Кнут Гамсун - Круг замкнулся
Когда они заворачивали книги, руки их соприкоснулись, и ему это, судя по всему, не было неприятно. Он даже нарочно искал прикосновения к ее большим, страстным рукам.
Наконец она управилась, встала, постояла в нерешительности и не уходила.
— Можно я задам вам один вопрос?
— Какой угодно!
— Я так беспокоюсь за этого парня. Как вы думаете, нельзя ли для него подыскать приличное место?
— Ну… смотря по обстоятельствам. Вы о каком месте говорите?
— Я даже не смею сказать: капитаном на «Воробье».
Молчание. Клеменс долго думал.
— Давайте сядем, Лолла. Я слышал, что Ульрик Фредриксен оставил свое место, но это еще не решение вопроса. Абель Бродерсен много ходил в море, как он мне рассказывал, но и это еще не решение вопроса.
— Знаю, он не штурман, он говорит, что так и не смог выучиться.
— Ну, Ульрик Фредриксен тоже не штурман. Так что с этой стороны… Впрочем, у него есть брат, который и предоставил ему место. Вот что решало дело. Вопрос стоит так: а у Бродерсена ничего такого нет?
— Ему принадлежит часть акций «Воробья».
Клеменс подался вперед:
— Правда? Разве не Фредриксену из имения?
— Абель перекупил акции Фредриксена.
— Хо-хо-хо! — сказал Клеменс. — Это замечательно. Во всяком случае, это имеет большое значение. Фредриксен не откажется лично поддержать его?
— Да, он мне обещал, вернее сказать — Абелю.
— Ну, тогда дело почти решено.
— Решено, что он получит это место. А вот сможет ли он его удержать — это вопрос.
— Уж наверно, сможет. Во всяком случае, при нем должен быть особенно толковый штурман. А сам-то он что думает?
— Он вообще ничего об этом не знает.
Клеменс, потрясенный:
— Как же он тогда мог перекупить акции?
— Ну… через посредника, — ответила она.
Дальше Клеменс расспрашивать не захотел. Он подумал-подумал и сказал:
— Может, и в самом деле лучше, чтобы он узнал обо всем сразу. Как взрыв бомбы…
Лолла:
— Вот и я так думаю. Это моя единственная надежда.
— Что его, может быть, потрясет шок и пробудит к жизни? Вы молодец, Лолла. Хорошо все придумали.
— Тогда не будете ли вы так любезны замолвить за него словечко…
— Я? — удивился он. — Это ничего не даст. Я ведь никто.
У дверей он подал ей руку на прощанье, хотя нужды в том не было.
— Я приду потом вернуть книги, — сказала она.
— Когда вам угодно. Поменяете и возьмете другие.
Она ушла, погруженная в размышления. Как-то странно себя ведет Клеменс, не диво, что Ольга его бросила. Три раза предлагал ей сесть, будто ему приятно ее видеть. Тонкий и обходительный человек, просил прощения, когда предлагал ей место в его доме. Нет, не было у Ольги никаких причин уходить от него.
Но сейчас надо было думать о другом. До решающего дня следовало уладить великое множество дел. И она уже многое уладила, она для начала разработала план, она строго ему следовала годы и месяцы, она перетолковала с Вестманом и еще несколькими членами правления, побывала, наконец, у портного — да, она многое сделала и была собой довольна.
Но главным козырем оказались акции «Воробья», вот это козырь так козырь! Она понимала, что ей надо заручиться контрольным пакетом, поскольку без него она ничего не сможет сделать. Случай и здесь пришел ей на помощь: Фредриксен-землевладелец с готовностью согласился, не откладывая в долгий ящик, продать ей свои акции, чтобы отрезать своему брату возможные пути к отступлению. «Я вам прямо скажу, — сказал он ей, — я человек больной и вынужден их продать». Но торговался он тем не менее как черт.
— Понимаете, Абель должен иметь большую часть акций, теперь взгляните, на какие средства он покупает, — сказала Лолла и выложила перед ним банковскую книжку Абеля.
Фредриксен заглянул и сказал:
— Нет, так у нас с вами дело не пойдет. Это получится ниже номинала, нет, так не пойдет.
Он был совсем больной, и руки у него были как у покойника, но по-прежнему жадный и в полном рассудке.
Фру Фредриксен сидела на стуле у постели больного и хмурила лоб.
— Сколько же акций вы продадите под этот счет? — напрямик спросила Лолла.
Фредриксен подсчитывал, закрыв глаза. Потом достал из-под подушки связку ключей, дал ее жене и сказал:
— Они лежат справа! Господи, у меня совсем нет сил, голова прямо раскалывается. А ведь я был такой здоровый! Кто бы мог себе представить?
Когда акции были подсчитаны, он пересчитал их еще раз с закрытыми глазами, чтобы и самому не обмануться, и ее не обмануть.
— Вот, пожалуйста, — подытожил он, — эти семь я оставлю себе, остальные достанутся вам. Даром, можно сказать.
— Значит, все-таки выше номинала?
— Все равно это почти задаром. Надо совсем рехнуться, чтобы продавать по номиналу, когда пароход приносит шесть процентов, а может дойти и до восьми.
Лолла:
— А сколько вы сами заплатили аптекарю?
— Кому-кому? — спросил Фредриксен. — Ну, аптекарь — это другое дело, аптекарь был вынужден их продать.
Лолла не рискнула продолжать расспросы, она взяла свои акции и ушла. Жена Фредриксена закрыла за ней дверь.
Да, жена сидела, нахмурив лоб, незаметно покачивала головой, но не проронила ни слова. Жена хозяина славилась своим добрым сердцем. Она не раз демонстрировала, что не одобряет поведение мужа и что, будь ее воля, она бы вообще уступила эти акции почти задаром, вот какая это была женщина. Но она не проронила ни слова, лишь только дала гостье понять, насколько отличаются ее взгляды от взглядов человека, за которым она замужем. Лолла ждала хоть нескольких слов, шепотом, когда они вдвоем оказались в коридоре, и она услышала их, эти слова: «Он до того жаден, и моей воли тут нет, видит Бог, нет!» Поддержав, благодаря этим словам, свою репутацию, женщина, вероятно, ждала благодарности, но Лолла просто ушла. Муж представлялся ей далеко не столь страшным, как жена.
Лолла же поспешила в банк, где получила небольшую сумму под акции, и вернулась в имение.
— Вот, пожалуйста, — сказала она.
— Пожалуйста, — сказал и Фредриксен. — Вот вам еще шесть — а одну я оставлю, чтобы не потерять право голоса, но контрольный пакет будет у вас.
Сделано быстро и вроде справедливо, но, если вдуматься, — грабеж средь бела дня. Фредриксен и здесь сумел извлечь выгоду — лежа в постели, заработал несколько тысяч, но зато пообещал дать Абелю хорошую рекомендацию — он слышал о нем, этот парень однажды спас человека от смерти, да и отца его он знал.
Фру Фредриксен на сей раз не показалась.
Теперь Лолла шла домой, держа под мышкой стопку книг, вспоминала все эти обстоятельства и улыбалась. Она почти забыла про страховку на дом, который Абель однажды выкупил, и вообще эта история с домом не стоила того, чтобы о ней думать, деньги все равно пропали. Ох уж этот Абель, себе враг, для других загадка. Ее удручало, когда она видела, как беспечно он губит свою жизнь. Причем он не жаловался, напротив, улыбался, но эта улыбка рвала сердце. Ее предложение обрести дом и кров в хижине на берегу неизменно встречало отказ, больших денег, чтобы уехать, у него теперь не будет, а после покупки акций — вообще никаких не останется. Но Абель не способен мыслить в кронах и эре, он не по этой части. Вот и торчит в своей халупе среди складов.
Но она возвысит его так, что лучше и не надо, она, Лолла, поможет ему обрести ранг и положение. Этот день уже близится.
Как истолковать такое обилие доброты и заботы по отношению к пасынку? Это понимала одна только Лолла.
Любой другой на ее месте давно махнул бы рукой на этого человека, устав воевать с ним. А Лолла не уставала. Безымянный — в жалкой халупе, ничтожество, пустое место — ей должно быть неловко, что она вообще замечает его. Да, должно. Но какова бы ни была тому скрытая причина — в глазах людей она вполне могла оправдаться: она старается не для него, а для себя, неужто непонятно? Когда Абель станет капитаном, она возглавит ресторан «Воробья». Ничего лучше и не придумаешь. Нет, она не пойдет в домоправительницы к молодому Клеменсу, у нее другие планы, она мечтает стать буфетчицей на «Воробье». Стать госпожой над обслугой, стать дамой в своем салоне, чтобы выше капитана никого над ней не было, стать кем-то, многие ей могут и позавидовать, ведь, строго говоря, она не настоящая родственница капитана, но все-таки она в свойстве с ним, она его мачеха, почти мать, у нее довольно неуязвимая позиция. Ловиса Роландсен, та, что замужем за Тенгвальдом, была бы куда как рада оказаться на ее месте. А уж у таможенника Робертсена просто искры посыплются от зависти. Ну и пусть сыплются.
Что бы Лолла ни скрывала в глубинах своей души, все силы, которые она истратила на этого Абеля, тратились не ради него, а ради нее самой. Это она искала работу и заработок. Ясно как Божий день, неопровержимая истина.
