Уильям Фолкнер - Избранное
Он наполнил свой стакан, подвинул бутылку Баярду, и они снова не спеша выпили.
— Ты плохо выглядишь, сынок, — неожиданно сказал Маккалем. Баярд поднял голову и увидел, что тот пристально смотрит на него своим спокойным взглядом. — Переутомился, наверно.
Баярд отрицательно махнул рукой и поднял стакан, все еще чувствуя на себе пристальный взгляд собеседника.
— Впрочем, пить доброе виски ты еще не разучился… Почему бы тебе не приехать к нам поохотиться? Мы тебе старого рыжего лиса припасли. Второй год его с молодыми псами гоняем. Генерала мы на него пока еще не пускали — старик его мигом учует, а мы хотели оставить его для вас с Джоном. Джону этот лис как раз бы по вкусу пришелся. Помнишь тот вечер, когда Джонни вырвался впереди собак прямо к мосту Сэмсона, а когда мы туда добрались, он уж тут как тут — плывет вниз по реке на бревне, лис на одном конце бревна, а Джонни на другом, и во весь голос ту дурацкую песенку распевает? Да, Джону этот лис как раз бы по вкусу пришелся. Он уж сколько раз наших молодых псов одурачивал. Ну, да от старого Генерала он все равно не уйдет.
Баярд вертел в руках стакан. Он достал из куртки пачку сигарет, вытряхнул несколько штук на стол и щелчком подтолкнул пачку к Маккалему. Тот неторопливо допил свой пунш и налил себе еще. Баярд закурил, осушил свой стакан и потянулся за бутылкой.
— У тебя ужасный вид, парень, — повторил Маккалем.
— Просто трезвый, вот и все, — таким же ровным голосом отвечал Баярд. Он сделал себе еще стакан пунша, положив дымящуюся сигарету на край стола. Потом поднял стакан, но пить не стал, а, подержав его некоторое время возле носа, кожа которого у основания ноздрей от напряжения натянулась и побелела, отстранил от себя и твердой рукой вылил содержимое на пол. Маккалем спокойно смотрел, как он налил полстакана неразбавленного виски, плеснул в него воды и опрокинул себе в рот.
— Я чертовски долго был добродетельным, — громко сказал он и принялся говорить о войне. Не о сражениях, а о жизни, населенной юношами, подобными падшим ангелам, и о сверкнувшем как метеор неистовстве этих падших ангелов, что мечутся между небом и адом, попеременно причащаясь рокового бессмертия и бессмертного рока.
Маккалем сидел и молча слушал, спокойно прихлебывая виски, которое явно не оказывало на него никакого действия, словно он пил молоко, а Баярд продолжал говорить и вскоре без всякого удивления обнаружил, что начал есть. Бутыль была уже более чем наполовину пуста. Негр Хустон принес закуску и не моргнув глазом выпил свою порцию виски.
— Будь у меня корова с таким молоком, теленку ничего бы не доставалось, а я никогда не сбивал бы масла, — сказал он. — Спасибо, мистер Маккалем, сэр.
Потом он ушел, а голос Баярда по-прежнему заполнял собою каморку, вытесняя запах сваренной наспех дешевой еды и пролитого виски призраками чего-то пронзительного и взвинченного — словно истерика, словно вспышка падающих метеоритов на темной сетчатке Вселенной. Потом снова послышался легкий стук, и в дверь просунулась яйцевидная голова хозяина, который посмотрел на них добрыми горячими глазами.
— Вам ничего не надо, джентльмены? — спросил он, потирая руки о бедра.
— Заходи и выпьем, — сказал Маккалем, мотнув головой в сторону бутылки. Хозяин смешал пунш в своем немытом стакане, выпил и, изумленно округлив глаза, стал слушать рассказ о том, как Баярд с одним австралийским майором и двумя девицами как-то вечером сидели в холле отеля Лестер (куда военным ходить запрещалось, и анзак[4] потерял два зуба и свою девицу, а сам Баярд заработал фонарь под глазом).
— Господи, ну и буяны же эти авиаторы. Однако мне пора обратно в зал. Нынче не побегаешь, так, пожалуй, и на жизнь себе не заработаешь, — сказал он и быстро вышел из комнаты.
— Да, я чертовски долго был добродетельным, — хрипло проговорил Баярд, глядя, как Маккалем наполняет стаканы. — Единственное, на что годился Джонни, — это не давать мне закиснуть в какой-нибудь дыре. В паршивой дыре, где две старые бабы день и ночь меня пилят и где только и дела, что на черномазых страх нагонять. — Он выпил и, обхватив рукою стакан, поставил его на стол. — Проклятый толсторожий немец. Впрочем, Джонни никогда толком летать не умел. Я уговаривал его не подниматься в воздух на этой проклятой хлопушке.
Он грубо выругал своего покойного брата, снова поднял стакан, но на полдороге ко рту остановился.
— Куда, к черту, делось мое виски?
Маккалем вылил остатки виски в стакан Баярда, тот выпил, хлопнул толстым стаканом по столу, встал и, шатаясь, прислонился к стене.
— Я все время пытался удержать его, чтобы он не поднимался на этом «кэмеле». Но он пустил в меня очередь. Прямо над моим носом.
Маккалем тоже поднялся.
— Пошли, — спокойно сказал он и хотел было взять Баярда под руку, но тот увернулся. Они пересекли кухню и пошли через длинный, как туннель, зал. Баярд твердо держался на ногах, и хозяин кивнул им из-за стойки.
— Заходите, джентльмены, заходите.
— Ладно, Дик, — отвечал Маккалем.
Баярд пошел дальше. Когда они проходили мимо автомата с содовой, к нему обратился молодой адвокат, стоявший рядом с каким-то незнакомцем.
— Капитан Сарторис, познакомьтесь с мистером Грэттоном. Грэттон прошлой весной воевал в Англии.
Незнакомец обернулся и протянул руку, но Баярд посмотрел на него невидящим взором и так стремительно двинулся вперед, что тот невольно попятился, чтобы Баярд не сбил его с ног.
— Черт бы его подрал, — пробормотал он в спину Баярду.
Адвокат схватил его за руку.
— Он пьян, — торопливо зашептал он. — Пьян.
— Плевать я хотел! — громко сказал Грэттон. — Какой-то паршивый лейтенантишка воображает, что…
— Тс, — прошипел адвокат.
Хозяин испуганными круглыми глазами наблюдал за ними из-за витрины со сладостями.
— Джентльмены, джентльмены! — лепетал он.
Незнакомец в ярости двинулся к Баярду, и тот остановился.
— Подожди, я сейчас разобью ему рожу, — сказал он, обернувшись к Маккалему.
Незнакомец оттолкнул адвоката и шагнул вперед.
— Тебе еще и во сне не снилось… — начал он.
Маккалем легким, но твердым движением взял Баярда под руку.
— Пошли, парень.
— Я должен разбить его мерзкую рожу, — заявил Баярд, тупо уставившись на разъяренного незнакомца.
Адвокат снова вцепился в своего приятеля.
— Убирайтесь, — сказал незнакомец, отталкивая его. — Пусть он только попробует. Ну, валяй, англичашка паршивый.
— Джентльмены, джентльмены! — жалобно скулил хозяин.
— Пошли, парень, — сказал Маккалем. — Мне надо посмотреть одну лошадь.
— Лошадь? — повторил Баярд и послушно пошел за ним, но тут же остановился и, обернувшись к незнакомцу, сказал: — Сейчас я не могу разбить тебе рожу. Очень жаль, но мне надо посмотреть лошадь. Попозже загляну к тебе в гостиницу.
Но незнакомец повернулся к нему задом, а адвокат, стоя у него за спиной, гримасничал и делал знаки Маккалему.
— Ради бога, уведите его, Маккалем.
— Ладно, я еще успею разбить ему рожу, — повторил Баярд. — К сожалению, не могу разбить твою рожу, Юстас, — обратился он к адвокату. — Нас еще в школе учили: никогда не соблазняй дуру и не бей калеку.
— Пошли, пошли, — твердил Маккалем, увлекая Баярда к выходу.
У дверей Баярд опять остановился, закурил сигарету, и они вышли на улицу. Было уже три часа, и они снова попали в самую гущу выходивших из школы ребятишек. Баярд держался довольно прямо и несколько воинственно. Вскоре Маккалем свернул в боковую улицу, они миновали несколько негритянских лавок и, пройдя между работающей мукомольней и молчавшей хлопкоочистительной машиной, свернули в переулок, где стояли на привязи лошади и мулы. В конце переулка слышался лязг, и в дверях кузницы, возле которой стояла на трех ногах терпеливая лошадь, вспыхивало красноватое сиянье. Пройдя мимо нее и группы мужчин, сидевших на корточках в тени под стеной, они добрались до ворот, запиравших темный кирпичный туннель, из которого резко пахло аммиаком. Несколько мужчин сидели на воротах, другие стояли, опершись на них скрещенными руками. Из загона доносились голоса, а потом сквозь просветы забранных планками ворот показалась высокая неподвижная тень, отливавшая блеском вороненой стали.
У двери в конюшню, зияющей, словно пасть пещеры, стоял жеребец, и по его вороненой коже то и дело мелкой нервной дрожью пробегали короткие гордые язычки бледного пламени. Но глаза его смотрели спокойно и дерзко, и по временам с царственным величием и тонким презрением он оглядывал группу людей у ворот, не различая в ней отдельных лиц, и язычки бледного пламени снова пробегали по его коже. На шею лошади была накинута веревочная петля, привязанная к косяку дверей; позади, на почтительном расстоянии, прохаживался с видом собственника белый мужчина, а рядом с ним негр-конюх с привязанным к поясу мешком. Маккалем с Баярдом остановились у калитки, и белый, обойдя застывшего в надменной неподвижности жеребца, приблизился к ним. Негр-конюх тоже вышел вперед, держа в руках мягкую грязную тряпку и монотонно напевая низким голосом. Жеребец позволил ему подойти и стереть тряпкой нервные язычки пламени, которые, словно рябь, пробегали по его телу.
