Хулио Кортасар - Счастливчики
— Доктор Ливингстон, I suppose[1], — сказал Медрано.
— Познакомься: Габриэль Медрано, — сказал Лусио. — Садитесь, че[2], выпейте что-нибудь.
Медрано пожал оробевшую руку Норы и попросил сухой мартини. Приятель Лусио показался Норе старше, чем она ожидала. Лет сорока, не меньше, но костюм из итальянского шелка с белой рубашкой очень ему шел. Лусио, даже имей он большие деньги, никогда не научится так одеваться.
— Что вы думаете об этих людях? — говорил меж тем Лусио. — Мы пытаемся угадать, кто из них плывет с нами. Кажется, в газетах был напечатан список, но у меня его нет.
— Список был, к счастью, очень неточный, — сказал Медрано. — Кроме меня пропустили еще двоих или троих, тех, кто не желал светиться или боялся семейных потрясений.
— Кроме того, здесь еще и сопровождающие.
— Ах да, — сказал Медрано и вспомнил спящую Беттину. — Ну, во-первых, я вижу тут Карлоса Лопеса с каким-то патрицианского вида сеньором. Вы не знакомы?
— Нет.
— Года три назад Лопес ходил в клуб, там я с ним и познакомился. Наверное, незадолго до того, как вы в него вступили. Пойду узнаю: он тоже плывет с нами?
Лопес плыл с ними, и они поздоровались, очень довольные, что встретились снова, да еще в таких обстоятельствах. Лопес представил ему доктора Рестелли, который сказал, что лицо Медрано ему знакомо. Воспользовавшись тем, что соседний столик освободился, Медрано позвал Нору с Лусио. Перемещение заняло какое-то время, потому что в «Лондоне» не так просто перейти с места на место, непременно вызовешь явное недовольство обслуживающего персонала. Лопес подозвал Роберто, и Роберто поворчал, но помог им перебраться и взял песо, даже не сказав спасибо. Молодежная компания становилась все более шумной и требовала по второй кружке пива. Нелегко было в этот час беседовать в «Лондоне», когда всех мучила жажда и сюда битком набивались желающие пожертвовать последним глотком кислорода ради сомнительной компенсации в виде пол-литра «Индиан-тоник».
И уже почти не было разницы между баром и улицей, потому что по Авениде вверх и вниз текла густая толпа с пакетами, газетами и портфелями, главным образом — с портфелями всех цветов и размеров.
— Одним словом, — сказал доктор Рестелли, — насколько я понимаю, все мы, тут присутствующие, будем иметь удовольствие вместе пережить приятное путешествие.
— Будем иметь, — сказал Медрано. — Однако опасаюсь, что вместе с нами его будет переживать и часть этого шумного собрания, что слева от нас.
— Вы думаете? — обеспокоенно спросил Лопес.
— У них разбойный вид, они мне не нравятся, — сказал Лусио. — На футбольном поле, конечно, можно брататься с кем попало, но на пароходе…
— Как знать, — сказала Нора, которая решила, что надо идти в ногу со временем. — Может, окажутся вполне симпатичными.
— А между тем, — сказал Лопес, — молодая девица скромного вида, похоже, собирается присоединиться к ним. Да, так оно и есть. А с нею сеньора, в черном, вполне благочинная.
— Мать и дочь, — как всегда безошибочно в таких вещах определила Нора. — Боже, как они одеты.
— Все сомнения отпадают, — сказал Лопес. — Они тоже плывут и, судя по всему, приплывут обратно, если мы вообще отплывем и приплывем.
— Вот она, демократия, — сказал доктор Рестелли, но его голос потонул в реве, донесшемся от выхода из метро. Молодежная компания, похоже, почуяла своих, потому что двое откликнулись тут же, один — воплем на октаву выше естественного, а второй — засунув два пальца в рот, издал душераздирающий свист.
— …все вперемежку, общайся с кем попало, — заключил доктор Рестелли.
— Совершенно верно, — вежливо отозвался Медрано. — И вообще, спрашивается, зачем плыть?
— Простите, не понял?
— Ну конечно: что за нужда отправляться в плавание?
— Как же, как же, — сказал Лопес, — я полагаю, в любом случае интереснее, чем сидеть дома. Меня лично греет мысль, что за десять песо я выиграл путешествие по морю. И не забывайте, лотерея государственная, а значит, автоматически жалованье за время плавания сохраняется, что само по себе выигрыш. Такое упускать нельзя.
— Признаю, таким не пренебрегают, — сказал Медрано. — Мне выигрышный билет дал возможность запереть кабинет и какое-то время не разглядывать гнилые зубы. Но, согласитесь, вся эта история… У меня несколько раз возникало ощущение, что закончится она каким-нибудь таким образом… В общем, подберите сами подходящее определение, благо определение — чрезвычайно заменяемый член предложения.
Нора посмотрела на Лусио.
— По-моему, вы преувеличиваете, — сказал Лусио. — Если отказываться от счастливого билета из страха, что тебя надуют…
— Я не думаю, что Медрано имеет в виду обычное надувательство, — сказал Лопес. — Скорее нечто такое, что носится в воздухе, особого рода обман, обман, если можно так выразиться, высшего порядка. Смотрите-ка, только что к нам присоединилась и сеньора, чья одежда… Безусловно, и она — тоже. А вон там, доктор, устроился наш с вами ученик Трехо в окружении своего возлюбленного семейства. Кафе все больше становится похожим на океанский лайнер.
— В голове не укладывается, как сеньора де Ребора могла продать лотерейный билет школьнику, и особенно — этому, — сказал доктор Рестелли.
— Все жарче и жарче становится, — сказала Нора. — Закажи мне, пожалуйста, попить чего-нибудь холодненького.
— На пароходе будет хорошо, вот увидишь, — сказал Лусио и помахал рукой, чтобы привлечь внимание Роберто, который был занят разраставшейся компанией бодрых юнцов, замучившей его причудливыми заказами вроде кофе-капучино, сэндвичей с сосисками, черного пива и тому подобного, необычного для этого заведения, во всяком случае, в это время дня.
— Да, наверное, там будет посвежее, — сказала Нора, поглядывая краем глаза на Медрано. Ее продолжало беспокоить то, что он сказал, а может, это просто такая манера, посеять беспокойство, чтобы было о чем говорить. Побаливал живот, наверное, надо сходить в туалет. Но неудобно подниматься и уходить в присутствии всех этих сеньоров. Лучше уж потерпеть. Да, пожалуй. Наверное, это мышечная боль. Какая у них будет каюта? С двумя узенькими койками, одна над другой? Ей бы хотелось спать на верхней, но Лусио, скорее всего, наденет пижаму и тоже полезет наверх.
— Нора, а вы уже плавали по морю? — спросил Медрано. Очень в его манере — сразу называть ее по имени. Видно, не робок с женщинами. Нет, не плавала, правда, была на экскурсии по Дельте, но это не то… А он-то, конечно, плавал? Да, было дело в молодости (как будто он старый). В Европу и в Соединенные Штаты, на конгрессы одонтологов и туристом. Представьте себе, франк тогда стоил десять сентаво.
— Здесь-то вообще все оплачено, — сказала Нора и подумала, что лучше бы прикусила язык. Медрано смотрел на нее с симпатией и словно заранее обещая покровительство. И Лопес тоже смотрел на нее с симпатией, но в его взгляде сквозило и восхищение истинного портеньо, который не обойдет вниманием ни одну стоящую женщину. Если все на пароходе окажутся такими же симпатичными, как эти двое, путешествие удастся. Нора отпила немного гранатового напитка, чихнула. Медрано и Лопес продолжали улыбаться, словно ободряя, а Лусио уже, похоже, готов был защищать ее от столь явного проявления симпатий. Белый голубь сел на перила у входа в метро. И застыл, безразличный и чуждый толпе, текущей вниз и вверх по Авениде. А потом взлетел с перил, с виду точно так же беспричинно, как и до того опустился на них. В угловую дверь вошла женщина, ведя за руку мальчика. «Еще дети, — подумал Лопес. — Ну, этот-то наверняка плывет, если мы вообще поплывем. Скоро шесть, решающий час. В шесть всегда что-нибудь случается».
IV— Здесь должно быть вкусное мороженое, — сказал Хорхе.
— Ты думаешь? — сказала Клаудиа, глядя на сына с заговорщическим видом.
— Ну конечно. Лимонное и шоколадное.
— Жуткая смесь, но раз тебе нравится…
Стулья в «Лондоне» были крайне неудобные, рассчитанные на то, чтобы поддерживать тело в безупречно вертикальном положении. Клаудиа устала от сборов, в последний момент выяснилось, что не хватало массы вещей, и Персио пришлось мчаться покупать их (по счастью, у бедняги не было особых хлопот со своими вещами, он собрался как на пикник), а она тем временем запирала квартиру и писала письмо, какие пишутся в последний момент, когда уже не находится ни мыслей, ни чувств… Но теперь она будет отдыхать — до устали. Ей давно уже надо отдохнуть. «Давно уже мне надо было устать, чтобы отдохнуть», — поправила она себя, нехотя играя словами. Персио, наверняка, скоро явится, в последний момент он вспомнил, что не запер что-то в своей таинственной комнатке в Чакарито, где держал книги по оккультизму и рукописи, которые едва ли когда-нибудь будут напечатаны. Бедняга Персио, вот кому надо отдохнуть, как повезло, что Клаудии разрешили (благодаря телефонному нажиму доктора Леона Леубаума на некоего инженера) взять Персио с собою в плавание, почти контрабандой, представив его дальним родственником. Уж если кто и заслуживает лотерейного выигрыша, так это Персио, неустанный корректор у Крафта, постоялец дешевых пансионов в западной части города, любивший бродить ночами в порту и по улочкам Флореса. «Ему больше, чем мне, нужно это дурацкое плавание, — подумала Клаудиа, разглядывая ногти. — Бедняга Персио».
