виделся рыцарь или корсар. Однако, разумеется, спрос на рыцарей и корсаров нынче превышает предложение; теперешние девушки вынуждены умерить свои запросы. Должен сказать, что Мортимер Стерджис вполне устраивал Бетти – по крайней мере так представлялось.
Тут появился Эдди Дентон, и начались неприятности.
В тот вечер мы с Бетти пили чай у знакомых, после чего я пошел ее проводить. По дороге мы заметили Мортимера: завидев нас, тот припустил навстречу, размахивая листом бумаги. Он был явно чем-то взволнован, чего за этим уравновешенным человеком, как правило, не водилось. Широкое добродушное лицо сияло.
– Отличная новость! – закричал Мортимер. – Старина Эдди возвращается!
– Ой, милый, как я за тебя рада! – сказала Бетти. – Эдди Дентон – лучший друг Мортимера, – объяснила она мне. – Морти столько о нем рассказывал, что я сама жду его не дождусь.
– Вот увидишь! – вскричал Мортимер. – Старый добрый Эдди! Он просто чудо! Лучший человек на земле! Мы сидели за одной партой в школе и в университете. Второго такого нет! Вчера вернулся в Англию из Центральной Африки. Путешественник, – пояснил он, обращаясь ко мне. – Всю жизнь по таким местам, где белому человеку – смерть.
– Путешественник! – выдохнула Бетти как будто про себя.
Боюсь, на меня слова Мортимера не произвели столь же сильного впечатления. Уверен, трудности кочевой жизни порядком преувеличены – по большей части самими землепроходцами. В большой стране, как, например, Африка, трудно куда-нибудь не попасть – иди себе да иди. Нет, мне подавай человека, который может нырнуть под землю на площади Пиккадилли и отыскать нужную платформу метро, руководствуясь лишь множеством невразумительных указателей. Впрочем, все мы устроены по-разному, и, судя по румянцу, вспыхнувшему на щечках Бетти, она путешественниками восхищалась.
– Я сразу послал телеграмму, – продолжал Мортимер, – и пригласил его сюда. Два года не виделись. Мне не терпится, милая, познакомить тебя с Эдди! Он – в твоем вкусе. Я знаю, как ты романтична, как обожаешь приключения и все такое. Вот услышишь, как Эдди последним патроном уложил дикого буйвола бонго, когда все понго – туземные носильщики – попрятались в донго, то есть в кусты.
– Какая прелесть! – прошептала Бетти, и глаза ее зажглись. (Полагаю, впечатлительных девушек такое и впрямь увлекает. По мне, бонго еще скучней понго, а донго – и вовсе тоска смертная.) – Когда ты его ждешь?
– Телеграмма придет сегодня. Надеюсь, завтра во второй половине дня мы увидим моего старого доброго приятеля. Вот удивится Эдди, когда узнает, что я обручен! Сам он – неисправимый холостяк. Однажды сказал мне, что самое мудрое, на его взгляд, высказывание в мире – пословица на суахили: «Всяк, вводящий женщину в свой крааль, заваривает вонго, которое не расхлебает по гроб жизни». Вонго – местное кушанье из вареных злаков, вроде нашей каши. Обязательно попроси Эдди, пусть скажет на суахили – еще красивей звучит.
Глаза девушки блеснули, лицо приняло то странное напряженное выражение, которое знакомо всем женатым мужчинам. Оно тут же исчезло, однако дало мне пищу для раздумий по пути домой и в безмолвии ночных страж. Я симпатизировал Мортимеру Стерджису и видел его будущее, как если бы гадал на рынке по ладони. Есть пословицы не менее мудрые, чем та, которую Мортимер перевел с суахили; одну из мудрейших передают от поколения к поколению жители восточного Лондона и шепотом повторяют в вигвамах торговцев рыбой: «Никогда не знакомь свою зазнобу с приятелем». В этих семи словах заключена мудрость веков. Чего было ждать после того, как Мортимер разжег воображение Бетти рассказом о романтической жизни товарища, а вдобавок разрекламировал его как закоренелого женоненавистника? С тем же успехом он мог сразу попросить назад кольцо. Сердце мое обливалось кровью.
Мне случилось заглянуть к Мортимеру на второй день после того, как приехал его друг. Судя по всему, мои худшие опасения уже начали сбываться.
Дентон был из породы жилистых, закаленных людей с горящим взором и продубленной от солнца и ветра кожей. Он выглядел, кем был – человеком действия. Про волевой подбородок можно даже не упоминать – что за путешественник без волевого подбородка? Мортимер рядом с ним казался жалким продуктом нашей тепличной цивилизации. Я забыл сказать, что Мортимер носит очки. Они вообще редко красят мужчину, особенно когда рядом загорелый кареглазый покоритель неведомых земель рассказывает симпатичной девушке о своих приключениях.
Именно этим Дентон и занимался. Мой приход, по-видимому, прервал его на середине рассказа. После крепкого молчаливого рукопожатия он продолжил:
– Туземцы вели себя вполне мирно, я и решил у них заночевать.
Я мысленно взял на заметку никогда не вести себя вполне мирно с путешественниками, не то они непременно заночуют.
– Утром они отвели меня к реке. На этом отрезке она расширяется, образуя конго, или заводь, где, как мне объяснили, по большей части и обитают крокодилы, питаясь местными буйволами – короткорогими жонго, которых смывает течением при переходе через брод и увлекает к лонго, то есть водопадам. Впрочем, лишь на второй день мне удалось приметить над водой уродливые ноздри аллигатора. Я выжидал в засаде и на третий день увидел, как он вытащил тяжелое тело из воды и выполз на песчаную отмель посреди реки, чтобы подремать на солнцепеке. Это было настоящее чудище – целых тридцать футов, – вы ведь не бывали в Центральной Африке, мисс Уэстон? Нет? Вам обязательно надо там побывать – целых пятьдесят футов от носа до хвоста. Там он и лежал, сверкая на солнце влажной кожей. Никогда не забуду этого зрелища!
Дентон смолк, чтобы закурить сигарету. Бетти затаила дыхание. Мортимер, поблескивая очками, улыбался, как хозяин собаки, которая развлекает гостей забавными фокусами.
– И что вы сделали, мистер Дентон? – с придыханием спросила Бетти.
– Да, и что же ты сделал, старина? – подхватил Мортимер.
Дентон задул спичку и бросил ее в пепельницу.
– Что? Ах да, – беспечно отвечал он. – Доплыл до заводи и застрелил его.
– Доплыли и застрелили!
– Да. Жаль было упускать такой случай. Разумеется, можно было выстрелить с берега, но я опасался, что не попаду в уязвимое место. Поэтому я доплыл до отмели, вложил дуло ему в пасть и выстрелил. Мне редко доводилось видеть крокодила таким ошарашенным.
– Но это же смертельно опасно!
– Ах, опасность, – рассмеялся Эдди Дентон. – Привыкаешь немного рисковать. Кстати, об опасности. Был один неуютный момент, когда раненый гонго зажал меня в узком тонго. Как на грех, при мне был только сломанный перочинный нож, у которого сохранились лишь штопор да такая штуковина, чтобы выковыривать камешки из конских копыт. И вот…
Дальше я слушать не мог. Есть вещи, которые вынести невозможно. Я придумал какой-то предлог и ушел. По лицу девушки я видел, что она готова вручить сердце романтическому приезжему, и вопрос лишь в том, когда это произойдет – через день или через два.
На самом деле не прошло и суток, как Бетти прибежала ко мне. Понимаете, она выросла у меня на глазах и всегда делилась со мною своими бедами.
– Мне нужен ваш совет, – начала Бетти. – Я так несчастна!
Она расплакалась. Я видел, что бедняжка взвинчена, и попытался успокоить ее рассказом о том, как однажды прошел длинную лунку в четыре удара. Друзья говорили, что это лучшее снотворное, и не ошиблись: на том месте повествования, где я с пятнадцати футов попал точно в лунку, Бетти перестала всхлипывать. Она вытерла глаза, зевнула раз или два и смело взглянула мне в лицо.
