Уильям Фолкнер - Избранное
— Ничего с тобой не будет, — с досадой буркнул Баярд. — Просто возьми и поверни ее вниз. Вон ту блестящую штуку.
Саймон подозрительно смотрел на всевозможные приборы, но ближе не подходил; потом вытянул шею и заглянул в машину.
— Ничего я там не вижу, только одна большая палка из пола торчит. Вы про нее, что ли, говорите?
— Проклятье! — выругался Баярд. Двумя прыжками соскочив с веранды, он открыл дверцу и под любопытным, прищуренным взглядом Саймона повернул рычаг. Мурлыканье мотора смолкло.
— Ах, вот вы, значит, про что говорили, — сказал Саймон. Посмотрев некоторое время на рычаг, он выпрямился и уставился на капот. — Теперь тут, внизу, уже не кипит? Значит, ее так останавливают?
Но Баярд уже снова поднялся по ступенькам и вошел в дом.
Саймон еще немного постоял, изучая блестящую длинную штуковину; время от времени он дотрагивался до нее рукой, но тут же тер руку о штаны. Потом медленно обошел вокруг, пощупал шины, бормоча что-то себе под нос и качая головой. После этого он вернулся к клумбе с шалфеем, где и нашел его Баярд, вскоре выскочивший из дома.
— Хочешь прокатиться, Саймон? — спросил он.
Мотыга Саймона остановилась, и он выпрямился.
— Кто — я, что ли?
— Ну да, ты. Пошли. Прокатимся немножко по дороге.
Саймон стоял с застывшей в неподвижности мотыгой и медленно почесывал затылок.
— Идем, — сказал Баярд, — мы только немножко прокатимся по дороге. Ничего с тобой не сделается.
— Ладно, сэр, — согласился Саймон. — Пожалуй, со мной и правда ничего не сделается.
Пока Баярд потихоньку подталкивал его к автомобилю, он, уже не сопротивляясь, прищуренным глазом задумчиво изучал различные его части как нечто долженствующее отныне стать реальной величиной в его жизни. Остановившись возле дверцы и уже занеся ногу на подножку, он в последний раз попытался дать отпор коварным силам, лишающим человека способности здраво рассуждать.
— А вы не будете гонять по кустам, как в тот день с Айсомом?
Баярд успокоил его, и он медленно забрался внутрь, невнятно бормоча какие-то слова, в которых уже заранее слышалась тревога, и сел на краешек переднего сиденья, поджав под себя ноги и вцепившись одной рукой в ручку дверцы, а другой — в ворот своей рубашки. Автомобиль пронесся по аллее и, миновав ворота, выехал на большую дорогу, а он все еще сидел, сгорбившись и сильно подавшись вперед. Автомобиль набрал скорость, и Саймон внезапным судорожным движением схватил свою шляпу как раз в ту секунду, когда она готова была слететь у него с головы.
— Может, уже хватит, а? — громко предложил он и нахлобучил шляпу себе на лоб. Но не успел он выпустить ее из рук, как ему тут же пришлось снова изо всех сил в нее вцепиться, и тогда он снял ее совсем, зажал под мышкой, опять ухватился за что-то спрятанное на груди и громче прежнего сказал:
— Мне надо сегодня прополоть эту клумбу. Пожалуйста, сэр, мистер Баярд, — добавил он, всем своим высохшим старым телом подаваясь вперед и украдкой бросая быстрые взгляды на придорожные кусты, которые с нарастающей скоростью проносились мимо.
Потом Баярд наклонился к рулю, и Саймон увидел, как напряглась его рука, и они рванулись вперед с грохотом, напоминающим глухие раскаты далекого грома. Земля, немыслимая лента дороги, с треском исчезала под машиной, вздымаясь бешеным вихрем пыли, а придорожные заросли сливались в сплошной струящийся туннель. Саймон не проронил ни слова, не издал ни единого звука, и, когда Баярд, свирепо усмехаясь, оскалился, он уже стоял на коленях на полу, зажав под мышкой старую шляпу и вцепившись в отворот рубашки. Спустя некоторое время Баярд снова взглянул на Саймона и увидел, что тот смотрит на него и что мутная радужная оболочка его глаз утратила темно-коричневый цвет, на котором обычно даже не выделялись зрачки, стала совсем красной и что глаза его, не мигая, встречают свирепые порывы ветра и светятся бессмысленным фосфоресцирующим блеском, как глаза животного. Баярд до отказа выжал акселератор.
По дороге мирно плелся фургон. В него была впряжена пара сонных мулов, а внутри, сидя на стульях, дремали несколько негритянок. Некоторые из них были в штанах. Мулы не оживились даже тогда, когда автомобиль влетел в неглубокую канаву, снова выскочил на дорогу и, не замедляя хода, с грохотом рванулся дальше, — они невозмутимо плелись вперед, увлекая за собой пустой фургон с опрокинутыми стульями. Грохот вскоре утих, но автомобиль продолжал по инерции нестись вперед, а потом вдруг завилял из стороны в сторону, потому что Баярд пытался оторвать руки Саймона от рычага зажигания. Саймон, крепко зажмурившись, стоял на коленях на полу, обеими руками вцепившись в рычаг, и встречный ветер играл клочьями его седых волос.
— Пусти! — заорал Баярд.
— Ее надо остановить, о господи, ее надо остановить! — вопил Саймон, прикрывая рычаг обеими руками, между тем как Баярд молотил по ним кулаком. Саймон не выпускал рычаг до тех пор, пока автомобиль не замедлил ход и не остановился. Тогда он ощупью отворил дверцу и вылез на дорогу.
Баярд окликнул его, но он быстро пошел назад, прихрамывая и волоча ногу.
— Саймон! — снова крикнул Баярд. Но Саймон одеревенелой походкой шел дальше, как человек, долгое время не пользовавшийся своими конечностями. — Саймон!
Саймон не замедлял шага и не оглядывался, и тогда Баярд снова завел мотор и ехал вперед до тех пор, пока не смог развернуться. Догнав Саймона и остановившись, он увидел, что тот стоит в придорожной канаве, опустив голову на руки.
— Иди сюда и залезай в машину, — приказал Баярд.
— Нет, сэр, я лучше пойду пешком.
— Залезай, тебе говорят! — резко скомандовал Баярд. Он открыл дверцу, но Саймон стоял в канаве, засунув руки за пазуху, и Баярд увидел, что он дрожит как в лихорадке. — Иди сюда, старый осел, я ничего худого тебе не сделаю.
— Я пойду домой пешком, — упрямо, но беззлобно твердил Саймон. — А вы себе поезжайте на этой штуковине.
— Ах, да садись же, Саймон. Я не думал, что ты так сильно испугаешься. Я буду ехать тихо. Иди сюда.
— Поезжайте домой, — снова сказал Саймон. — Они будут беспокоиться. Вы им скажете, где я.
Баярд с минуту глядел на него, но Саймон стоял отвернувшись, и он захлопнул дверцу и поехал вперед. Саймон и тут не поднял глаз, он не поднял их даже и тогда, когда автомобиль снова заревел, а потом беззвучно исчез, взметая облако серовато-коричневой пыли. Вскоре из пыли возник фургон. Мулы теперь бежали бодрой рысью, хлопая ушами, и фургон протарахтел мимо, а в пыльном воздухе под стрекот насекомых еще долго дрожал бессловесный истерический женский крик. Крик медленно рассеялся в мерцающих далях равнины, и тогда Саймон вытащил из-за пазухи что-то висевшее на засаленном шнурке у него на груди. Маленький, неопределенной формы предмет был покрыт грязным пушистым мехом. Это был нижний сустав задней лапки кролика, пойманного, как полагается, на кладбище в лунную ночь, и Саймон потер им свой потный лоб и затылок, после чего сунул обратно за пазуху. У него все еще дрожали руки, и, надев шляпу, он выбрался на дорогу и сквозь полуденную пыль побрел восвояси.
Баярд поехал по долине к городу, минуя железные ворота и осененный деревьями безмятежный белый дом. Он закрыл заслонку глушителя, и газы, с ревом вырываясь из мотора, взметали в воздух клубы пыли, которые лопались, словно пузыри, и лениво оседали на вспаханные поля, постепенно поглощавшие шум автомобиля. Почти у самого города ему встретился еще один фургон, и он помчался прямо на него. В конце концов мулы, осадив назад, опрокинули фургон; тогда он резко свернул в сторону и пронесся мимо чуть ли не вплотную, так что негр, который орал в фургоне, мог ясно разглядеть его тонкогубый рот, издевательски растянутый в бешеном оскале.
Баярд мчался вперед. Автомобиль взлетел на крутую гору, словно с ходу взмывший в воздух аэроплан, и, пронесясь мимо кладбища, где красовался пышный памятник его прадеду, Баярд подумал о том, как старик Саймон, зажав в руке кроличью лапку, ковыляет по пыльной дороге к дому, и устыдился собственной жестокости.
Город утопал в зелени; на его тенистых, напоминавших зеленые туннели улицах разыгрывались мирные трагедии убогой жизни. Баярд открыл глушитель и, замедлив ход, подъехал к площади. Часы на башне суда вздымали свои четыре циферблата над уходящими вдаль сводами деревьев. Без десяти двенадцать. Ровно в двенадцать его дедушка удалится в кабинет в задней части банка, выпьет пинту сыворотки, которую он каждое утро привозит с собой в термосе, и приляжет вздремнуть часок на диване. Когда Баярд въехал на площадь, на парусиновом стуле в дверях банка уже никого не было. Он сбавил скорость и остановился у тротуара перед прислоненной к стене рекламной доской.
«Сегодня у нас свежая рыба» — уведомляли выведенные мокрым мелом буквы, а из раздвижной двери, возле которой стояла доска, доносился запах сыра, пикулей и других хранящихся на льду продуктов и слегка тянуло жареным салом.
