Антон Чехов - Хорошие люди
– Ах, нет, нет… – испугалась Вера Семеновна, отстраняя книгу. – Я уже читала! Не нужно, не нужно!
– Когда же ты читала?
– Год… два назад… Давно читала и знаю, знаю!
– Гм!.. Ты фанатичка! – сказал холодно брат, бросая на стол журнал.
– Нет! ты фанатик, а не я! Ты!
И Вера Семеновна опять залилась слезами. Брат стоял перед ней, глядел на ее вздрагивающие плечи и думал. Думал он не о муках одиночества, какое переживает всякий начинающий мыслить по-новому, по-своему, не о страданиях, какие неизбежны при серьезном душевном перевороте, а о своей оскорбленной программе, о своем уязвленном авторском чувстве.
С этого раза стал он относиться к сестре холодно, небрежно-насмешливо и терпел ее в своей квартире, как терпят старух-приживалок, она же перестала спорить с ним и на все его убеждения, насмешки и придирки отвечала снисходительным молчанием, которое еще более раздражало его.
В одно летнее утро Вера Семеновна, одетая по-дорожному, с сумочкой через плечо, вошла к брату и холодно поцеловала его в лоб.
– Ты это куда? – удивился Владимир Семеныч.
– В N-скую губернию, оспу прививать.
Брат вышел проводить ее на улицу.
– Ишь, ты, проказница, что надумала… – бормотал он. – Денег тебе не нужно?
– Нет, спасибо. Прощай.
Сестра пожала брату руку и пошла.
– Что же ты извозчика не нанимаешь? – крикнул Владимир Семеныч.
Докторша не отвечала. Брат поглядел вслед на ее рыжий ватерпруф, на покачивания ее стана от ленивой походки, насильно вздохнул, но не возбудил в себе чувства жалости. Сестра была для него уже чужой. Да и он был чужд для нее. По крайней мере, она ни разу не оглянулась.
Вернувшись к себе в комнату, Владимир Семеныч тотчас же сел за стол и принялся за фельетон.
И потом уже я ни разу не видел Веры Семеновны. Где она теперь – не знаю. А Владимир Семеныч всё писал свои фельетоны, возлагал венки, пел «Gaudeamus», хлопотал о «кассе взаимопомощи сотрудников московских повременных изданий».
Как-то он заболел воспалением легкого; лежал он больной три месяца, сначала дома, потом в Голицынской больнице. Образовалась у него фистула в колене. Поговаривали о том, что надо бы отправить его в Крым, стали собирать в его пользу. Но в Крым он не поехал – умер. Мы похоронили его в Ваганьковском кладбище, на левой стороне, где хоронят артистов и литераторов.
Как-то мы, пишущие, сидели в Татарском ресторане. Я рассказал, что недавно я был в Ваганьковском кладбище и видел могилу Владимира Семеныча. Могила была совершенно заброшена, сравнялась уже почти с землей, крест повалился; необходимо было привести ее в порядок, собрать для этого несколько рублей…
Но меня выслушали равнодушно, не ответили ни слова, и я не собрал ни копейки. Уже никто не помнил Владимира Семеныча. Он был совершенно забыт.
