Уильям Фолкнер - Сарторис
Мошкара еще пуще прежнего вилась и плясала на укромных уголках над источником, а пробивавшиеся сквозь густую листву лучи солнца отливали теперь цветом темной бронзы. Сэрат встал.
– Ну, ребята, мне, пожалуй, пора обратно в город. – Он снова повернул к Баярду свое умное доброе лицо. – Я думаю, вы, мистер Баярд, теперь уже совсем забыли, как вы расшиблись?
– Перестанешь ты называть меня мистером Баярдом или нет, черт тебя побери! – отозвался тот.
Сэрат поднял с земли кувшин.
– Я всегда думал, что он хороший парень, стоит только поближе с ним познакомиться, – сказал он Хабу. – Я его еще с тех пор знаю, когда он под стол пешком ходил, да только нам с ним никогда вместе бывать не приходилось. Я, ребята, вырос среди бедняков, а родные мистера Баярда жили в большой усадьбе, хранили деньги в банке, а черномазые на них работали. Но он парень что надо. Он никому не скажет, кто его тут напоил.
– Да хоть бы и сказал, мне-то что, – отозвался Хаб.
Они снова выпили. Солнце уже почти скрылось, и в темных болотистых уголках по берегам ручья словно в сказке тонкими голосами квакали молодые лягушки. Со стороны сарая донеслось мычанье невидимой тощей коровы. Хаб засунул кочерыжку в горлышко кувшина, ударом ладони загнал ее поглубже, и все трое поднялись на холм и перелезли через изгородь. Корова стояла в дверях сарая и при виде их снова замычала, меланхолично и уныло. Гуси вылезли из пруда и чинно прошествовали по двору к хижине, у дверей которой в обрамлении двух лагерстремий стояла женщина.
– Хаб, – негромко окликнула она.
– Еду в город, – отозвался Хаб. – Пускай Сью подоит корову. Женщина спокойно стояла в дверях. Хаб понес кувшин в сарай. Корова пошла за ним, он обернулся, пнул ее в бок и беззлобно выругался. Вскоре он вышел из сарая, направился к воротам, открыл их, и Сэрат вывел автомобиль. Хаб закрыл ворота, снова прикрутил их проволокой и вскочил на подножку. Баярд подошел к автомобилю и стал уговаривать Хаба сесть в кабину. Женщина все еще стояла в дверях и спокойно на них смотрела. Гуси толклись у крыльца и нестройно гоготали, вытягивая шеи, словно в какой-то заученной пантомиме.
Длинные тени фруктовых деревьев легли на заросшие сорняками поля, и автомобиль тронулся, толкая перед собою свою собственную продолговатую тень, похожую на тень огромной горбатой птицы. Взобравшись на песчаный холм, освещенный последними лучами заходящего солнца, они покатились вниз, в сиреневые сумерки. Бесшумно приминая разъезженную песчаную колею, автомобиль выбрался на шоссе.
Высоко в небе стоял молодой месяц. Он еще не давал света, и они помчались к городу, время от времени встречая возвращающиеся домой деревенские повозки. Сэрат, знавший почти всех жителей округа, приветственно махал им загорелой рукой. В том месте, где дорога проходила через деревянный мост в зарослях ивняка и бузины и где сумерки казались густыми и почти осязаемыми, он остановился и вылез из автомобиля.
– Вы, ребята, посидите минутку. Я сейчас – только залью воды в радиатор, – сказал он. Они услышали возню где-то сзади, потом он появился с жестяным ведром в руках и осторожно полез вниз по откосу возле моста. Под мостом журчала и звенела невидимая в сумерках вода, и ее журчанье смешивалось с кваканьем лягушек и стрекотом кузнечиков. Над ивами, росшими по берегам ручья, все еще кружилась и вилась мошкара, а появившиеся неведомо откуда козодои стремительно падали вниз, исчезали и вновь возникали, проносясь по безмятежно спокойному небосклону, тихие, словно капли воды на оконном стекле, сосредоточенные, бесшумные и быстрые, как будто их крылья были оперены сумерками и тишиной.
Сэрат взобрался на дорогу с ведром, снял пробку с радиатора и наклонил над ним ведро. Луна, стоявшая высоко в небе, едва теплилась, но легкая тень головы и плеч Сэрата падала на капот, а на бледном фоне дощатой обшивки моста слегка вырисовывались тонкие очертания склонившихся ивовых ветвей. Когда остатки воды, вылитой из ведра, тихонько заурчали в чреве автомобиля, Сэрат убрал ведро на место, перелез через левый борт машины[38] и включил фары. Они работали от генератора и при движении на малой скорости ослепительно сверкали, но когда он разогнал машину и перешел на прямую передачу, стали испускать слабое мерцание не ярче светящейся тени.
Когда они добрались до города, была уже ночь. Над верхушками деревьев, словно желтые четки, светились часы на здании суда, а на фоне зеленой вечерней зари вертикальным пером поднимался в небо столб дыма. Сэрат высадил их у кафе и поехал дальше. Когда они вошли, хозяин, сидевший за фонтанчиком с содовой, поднял яйцеобразную лысую голову, на которой блестели круглые глаза.
– Господи, вы еще не уехали домой? – воскликнул он. – Док Пибоди с четырех часов за вами гоняется, а мисс Дженни поехала в коляске искать вас в город. Вы же себя убьете.
– Ступай ко всем чертям на кухню, Дикон, и принеси мне и Хабу на два доллара яичницы с ветчиной, – отвечал ему Баярд.
Потом Баярд, Хаб и третий молодой человек – клерк багажного отделения железнодорожной станции по имени Митч – отправились на автомобиле Баярда обратно за кувшином, посадив на заднее сиденье трех негров с контрабасом. На краю поля над хижиной они остановились, и Хаб пешком пошел вниз по песчаной дороге к сараю. Высоко в небе стоял холодный бледный месяц, а кругом, в пыльных кустах, пронзительно стрекотали насекомые. Негры на заднем сиденье тихонько переговаривались.
– Прекрасная ночь, – заметил Митч.
Баярд ничего не ответил. Он мрачно курил; на голове его, словно шлем, белела плотная повязка. Месяц и насекомые слились воедино – в нечто видимое и слышимое, но лишенное источника и измерений.
Через некоторое время на смутном полотне дороги возник увенчанный серебристой шляпой Хаб. Он приблизился, поднес кувшин к дверце и вытащил пробку. Митч передал кувшин Баярду.
– Пей, – сказал Баярд, и Митч выпил. Выпили и остальные.
– А черномазых-то нам напоить не из чего, – сказал Хаб.
– Верно, – согласился Митч и, обернувшись, спросил: – Есть у вас кружка, ребята?
Негры озабоченно забормотали.
– Обождите, – сказал Баярд. Он вышел, открыл капот и снял крышку сапуна. – Вначале будет отдавать маслом, но стоит сделать несколько глотков – и вы привыкнете.
– Да, сэр, – хором согласились негры.
Один из них взял крышку, обтер ее полой куртки, и все трое по очереди выпили, громко причмокивая. Баярд поставил крышку на место и влез в автомобиль.
– Кто-нибудь хочет еще? – спросил Хаб, помазав вал кочерыжкой.
– Дай Митчу, – сказал Баяда. – Он должен нас догнать.
Митч выпил еще. Потом Баярд взял кувшин и запрокинул его у себя над головой. Остальные почтительно за ним наблюдали.
– Будь я трижды проклят, если он не выпьет все до дна, – пробормотал Митч. – Только я бы на вашем месте побоялся так много пить.
– Это все голова проклятая. – Баярд опустил кувшин и передал его Хабу.
– Я все думаю, может, мне от спиртного лучше станет.
– Док сделал слишком тугую повязку, – сказал Хаб. – Хотите, мы ее немножко ослабим?
– Не знаю. – Баярд закурил папиросу, бросил спичку. – Пожалуй, пора ее снимать. Поносил – и хватит.
Он поднял руки и начал распутывать бинт.
– Вы ее лучше не трогайте, – предостерегающе заметил Митч.
Но Баярд продолжал распутывать повязку, потом сунул пальцы под бинт и изо всех сил его дернул. Один из негров нагнулся вперед, разрезал бинт карманным ножом, и все смотрели, как Баярд сдирает и выбрасывает повязку.
– Зря вы это сделали, – сказал Митч.
– Оставьте его, пускай снимает, если хочет. Он уже здоров, – сказал Хаб. Он забрался в автомобиль, зажал кувшин между коленями, и Баярд развернулся. Песчаная дорога зашуршала под широкими шинами и, осыпаясь, стала подниматься в лес, где обманчивые лунные блики, дрожа, растворялись в туманных далях. В перемежающихся узорах света и тени мягкой флейтой лились голоса невидимых, непонятно откуда взявшихся козодоев. Выйдя из леса, дорога пошла под уклон среди бесшумно осыпающихся песков, и они свернули на дорогу к долине и поехали в сторону, противоположную городу.
Автомобиль несся вперед под сухой свист глушителя. Негры тихонько переговаривались между собой, и временами сзади вспыхивал их мелодичный смех, который, словно клочки бумаги, уносило ветром. Они миновали железные ворота, безмятежно спящий под луной среди деревьев дом Баярда, безмолвную коробку станционного здания и стоящую у запасного пути хлопкоочистительную фабрику под металлической крышей.
Наконец дорога стала подниматься на холмы. Она была гладкая, извилистая и пустынная, и когда Баярд резко увеличил скорость, негры замолкли. Впрочем, это были пустяки по сравнению с тем, чего можно было от него ожидать Еще дважды автомобиль останавливался и все выпивали, а потом с вершины последнего холма они увидели еще одно скопление огней, напоминавшее нитку четок в глубокой впадине, по которой проходила железная дорога. Хаб снял крышку сапуна, и они выпили снова.
