Уильям Фолкнер - Рассказы
Мистер Хьюберт с дядей Баком ушли в дом. Немного погодя он тоже встал и отправился на задний двор, ждать их. И не успел выйти, как увидел плывущую над изгородью голову Томиного Терла. Он кинулся через двор, ему наперерез, но оказалось, что Томин Терл и не думал убегать. Он сидел на корточках за кустом и наблюдал за домом, поглядывая из-за куста на черный ход и на верхние окна, и не то чтобы шепотом, а просто вполголоса спросил:
— Чего делают?
— Поспать легли, — ответил он. — Но будь спокоен: когда встанут, пустят на тебя собак.
— Хе, — сказал Томин Терл. — И ты будь спокоен. У меня теперь защита. Теперь мне только не попасться старому Баку, пока не дадут знать.
— Что дадут знать? — спросил он. — Кто даст? Мистер Хьюберт хочет купить тебя у дяди Бака?
— Хе, — опять сказал Томин Терл. — У меня защита получше, чем у самого мистера Хьюберта. — Он поднялся на ноги. — Я тебе вот как скажу, и ты запомни: если тебе надо чего сделать, хлопок обрыхлить или жениться, приспособь к этому делу женщину. И жди себе посиживай. Запомнил?
Томин Терл ушел. А он немного погодя вернулся в дом. Но там ничего не происходило, кроме храпа — храпели в комнате дяди Бака и мистера Хьюберта и, понежнее, — наверху. Он пошел к кладовке над родником, сел, как мистер Хьюберт, и опустил ноги в воду, потому что жара должна была скоро спасть, и тогда можно начинать погоню. И в самом деле, немного погодя на заднюю террасу вышли дядя Бак и мистер Хьюберт, а за ними по пятам мисс Софонсиба с пуншем на подносе, только на этот раз дядя Бак не стал дожидаться, когда она подсластит, выпил сразу, а мисс Софонсиба попросила их возвращаться пораньше, потому что дядя Бак ничего не знает в Уорике, кроме собак и негров, и, коль скоро он у нее, она покажет ему свой сад, где мистер Хьюберт и все остальные не смеют распоряжаться.
— Да, мэм, — сказал дядя Бак. — Я хочу только негра поймать. И сразу поедем домой.
Четверо или пятеро негров привели трех лошадей. Слышен был лай собак, дожидавшихся за забором, пока на сворках; они сели на лошадей, поехали вдоль забора к негритянским домам, и дядя Бак сразу оказался впереди всех, даже собак. Поэтому сам он так и не узнал, когда и где они наскочили на Томиного Терла, выбежал Терл из какой-нибудь хибарки или нет. Дядя Бак на Черном Джоне был впереди, и они не успели даже спустить собак, как он гаркнул: «Уходит, прах его возьми! Мы его подняли!» — и Черный Джон наддал, грохнув копытами четыре раза, будто из револьвера, и вместе с дядей Баком скрылся за холмом, будто за краем света. Мистер Хьюберт тоже закричал: «Уходит! Спускайте!» Они высыпали на вершину и увидели вдалеке на ровном месте, перед самым лесом, Томиного Терла, а свора скатилась с холма и припустила к нему. Собаки взлаяли раз, потом окружили Томиного Терла, — похоже было, что они прыгают и хотят лизнуть его в лицо, — и тут Томин Терл совсем сбавил шаг и вместе с собаками вошел в лес, не торопясь, словно возвращался домой после охоты на кроликов. Когда они нагнали в лесу дядю Бака, ни Терла, ни собак не было уже и в помине, и только через полчаса они набрели на старого Джейка, привязанного к кусту, с какой-то кофтой Терла на спине вместо седла, и по земле было рассыпано чуть ли не полмешка овса из запасов мистера Хьюберта — аппетит у старого Джейка был плохой, и этого овса он даже в рот не взял, чтобы выплюнуть. Никакой гоньбы не получилось.
— Ничего, возьмем его ночью, — сказал мистер Хьюберт. — На приманку. В полночь выставим пикет из негров и собак вокруг дома Тенни и возьмем его.
— Какой к черту ночью? — сказал дядя Бак. — Мы с Касом и этот негр, все трое, будем вечером на полпути к дому. А не было ли у кого-то из ваших негров шавки или кого-то такого — чтобы выследила этих собак?
— Болтаться по лесу еще полночи? — сказал мистер Хьюберт. — Ставлю пятьсот долларов, что стоит только вечером подойти к дому Тенни, позвать его, и он наш.
— Пятьсот долларов? — сказал дядя Бак. — Идет! Ни меня, ни его вечером близко не будет от этого дома. Пятьсот долларов! — Они с мистером Хьюбертом свирепо глядела друг на друга.
— Идет! — сказал мистер Хьюберт.
Мистер Хьюберт отправил одного из негров на старом Джейке домой, и примерно через полчаса негр вернулся с куцей черной шавкой и свежей бутылкой виски. Он подъехал к дяде Баку и протянул ему что-то завернутое в бумажку.
— Что такое? — спросил дядя Бак.
— Это для вас, — сказал негр.
Тогда дядя Бак взял и развернул сверток. Там был кусок красной ленты с шеи мисс Софонсибы; дядя Бак сидел на Черном Джоне и держал ленту, как маленькую мокасиновую змею, только не подавал виду, что боится, и, часто моргая, глядел на негра. Потом он перестал моргать.
— Для чего? — спросил он.
— Они послали, и все, — ответил негр. — Они велели сказать вам: «успеха».
— Что сказать? — переспросил дядя Бак.
— Я не знаю, сэр. Они сказали: «успеха».
— Ага, — сказал дядя Бак.
А главка нашла гончих. Сперва они их услышали — издали. Было это перед закатом, и собаки не гнали: они лаяли так, как лают, когда хотят откуда-то выбраться. И выяснилось откуда. Это был сарай для хлопка размером десять футов на десять, посреди поля, милях в двух от дома мистера Хьюберта, и все одиннадцать собак находились внутри, а дверь была подклинена деревяшкой. Негр открыл дверь, собаки вырвались на волю, и все смотрели на них, а мистер Хьюберт, сидя на лошади, глядел в затылок дяде Баку.
— Так, так, — сказал мистер Хьюберт. — Это уже кое-что. Можно опять их использовать. Кажется, им с вашим негром так же мало хлопот, как негру с ними.
— Слишком мало, — сказал дядя Бак. — И ему и собакам. Буду держаться шавки.
— Хорошо, — сказал мистер Хьюберт. Потом сказал: — Черт, поедемте, Фил. Поужинаем. Говорю вам, чтобы поймать этого негра, надо только…
— Пятьсот долларов, — сказал дядя Бак.
— Что? — сказал мистер Хьюберт. Они с дядей Баком смотрели друг на друга. Теперь уже без свирепости. Но и без насмешки. Они сидели в седлах и просто смотрели друг на друга в светлых сумерках, прищурясь. — Что — пятьсот долларов? — сказал мистер Хьюберт. — Что ночью вы не поймаете негра в доме Тенни?
— Что и я и негр будем ночью у меня дома, а ни у какой не у Тенни.
Глаза у них опять загорелись.
— Пятьсот долларов, — сказал мистер Хьюберт. — Идет.
— Идет, — сказал дядя Бак.
— Идет, — сказал мистер Хьюберт.
— Идет, — сказал дядя Бак.
Мистер Хьюберт с собаками и несколькими неграми уехал домой. А он, дядя Бак и негр с шавкой двинулись дальше — негр одной рукой вел старого Джейка, а другой держал шавку на поводке (изгрызенном куске плужного ремня). Дядя Бак дал понюхать шавке кофту Томиного Терла, и тут она, кажется, поняла, кого ищут; ее спустили бы с поводка и поехали бы за ней верхами, но в это время мальчишка-негр затрубил в рог к ужину, и они не рискнули.
Потом совсем стемнело. А потом — он не знал, сколько еще времени прошло, и где они, и далеко ли от дома, хотя ясно было, что не близко, и стемнело уже давно, а они все шли, и дядя Бак время от времени наклонялся и давал понюхать шавке кофту Томиного Терла, а сам отпивал виски из бутылки — они обнаружили, что Томин Терл сделал скидку и по длинной дуге стал возвращаться назад.
— Попался, прах его возьми, — сказал дядя Бак. — Залечь хочет. Едем прямо к дому — перехватим его, пока не залег.
Негру было велено спустить шавку и ехать за ней на старом Джейке, а они с дядей Баком поскакали к дому мистера Хьюберта напрямик и только раз остановились на холме, чтобы дать передышку лошадям да послушать голос шавки, шедшей по кривому следу Томиного Терла вдоль речки.
Но Терла они не поймали. Они подъехали к темным негритянским хибарам; у мистера Хьюберта окна еще светились, и кто-то опять трубил в охотничий рог, только уже не мальчишка, — трубил как сумасшедший, такого он никогда не слышал, — и они с дядей Баком разошлись на склоне под домом Тенни. Потом услышали шавку, примерно в миле, и она не шла по следу, а просто лаяла, потом там гикнул негр, и они помяли, что шавка потеряла след. Это было где-то у речки. Больше часа они рыскали по берегу, но Терл как в воду канул. Наконец дядя Бак прекратил поиски, и они опять поехали к дому — теперь и шавка верхом на муле, перед негром. Они подъезжали к негритянским хибарам; на холме, в той стороне, где стоял дом мистера Хьюберта, тоже было темно; вдруг шавка залаяла, соскочила со старого Джейка и помчалась, гавкая при каждом прыжке; дядя Бак тоже спешился, стащил его с лошади чуть ли не раньше, чем он выдернул ноги из стремян, и они побежали мимо темных хибар к той, которую облаивала шавка.
— Попался! — сказал дядя Бак. — Беги к черному ходу. Не кричи — возьми палку и колоти посильнее в дверь.
После дядя Бак признал, что это была его ошибка, что он забыл правило, которое известно малым детям: если напугал негра, никогда не становись прямо перед ним или прямо позади него, зайди сбоку. Дядя Бак забыл об этом. Он стоял прямо против двери, а впереди него стояла шавка и заливалась как оглашенная, умолкая, только чтобы перевести дух: дядя Бак сказал, что он и заметить ничего не успел, только шавка вдруг завизжала, крутанулась — а за ней уже Томин Терл. Дядя Бак сказал, что не видел даже, как открылась дверь: шавка взвизгнула, пробежала у него между ног, а потом Томин Терл пробежал прямо по нему. Даже не подпрыгнул: сшиб дядю Бака, поймал на ходу, не дав упасть, подхватил под мышку, пробежал с ним несколько шагов, приговаривая: «Осторожней, старый Бак. Осторожней, старый Бак», — отбросил и побежал дальше. А шавки уже и слышно не было.
