Джордж Макдональд - Донал Грант
Донал рассмеялся.
— Что ты, Дейви! Неужели ты считаешь меня хорошим, потому что я люблю единственного по — настоящему хорошего Человека во всём мире? Право, это странно! Уж если на то пошло, я был бы самым презренным существом на земле, если бы, зная Его так, как знаю сейчас, не любил Его всем сердцем. И однажды, когда Он, наконец, закончит меня творить, сердце моё станет ещё больше и глубже, и я буду любить Его ещё крепче и безогляднее.
— А Бог что, до сих пор вас творит, мистер Грант? Я думал, вы уже взрослый!
— Ну, выше — то Он меня, пожалуй, уже не сделает, — ответил Донал. — Но у меня внутри есть что — то живое — то, чем я люблю тебя, чем думаю о Боге, чем пишу стихи и читаю Библию. И вот как раз эту живую частичку меня Бог продолжает делать всё больше и больше. Уж не знаю, когда Он остановится. Знаю только, на чём Он не остановится. Это живое во мне и есть настоящий я, и Бог будет взращивать его и дальше, всю вечность, хотя сейчас оно совсем не такое, каким должно бы быть.
— А почему у Него так медленно получается?
— На самом деле, не так уж медленно, но всё могло бы быть быстрее, будь я таким хорошим, каким должен быть к этому времени — с такими — то родителями да ещё и с уймой времени на горных склонах наедине с овцами и Новым Заветом. Я молился Богу, Дейви, и на горных пастбищах, и в полях, и Он услышал меня и помог мне увидеть не только глупость многого из того, что есть в мире, но и подлинное величие и красоту. Эх, Дейви, Бог хочет отдать тебе весь мир и всё в нём. Когда ты начнёшь делать то, что говорит тебе Иисус, тогда станешь моим братишкой, и мы с тобой вместе будем младшими братьями Христа, сыновьями Его Отца, а значит, наследниками всего.
С этими словами он повернулся и вышел.
Теперь слёзы катились и по щекам леди Арктуры, хотя сама она этого не замечала.
«У него благие намерения, — подумала она про себя, — но он так жестоко ошибается! В Библии сказано, что мы должны не делать, а верить!»
Хотя бедная девушка каждый день читала свою Библию, глаза у неё были так запорошены пеплом и прахом преподанного ей наставления, что она очень мало знала, о чём там говорится на самом деле. Самые важные истины ускользали от неё пустыми, ничего не значащими словами, в которых не было и тени смысла. Они не подтверждали усвоенные ею доктрины и посему ничего ей не говорили. История Христа и учение тех, кто верно обращался со Словом Жизни, предназначены вовсе не для того, чтобы помочь людям понять, каким именно образом Бог устроил всё необходимое для их спасения. Бог хочет, чтобы мы жили, и жизнь непременно приведёт к познанию; но даже все знания во вселенной не дадут нам жизни. Послушание — это дорога ко всякой полноте и единственный способ научиться доверять Богу. Любовь, вера и послушание — это разные грани одной и той же призмы.
После этого Арктура регулярно приходила на урок, всегда с намерением возразить учителю, как только всё закончится. Но каждый раз Донал успевал сказать что — то такое, что пронзало самое сердце честной девушки, и она ничего не могла на это ответить. Она поднималась из — за стола и уходила вместе с Дейви, как будто сама была ученицей (да так оно и было, только сама она об этом не догадывалась), но после урока всегда отправлялась в сад или к себе в комнату, чтобы побыть там в одиночестве. Нередко она ловила себя на мысли о том, как было бы хорошо, если бы слова Донала действительно оказались правдой. Однако она продолжала считать их весьма опасными: а вдруг, слушая подобные вещи, и она сама, и Дейви не смогут избежать грядущего гнева Господня?
Глава 19
Управляющий
Старая буковая аллея, уже давно никуда не ведущая и закрытая с одной стороны воротами, а с другой — высокой стеной, была любимым прибежищем Донала, отчасти из — за своей красоты, а отчасти из — за того, что в ней редко кто появлялся. Могучие ветви пересекались у него над головой, и Доналу казалось, что он идёт по длинной анфиладе царственных покоев, в которых прихотливо расставленные остроконечные арки поддерживают решетчатый лиственный купол. Поскольку по аллее никто уже не ходил и не ездил, её окончательно забросили, и даже в самой её никчёмности и запертости было что — то дикое и немного жутковатое. Когда в сумерках ветер со вздохами пролетал по её жалобно шелестящим сводам, или когда зимний холодный вихрь не давал покоя корявым, древним ветвям и деревья выглядели так, как будто устали от мира и жаждали наконец очутиться в Божьем саду; или когда снег тяжёлым грузом ложился на ветхие буковые плечи, которые, казалось, едва выдерживают его натиск, и прохожий, случайно поднявший на них взор, начинал смутно понимать, каким был бы мир, исчезни из него Бог, старая аллея приобретала такой странный и нелюдимый вид, что несмелый человек с живым воображением поспешил бы оттуда убраться, чтобы как можно скорее отыскать ближайшее жильё. Но Донал, горячо и крепко, в полном и конкретном смысле любивший своих ближних, умел любить самые уединённые места, потому что даже там никогда не оставался один.
Аллея была совершенно заброшена. Вся она поросла высокой травой, которую время от времени скашивали. С одного края прямо за деревьями пролегала тропинка, по которой так редко ходили, что, хотя она ещё проглядывала сквозь траву, высокие стебельки смыкались над ней, то и дело скрывая её из виду. Доналу нравилось такое уединение, и он всё чаще и чаще бывал здесь один. Здесь он читал, здесь молился; это место стало для него маленькой часовней в великом храме природы. Здесь его чтение и размышления почти никогда не прерывались появлением другого человека.
Однажды, примерно через месяц после появления в замке, Донал лежал в траве с книгой, примостившись в тени самого величественного бука. Вдруг и в воздухе, и по земле пробежала дрожащая волна, и Донал узнал в ней стук копыт приближающегося коня. Он поднял голову, чтобы посмотреть, кто это, но его внезапно появившаяся голова испугала коня, так что всадник чуть не вылетел из седла и, конечно же, вышел из себя. Кое — как удержавшись и сдерживая возбуждённое животное, готовое сорваться с места и поскакать во весь опор, наездник повернул его прямо на Донала, которого принял за бездомного бродягу. К тому времени Донал уже начал подниматься — намеренно, чтобы не вышло чего — нибудь похуже, — но не успел ещё и выпрямиться, как наездник выхватил плётку, пришпорил коня и ринулся на него. Донал молниеносно стащил с головы шапку, шагнул в сторону и остановился. Его спокойные движения и приветливое лицо несколько усмирили ярость незнакомца. Во всём виде Донала было что — то такое, чего не мог не заметить ни один истинный джентльмен.
Наездник явно вращался в сельских кругах и не принадлежал к числу изысканных горожан, но по его осанке и выправке было видно, что он прекрасно осознаёт и с достоинством занимает своё положение (по — видимому, весьма почётное) и вполне готов перед кем угодно за себя постоять.
— Какого чёрта!.. — воскликнул было он, потому что едва не упал, а ведь ничто другое так не выводит из себя умелого ездока — разве что он всё — таки не удержится и свалится в придорожную канаву. В таких случаях любой смертный прежде всего с негодованием обрушивается на виновника сего печального происшествия, чтобы выместить на нём оскорблённые чувства (какими бы глупыми и безосновательными они ни были). Однако разглядев Донала получше, незнакомец сдержался.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Донал. — С моей стороны было очень неосмотрительно так внезапно показаться из травы. Я должен был сообразить, что конь может испугаться. Простите, я увлёкся и поступил необдуманно.
Джентльмен приподнял свою шляпу.
— Я тоже прошу у вас прощения, — сказал он с улыбкой, согнавшей с его лица остатки недовольства. — Я было подумал, что кто — то без разрешения забрался в чужие владения. Но вы, должно быть, новый учитель, а значит, не меньше меня имеете право здесь находиться.
— Вы угадали, сэр.
— Простите, я не помню вашего имени.
— Меня зовут Донал Грант, — сказал Донал, тоном голоса и всем своим видом давая понять, что был бы не прочь в ответ узнать имя незнакомца.
— А меня Грэм, — ответил тот. — Я принадлежу к родовому клану Грэмов и служу у графа управляющим. Пойдёмте, я покажу вам свой дом. И пожалуйста, приходите нас навестить. Моя сестра будет очень рада с вами познакомиться.
Живём мы одиноко и приятных людей видим нечасто.
— Значит, говорите, одиноко, — задумчиво повторил Донал. — Но здесь же так приятно!
— Так — то оно так — до поры до времени. Вот подождите до зимы! Может, тогда ваше впечатление тоже несколько изменится.
— Вы уж меня простите, но я сомневаюсь, что вы так же хорошо знакомы с зимой, как я, — улыбнувшись, сказал Донал. — Конечно, на восточном побережье зима тоже не подарок, но, наверное, только на горных склонах можно по — настоящему почувствовать душу и сердце крепкой снежной бури.
