Жан-Поль Сартр - Дороги свободы. III.Смерть в душе. IV.Странная дружба
— Вот и пришли.
— Не хочу, — резко сказал Филипп. — Что?
— Не хочу идти к вам.
— Ты предпочитаешь, чтобы тебя задержали немцы?
— Не хочу, — повторил Филипп, глядя себе под ноги. — Мне нечего вам сказать, и я вас не знаю.
— Ах, вот оно что, — протянул Даниель. — Вот оно что! Он двумя руками взял его за голову и насильно приподнял ее.
— Ты меня не знаешь, зато я тебя знаю, — сказал он ему, — я сам могу рассказать тебе, что с тобой произошло.
Он продолжал, погрузив свой взгляд в глаза Филиппа:
— Ты был в северной армии, началась паника, и ты удрал. Потом, вероятно, не было возможности снова найти свой полк. Ты вернулся домой, твоя семья смылась, и ты переоделся в гражданское и прямиком пошел утопиться в Сене. Не потому, что ты сверхпатриот, но тебе невыносима мысль, что ты трус. Разве я ошибся?
Мальчик не двигался, но глаза его еще больше расширились, и у Даниеля пересохло во рту, он чувствовал, что тревога поднимается в нем, как прилив; он повторил скорее громко, чем уверенно:
— Разве я ошибся?
Филипп что-то промычал в ответ, но тело его расслабилось; тревога отступила, от радости у Даниеля перехватило дыхание, его сердце заметалось и заполошно заколотилось в груди.
— Пойдем ко мне, — прошептал он, — я знаю лекарство.
— Лекарство от чего?
— От всего. Я могу научить тебя многому.
У Филиппа был усталый и успокоенный вид; Даниель подтолкнул его к воротам. Красивых ребят, за которыми он охотился на Монмартре или Монпарнасе, он никогда еще не решался приводить к себе домой. Но сегодня консьержка и большая часть жильцов улепетывала по дорогам между Монтаржи и Жьеном, сегодня был праздник. Они молча поднялись. Даниель вставил ключ в скважину, не выпуская руки Филиппа. Он открыл дверь и посторонился:
— Входи.
Филипп нерешительно вошел.
— Дверь напротив — это гостиная.
Он повернулся к нему спиной, запер дверь на ключ и положил его в карман. Когда он присоединился к Филиппу, тот стоял перед этажеркой и заинтересованно разглядывал статуэтки.
— Потрясающе!
— Неплохие, — согласился Даниель, — Они действительно неплохие. Но, главное, они настоящие. Я их сам купил у индейцев.
— А это? — спросил Филипп.
— Это портрет умершего ребенка. В Мексике, когда кто-нибудь умирает, зовут специального художника для мертвых. Он рисует труп с чертами живого человека. Вот что из этого получается.
— Вы были в Мексике? — спросил Филипп с оттенком уважения.
— Я прожил там два года.
Филипп с восторгом смотрел на портрет красивого, бледного и гордого ребенка, который из лона смерти возвращал ему свой взгляд с уверенностью и серьезностью посвященного. «Они похожи друг на друга, — подумал Даниель. — Оба светловолосые, оба дерзкие и бледные, один на картине, другой против нее, ребенок, который хотел умереть, и ребенок, который действительно умер, смотрят друг на друга; смерть была тем, что их разделяло: ничто, плоская поверхность полотна».
— Потрясающе! — повторил Филипп.
Невероятная усталость вдруг сразила Даниеля. Он вздохнул и опустился в кресло. Мальвина прыгнула ему на колени.
— Вот! Вот! — сказал он, гладя ее. — Умница моя, Мальвина, красивая моя.
Он повернулся к Филиппу и слабым голосом сказал:
— В баре есть виски. Нет, справа, маленький китайский шкафчик; там. Там же и стаканы. Обслужи нас; побудь горничной.
Филипп наполнил два стакана, один протянул Даниелю и остался стоять перед ним. Даниель залпом выпил виски и почувствовал себя лучше.
— Будь вы поэтом, — сказал он ему, внезапно переходя на «вы», — вы бы почувствовали, что в нашей встрече есть некая предопределенность.
Мальчик кокетливо засмеялся:
— Кто вам сказал, что я не поэт?
Он смотрел Даниелю прямо в глаза: с того момента, как он вошел в комнату, вид и манеры его изменились. «На него наводят робость отцы семейства, — раздосадованно подумал Даниель, — он больше меня не боится, потому что догадался, что я таковым не являюсь». Он сделал вид, будто колеблется.
— Я вот что думаю, — задумчиво проговорил он, — заинтересуешь ли ты меня?
— Вы лучше бы подумали об этом немного раньше, — ответил Филипп. Даниель улыбнулся:
— Время еще есть. Если ты мне наскучишь, я выставлю тебя вон.
— Не стоит труда, — сказал Филипп. Он направился к двери.
— Останься, — окликнул Даниель. — Я хорошо знаю, что я тебе нужен.
Филипп спокойно улыбнулся, вернулся и сел на стул. Поппея прошла мимо него, он поймал ее и посадил себе на колени, причем она не сопротивлялась. Он ласково, с наслаждением погладил ее.
— Большой плюс для тебя, — удивленно сказал Даниель. — В первый раз она позволяет такое.
По физиономии Филиппа скользнула извилистая фатоватая ухмылка.
— Сколько у вас кошек? — спросил он, потупив взор.
— Три.
— Большой плюс для вас.
Он чесал голову Поппеи, и та начала мурлыкать. «Этот шпаненок выглядит более непринужденно, чем я, — подумал Даниель, — он знает, что нравится мне». Он резко спросил, чтобы привести его в замешательство:
— Итак? Как это произошло?
Филипп выпустил Поппею, раздвинув колени; кошка спрыгнула и убежала.
— Что ж, — ответил Филипп, — вы все угадали. Добавить больше нечего.
— Где ты был?
— На севере. Место, которое называется Парни. — Ну и?
— Там мы держались два дня, а потом появились танки и самолеты.
— Одновременно? — Да.
— И ты испугался?
— Да нет. Возможно, страх это что-то другое.
Его лицо посуровело и постарело. Опустошенными глазами он смотрел в пустоту.
— Все бежали, и я побежал с ними.
— А потом?
— Я шел пешком, потом меня подобрал грузовик, потом я снова шел; в Париже я третий день.
— О чем ты думал, когда шел?
— Ни о чем.
— Почему ты ждал до сегодняшнего дня, чтобы покончить с собой?
— Я хотел еще раз увидеть мать.
— Ее нет в городе?
— Да, ее нет в городе.
Он поднял голову и дерзко оглядел Даниеля.
— Вы ошиблись, приняв меня за труса, — резко отчеканил он.
— Правда? Тогда почему ты убежал?
— Потому, что бежали все остальные.
— Однако ты собирался наложить на себя руки.
— Да, собирался.
— Почему?
— Слишком долго объяснять.
— Кто тебя торопит? Налей себе еще виски. Филипп выпил еще. Щеки его порозовели. Он усмехнулся.
— Если бы речь шла только обо мне, мне было бы безразлично, трус я или нет. Я пацифист. Что такое военная доблесть? Отсутствие воображения. Солдаты — мужественные люди, но это настоящие скоты. Сущее несчастье — родиться в семье героя.
— Понимаю, — сказал Даниель. — Твой отец — кадровый офицер.
— Офицер запаса, — поправил его Филипп. — Но он умер в двадцать седьмом году от ран, полученных на войне: он был отравлен газами за месяц до перемирия. Эта славная смерть ввела мою мать в искушение: в 1933 году она снова вышла замуж — за генерала.
— Она рискует разочароваться, — заметил Даниель. — Генералы умирают в собственной постели.
— Только не этот. — с ненавистью сказал Филипп, — этот — второй Байар[11]: он совокупляется, убивает, молится и ни о чем не думает.
— Он на фронте?
— А где ж еще? Он должен сам стрелять из пулемета или ползти наперерез врагу во главе своих соединений. Он не успокоится, пока не перебьет всех людей до последнего.
— Он, наверное, брюнет, волосатый, с усами.
— Абсолютно точно, — сказал Филипп. — Женщины обожают его, потому что от него несет козлом.
Они, глядя друг на друга, рассмеялись.
— У меня такое впечатление, что ты не очень-то его любишь, — сказал Даниель.
— Я его ненавижу, — отчеканил Филипп.
Он покраснел и пристально посмотрел на Даниеля.
— У меня Эдипов комплекс, — добавил он. — Типичный случай.
— Ты влюблен в свою мать? — недоверчиво спросил Даниель.
Филипп не ответил: у него был значительный и роковой вид. Даниель наклонился вперед.
— А, может, в отчима? — мягко спросил он. Филипп подскочил и побагровел; потом разразился смехом, глядя Даниелю в глаза:
— Ну и шуточки у вас!
— Не сердись, — посмеиваясь, сказал Даниель. — Так что из-за него ты хотел покончить с собой?
Филипп снова засмеялся.
— Вовсе нет! Совершенно нет!
— Тогда из-за кого? Ты бежишь к Сене, потому что тебе не хватило храбрости, и тем не менее, заявляешь, что ненавидишь храбрых. Ты боишься его презрения.
— Я боюсь презрения моей матери, — сознался Филипп.
— Твоей матери? Я уверен, что она к тебе снисходительна.
Филипп, не отвечая, закусил губу.
— Когда я положил руку тебе на плечо, ты сильно испугался, — сказал Даниель. — Ты решил, что это он, не так ли?
