Читра Дивакаруни - Сестра моего сердца
Но больше всего я ненавидела своего отца. Я ненавидела его за то, что он так нелепо умер в поисках приключений, даже не подумав, что случится с нами. Это он был виноват в том, что у постоянно усталой мамы так рано появились темные тени под глазами. Это он был виноват в том, что надо мной смеялись в школе, потому что у меня не было отца. Этого не случилось бы, если бы он не был таким легкомысленным и не позволил себя убить.
Но не было ни разу такого, чтобы я ненавидела Судху. Никогда. Потому что она — моя половинка. Сестра моего сердца.
Я могла рассказать Судхе обо всем, что у меня на душе, и мне не нужно было ничего ей объяснять. Моей кузине достаточно было посмотреть на меня своим внимательным взглядом, едва улыбнуться, и я точно знала, что она понимает меня — так, как никто другой во всем мире не понимает. И никогда не поймет.
* * *С самого детства я замечала, что люди завидуют нам с Судхой.
Сначала я думала, что эта зависть вызвана тем, что наша семья принадлежит к такому древнему и уважаемому роду. Но причина была не в этом. Все ведь знали, что для нас настали непростые времена, и наш единственный источник доходов — книжный магазинчик моей матери. Тетя Налини постоянно жаловалась в своей обычной мелодраматической манере, что скоро ей придется пойти по миру, и она рада, что ее родители скончались — и не видят, как страдает их дочь.
Люди завидовали не тому, что у нас есть, тем более что у нас было немного вещей. На излишества не хватало денег, хотя мама все свои силы и время отдавала книжному магазину, чтобы у дочерей Чаттерджи было всё положенное. Этого, кстати, я тоже не могла понять. Моя мать — была самой умной и трудолюбивой из всех женщин, которых я знала. Но, несмотря на это, магазин не приносил практически никакого дохода, и каждую неделю матери приходилось скрупулезно пересматривать наши домашние расходы, чтобы хоть как-то сэкономить.
Но однажды я поняла причину людской злобы. Многие ненавидели то, как сильно мы с Судхой любили друг друга и как счастливы были вместе. То, что нам больше никто не был нужен.
Так было всегда, с самого нашего рождения. Пиши рассказывала, что я, еще не научившись ходить, ползала по лабиринтам коридоров дома в поисках Судхи, и когда находила ее, мы смеялись счастливым заливистым смехом. Мы могли часами играть с пальчиками и волосами друг дружки, а когда тетя Налини приходила к нам, чтобы забрать Судху, мы закатывали такую истерику, что тете приходилось уходить ни с чем. Она с горечью жаловалась Пиши: зачем было рожать и мучиться, если она практически не видит свою дочь?
В детстве мы всё делали вместе: купались, ели, часто из одной тарелки, кормя друг друга нашими любимыми лакомствами: хрустящими коричневыми треугольничками лепешки парота, жареными баклажанами, сладкими ноздреватыми шариками расоголлах.
Больше всего мы любили разыгрывать сюжеты сказок, которые нам рассказывала Пиши. Судха всегда была принцессой, а я — принцем, который ее спасал. По ночам мы лежали вдвоем на кровати в моей комнате, хотя у Судхи была своя комната, рядом с комнатой ее матери (эта спальня походила на темный уродливый мавзолей, со старыми картинами, написанными маслом, и тяжелой мебелью из красного дерева). Мы долго шептались и хихикали, пока не приходила Пиши и не грозила отправить Судху в ее комнату. Когда одной из нас снились кошмары, мы, вместо того чтобы бежать к матерям, забирались в одну кровать и крепче обнимали друг друга.
Во время учебы в школе при монастыре, наша близость вызывала беспокойство у монахинь. Они считали наши отношения ненормальными, опасаясь, что такая привязанность может плохо повлиять на наше развитие. После того как нас определили в разные классы, я ходила мрачная, а Судха каждый день плакала. Вот и всё, чего добились монашки. Меня словно лишили воздуха, и, едва услышав звонок на перемену, я мчалась на игровую площадку. А когда видела опухшие от слез глаза Судхи, мне хотелось кого-нибудь убить, и мое лицо пылало от ярости, как если бы его намазали порошком из перца чили. Тогда мы с Судхой стали придумывать разные уловки, чтобы не ходить в школу. Сначала мы врали, что у нас болит живот или голова, и мамы оставляли нас дома. Потом, когда Пиши раскрыла наш обман, и нам снова пришлось ходить в школу каждый день, мы стали сбегать с уроков, когда другие девочки уходили домой на обед, и проводили с ней вместе полдня там, где никто не мог нам помешать. Мы ели арахис у озера, бегали на птичий рынок, чтобы поглазеть на цыплят, или катались на трамвае, доезжая до конечной остановки. В школу мы возвращались как раз к приезду Сингх-джи, который ждал нас у школьных ворот, и мило ему улыбались, как будто ничего не произошло.
Нам казалось, что мы так умело водим всех за нос. Но учительницы, конечно же, всё заметили. И однажды мамы велели нам идти в кабинет — сырую, пропахшую плесенью комнату, где на столе лежали бухгалтерские книги с истрепанными страницами. Туда нас звали только по самым серьезным поводам.
Тетя Налини настаивала на том, что нас надо хорошенько выпороть, а моя мать, всегда такая спокойная, была настолько сердита, что у нее даже побелело лицо. Но когда я всё ей объяснила, ее взгляд стал каким-то странным и печальным. И она, положив руку на мое плечо, сказала, что учительницы были правы, и получить хорошее образование для нас очень важно. Но ее голос уже не был таким суровым.
Позже я как-то случайно услышала, как моя мама говорила Пиши, что беспокоится о нас, потому что такая сильная привязанность делает людей слишком уязвимыми и не приводит ни к чему хорошему. Пиши, вздохнув, ответила ей: «Уж мы-то хорошо это знаем…»
На следующее утро мама не пошла в магазин, что случалось крайне редко. Вместо этого она отправилась с нами в школу. Мы попрощались с ней и пошли на урок, а мама направилась к кабинету директора школы. Мы так и не узнали, что она сказала директору, но со следующей недели мы снова учились в одном классе.
Слухи о наших проделках быстро распространялись — как и любые слухи в Калькутте, — что не прибавляло нам популярности среди одноклассниц и соседей. «Эти девчонки Чаттерджи возомнили, будто они лучше всех. А мать Анджу только потворствует им. Налини права — хорошая взбучка им не помешала бы, чтобы они научились себя вести. Ничего, вот подождите немного — и увидите, сколько бед их ждет. Все знают, что случается с девчонками, которые так задирают нос».
Они не понимали, что мы с Судхой никогда не считали себя лучше других. Просто нам никто не был нужен — мы всё находили друг в друге. Как говорила Пиши: «Зачем идти за водой на озеро, если у тебя во дворе есть колодец?»
Как-то наша соседка сказала мне:
— Ты бы не тратила всё свое время на Судху. Тебе нужно дружить с девочками из других уважаемых семей, особенно с теми, у которых есть старшие братья — будущие наследники. Тогда ваши матери смогут договориться и засватать тебя.
А потом добавила доверительным тоном, понизив голос до шепота:
— И вообще, неужели тебе так нравится общаться с девочкой, которая намного красивее тебя? Разве ты не знаешь, что люди гораздо больше обращают внимание на твои тощие ноги и скобки на зубах, когда рядом идет такая хорошенькая девочка, как Судха?
Я страшно разозлилась на соседку и, не сумев сдержаться, ответила, что это ее не касается. К тому же мне не было никакого дела до того, что думали о нашей внешности какие-то глупые люди. Я уже и так знала, что Судха красивее меня. Разве от этого я должна была любить ее меньше?
— Как великодушно с вашей стороны, мисс Добродетель и Совершенство, — съязвила соседка. — Будь осторожна. Очень скоро зависть начнет разъедать твою душу.
Соседка ушла, злобно фыркнув. Я знала, что она начнет трезвонить на каждом углу о том, какой дерзкой стала дочка Чаттерджи. Ну а что еще можно ожидать от девочки, выросшей в доме, где нет мужчины?
А вчера было хуже всего.
Вчера, кичащаяся своей прямотой тетушка Сарита, одна из толстых подружек тети Налини, увидела, что мы с Судхой входим в дом, держась за руки. Ее брови изогнулись и сошлись в устрашающую черту.
— Боже! — воскликнула она. — Вы, девочки, хоть что-нибудь делаете не вместе? Вы прямо как сросшиеся близнецы, забыла, как такие называются.
Только я открыла рот, чтобы ответить ей: «Что, если так?» — но Судха, которая всегда была вежливее, чем я, слегка сжав мою ладонь, подала знак, чтобы я молчала. А сама, к моему изумлению, сказала:
— Разве вы не знали, тетушка? Мы и есть близнецы.
Ноздри Сариты задрожали, как у разъяренного быка.
— Не отвечай мне вопросом на вопрос, девчонка! Ты думаешь, я не понимаю, что к чему? Вы даже не кузины, не то что сестры. Твой отец был всего лишь каким-то дальним родственником отца Анджу, и уж никак не братом.
Удивительно, какое удовольствие доставляет некоторым людям оскорблять других.
