Кнут Гамсун - Круг замкнулся
— А вы больше не живете в «Приюте моряка»?
— Нет, я живу в сарае, у складов.
Почтальон:
— Прошу прощения. Я спрашиваю только на тот случай, если придут письма для вас.
— Никаких писем для меня не придет.
Он прихватил с мостков пикшу, а в лавке купил бутыль керосина. Само собой, пикшу он может сварить, а если захочет, то и зажарить. Для него пустяковое дело починить керосинку и запаять дырки в кастрюле. Когда в испанских водах кок свалился за борт, он варил и пек для всей команды. Никаких проблем.
Он сам себе сотворил золотые денечки. Роскошно пожив на рыбе или телячьей печенке, можно на долгое время погрузиться в спячку, у него есть кровать с постельным бельем и диван, словом, есть куда прилечь. А весной он непременно посадит на насыпи перед окном ведро картошки. Он и в Кентукки тоже сажал картошку.
Зимой к нему много раз заявлялась Лили и требовала денег. Но денег у него не было, должники ничего не платили, пришлось и впрямь продать кой-какие мелочи, чтобы хватало на пропитание. Купец Гулликсен тоже спрашивал про деньги и закрыл ему кредит. Да и поганый таможенник Робертсен не продавал свои лодки, чтобы заплатить ему, как было уговорено. К некоторым должникам Абель из чувства приличия не смел обращаться. Откуда же ему при таких обстоятельствах взять денег для Лили? Она хныкала: Алекс сидит без работы, банк требует свое, так что у них нет другого выхода, кроме как попрошайничать у ее матери, у вафельщицы.
Они сидели и толковали о том о сем без обычной охоты, а про всякие нежности и тому подобное даже речи не заходило. Лили рыдала. Чтобы хоть как-то ее утешить, он протянул руки и хотел привлечь ее к себе, но тут она вдруг рассвирепела и во все горло крикнула:
— Нет! Не смей меня трогать!
После этого она не показывалась целый месяц, а наконец заявившись, выложила перед ним без долгих разговоров письмо из банка.
Он прочел письмо и сказал:
— Да, это скверно.
— Скверно? Ты вообще понимаешь, насколько это скверно? Они продадут дом.
— Сядь, Лили, сядь и успокойся.
— Сесть? Ты хочешь сказать на твой диван? Чтобы ты ко мне пристроился?
Абель даже рот разинул от изумления.
— Я тебя насквозь вижу, но никогда, понимаешь, больше никогда в жизни!
После этого она села.
Абель, с улыбкой:
— Просто удивительно, как это Алекс ухитрился тебя одолеть.
— Да вот ухитрился, — отвечала она, — но у нас разговор о другом.
Но сколько они ни говорили, снова и снова получалось, что у одной беда, а другой не может помочь.
— Сядь, — сказала она возбужденно. — Ты все ходишь и соображаешь, как бы пристроиться ко мне, а я этого не желаю. Раньше, когда ты выкупил дом, приносил одежду и еду, было другое дело, я выглядела бы просто дрянью, откажись и я что-то для тебя сделать. Не забывай к тому же, что Алекс меня тогда покинул. Да ты никак смеешься?
— Ничего я не смеюсь.
— Нет, ты смеешься. Не спорю, мы начали еще до того, как уехал Алекс, но прикажешь мне и теперь за это отвечать?
С громкими рыданиями она зарылась лицом в подушку.
Полное смятение — смятенные речи, бесстыжие, но искренние.
— Я был бы рад тебе помочь, — сказал он.
Она тут же вскочила.
— Не можешь, значит? Как это подло! Ты сидел и дожидался, пока я вернусь из банка, и потом занял у меня. А сейчас дом продают. Ты разве не видишь, в каком я теперь состоянии?
— Тут уж я ни при чем, — сказал он.
— Да, ни при чем, а толку что?
Абель промолчал.
— А ты не можешь выкупить дом?
— Второй раз? Не могу, — сказал он и взглянул на нее. Он нарочно так сказал, чтобы она хоть немножко одумалась.
Но Лили ничуть не одумалась.
— Это очень гадко. После всего, что между нами было…
— Я не могу, слышишь, Лили! Столько тысяч! У меня нет денег.
Когда она ушла, Абель взял столик у окна, взвалил его на плечи и понес к старьевщику, потом сделал еще одну ходку с постельным бельем и провернул в результате большую сделку — целых пятнадцать крон. В конце концов, на исходе зимы ему не нужны ни одеяло, ни перина, а вдобавок у него есть неизменный серо-коричневый ульстер из Америки. А стол в комнате нужен ему не больше, чем скатерть на столе.
По дороге домой он подыскал себе среди складов подходящий ящик вместо стола, ему даже пришло в голову, что когда-нибудь этот ящик можно покрасить. Время от времени у него возникали такие царственные мысли: вставить в окно недостающие стекла, купить печку…
Он взял деньги и спрятал их.
— Ты только погляди, — сказал он, словно разговаривая с рассыльным, — ты только погляди, с такими деньгами уже можно пойти к Лили.
Но поскольку рассыльного при нем не было, Абель отправился сам.
Дома был Алекс. Он лежал на полу, в рубашке, босой, и играл с обоими малышами. Увидев Абеля, он сел на стул, не выказывая ни малейшего неудовольствия, ну просто ни малейшего, он был просто исполнен невероятного дружелюбия.
— Ну, как дела? — спросил он.
Абель огляделся по сторонам. В этой комнате тоже не хватало много из меблировки, даже часы со стены исчезли. А по светлому пятну на обоях можно было угадать, где некогда стоял расписанный розами угловой шкафчик.
— Где Регина? — спросил Абель, чтобы не спрашивать про Лили.
— Если не торгует брошюрками, значит, у бабушки, — отвечал Алекс, — она часто ходит к бабушке. Ты хотел поговорить с ней?
— Нет. Просто у меня кое-что для нее есть.
Алекс казался отупевшим, отупевшим от многолетней безработицы и неудач. Он никогда ничем не выделялся, разве что был красивей других, длинные ресницы, изогнутые губы. В свое время он вполне мог заполучить дочку капитана Норема, но Лили выиграла состязание.
— Ты этих двух узнаешь? — спросил он.
Абель поглядел на малышей и сказал:
— Они выросли.
— Странные детишки, почти никогда не плачут.
— Да?
— Похнычут, и все. Регина, та и плачет, и ревет. А эти два другой породы.
Абель сказал:
— Они мои.
— Твои? Нет.
— Мои.
— Твои, говоришь? Быть того не может.
Абель хотел отдать деньги, прежде чем вернется Лили. Какой смысл торчать здесь?
— Если ты пришел, чтобы их забрать, у тебя ничего не выйдет.
— Передай это Регине или Лили, кому захочешь.
— Положи вон туда. Видишь ли, я успел их полюбить. Они еще сами стоять не умели, а уже приходили ко мне и становились у меня между коленями. «А ну, держитесь крепче!» — говорил я. «Крепче!» — повторяли они и держались за мои коленки и глядели на меня: попрошу ли я еще чего? «Плюньте на мои штаны!» — говорил я в шутку. Они плевали и смеялись. Потому что больше всего на свете они любят разводить грязь. Я слышал, что дети все такие.
— Здесь несколько шиллингов, — сказал Абель, — больше у меня нет.
Алекс продолжал свое:
— А ты знаешь, что младшенький у нас мальчик?
— Да, я слышал.
— Мать считает, что я его люблю больше других, но это чепуха. Я разницы не делаю. Вот только Регина — она уже совсем большая и взрослая.
Лолла утром и вечером пробовала его отловить, но пока ему удавалось избежать встречи. Она знала, что он обитает в одном из сараев, но сараев здесь было много, у каждого купца свой. Абель был зачем-то ей нужен, и она там и сям оставляла для него весточку с просьбой зайти к ней в ее домик на берегу. Однако Абель не шел. Почтальон как-то раз, отыскав его убежище, доставил ему письмо. Абель отложил письмо в сторону. К его сараю не вела ни дорога, ни хоть тропинка, путь кое-где был перекрыт досками, через которые надо было перешагивать, а кое-где проволокой, под которой надо было перелезать; сам Абель предпочитал ходить вдоль путей и потом скатываться вниз по насыпи, хотя это строжайшим образом запрещалось. Требовалась большая ловкость, чтобы разыскать его обиталище, но Лолла сумела это сделать однажды утром, когда он как раз собрался уйти.
— Я хотела поглядеть, как ты тут, — сказала она, — мне непонятно, где ты полгода, а то и год пропадаешь. Я тебе что-нибудь сделала?
Чтобы умиротворить ее, он напустил на себя шутливый вид и сказал:
— Могу сообщить тебе новость, которую я от кого-то слышал: Ульрик-то Фредриксен уходит с «Воробья».
— Я знаю.
— Теперь ты успокоилась?
Но Лолла была не расположена шутить.
— У меня для тебя другая новость. Твой дом продают.
— Какой дом?
— Дом, который ты купил для этой Лили.
— Ах, вот что, — сказал Абель.
— В газете объявлено о торгах. А ты, выходит, ничего об этом не знал?
Абель:
— Они не могут его продать.
— Могут. За три невыплаченных банковских ссуды.
Абель молчал.
— Выходит, другие проели твой дом?
Абель:
— Строго говоря… это было так давно… да нет, другие его конечно же не проели.
