Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие
— Неправда!
— И это очень хорошо. Я рад. Вот человек, который тебе нужен. Он не даст тебе соскучиться. От своего сантехника ты бы взвыла через неделю. Кстати, тебе будет непросто сказать ему, что ты передумала, но тут уж сама виновата. Разве я не твердил тебе, что ты рехнулась, если вздумала выйти замуж за этого хлыща? А ты заладила, что он — твой идеал. В чем главная беда с такими, как Лайонел Грин? — глубокомысленно заключил лорд Аффенхем. — Когда на него смотришь и тебе не хочется его сразу пнуть, то думаешь, «наверное, это любовь».
— Милый, перестань молоть вздор. Я по-прежнему люблю Лайонела.
— Как это, по-прежнему? Когда на горизонте появился замечательный молодой Спиллер? Не понимаю. — Лорд Аффенхем потряс могучей головой. — Значит, он меня не послушался. «Что вам надо сделать, Спиллер, — сказал я, — это схватить и крепко прижать ее к сердцу. Крепко, Спиллер, чтобы ребра повылетали».
У Энн кровь прилила к щекам. Прошло всего несколько часов с тех пор, как Джеф держал ее в объятиях, почти таких крепких, как желал дядюшка. Хотя Энн повела себя с девичьим достоинством, удовлетворившим бы Эмили Пост,[20] она со стыдом сознавала, что не ощутила должного отвращения. На миг, пока она не вспомнила о своих чувствах к Лайонелу Грину, у нее возникла иллюзия, будто она испытывает нечто, не лишенное определенной приятности.
Лорд Аффенхем погрузился в молчание. У него был вид человека, который вознамерился разрешить загадку до конца.
— Он тебя уже целовал?
— Нет, конечно.
— Чтоб мне провалиться!
— А ты ему советовал?
— Разумеется. Я смотрю на него, как на сына; не помню, чтобы мне кто-нибудь так нравился. Я считаю своим долгом ему помогать.
Энн набрала в грудь воздуха и в упор взглянула на дядюшку. Дядюшка послабее съежился бы под этим взглядом.
— Ясно. Значит, если мистер Спиллер вдруг подхватит меня, как мешок с углем, я должна буду благодарить тебя.
— Не стоит благодарностей. Рад помочь. Соединить молодых. Жизненный опыт говорит мне, что так надо поступить, вот я и посоветовал юному Миллеру.
— Его зовут Миллер или Спиллер?
— Миллер. Только что вспомнил.
— Откуда ты знаешь, как его зовут?
— Узнал в первый же день, как он приехал.
— А мне почему не сказал?
— Забыл.
— Как ты узнал?
— Я зашел к нему в комнату, просто посмотреть, хорошо ли его устроили. На столе лежала книга с подписанной первой страницей. Странно, мне казалось, я где-то слышал эту фамилию. Дж. Дж. Миллер.
— Что?!
— Не могу тебе сказать, почему мне кажется знакомым сочетание Дж. Дж. Миллер. У меня память, как стальной капкан, но порою она подводит.
Энн словно ударило током. Она вылупилась на дядюшку. Конечно, могло быть, что это другой, ни в чем не повинный Дж. Дж. Миллер, но ей в это не верилось. Фамилия Миллер довольно распространена, но совпадение инициалов настораживало.
— Ты уверен?
— Конечно, уверен. Теперь я вспоминаю, как эта дура-кухарка говорила о Дж. Дж. Миллере, который что-то такое сделал. И еще, мне кажется, у меня был разговор на ту же тему с подколодной змеей Трампером.
— Ой!
Энн подпрыгнула. Ее память, куда более цепкая, чем у дяди, только что напомнила, где она видела Джефа. Теперь у нее не оставалось сомнений, что это — тот самый человек, которого миссис Корк мечтала задушить собственными руками и к которому она сама питала самую жгучую ненависть после злоключений Лайонела Грина в суде.
Она устремилась к дверям. Лицо ее приняло решительное выражение, глаза горели угрозой, совсем как у миссис Корк.
— Ты пошла? — спросил лорд Аффенхем.
— Да. Я хочу поговорить с мистером Дж. Дж. Миллером.
— Ладно, не забудь сказать ему про пруд.
— Я попрошу Лайонела завтра там поискать.
— Лайонела? — возмутился лорд Аффенхем. — Что проку от Лайонела? Он побоится замочить ноги. Даже если ты притащишь его на берег и столкнешь в воду, он кита не сможет найти, не то что коробку с алмазами. Бога ради, не полагайся ты на этого хлюпика. Если хочешь знать, что я думаю о Лайонеле Грине…
Однако Энн не заинтересовалась его мнением. Ей пришло в голову, что Джеф может быть в саду.
Глава XXI
Выходя из дома, Джеф первоначально хотел покурить на лужайке, однако внезапное появление мистера Шепперсона, человека с вихляющимися ногами, заставило его переменить планы. Можно было понадеяться, что мистер Шепперсон не скажет «Чудный вечерок» и не затеет разговор, но для влюбленного, который хочет остаться наедине со своими мыслями, риск был слишком велик.
Соответственно, он унесся прочь, как антилопа от миссис Корк, и уничтожил опасность в зародыше. Несколько минут он в глубокой задумчивости прохаживался по дорожке, обсаженной рододендронами.
Неделю назад мысли Джефа занимали бы таинственный китаец, ночные выстрелы и инспектор Первис, который, набрав в грудь воздуха, восклицает: «Это человеческая кровь!» Однако сейчас он думал об Энн и пытался вспомнить, что там после строчки «Выйди в сад вечерний, Мод».[21]
За этим его и застала Энн, когда вышла в сад, озирая окрестности, словно львица в поисках добычи. По пути из буфетной на лужайку ее желание поговорить с Джефом ничуть не остыло.
Навстречу ей вихляющей походкой направился мистер Шепперсон.
— Чудный вечерок, — сказал он.
— Да, — отвечала Энн. — Я ищу мистера Эдера.
— Думаю, вы найдете его на рододендроновой дорожке. Когда я вышел из дома, он был на лужайке, но торопливо ушел. Жаль, — заметил мистер Шепперсон, — я как раз думал поболтать. Обед, кажется, задерживается.
— Да. Там мелкие неприятности.
— Ох-ох-ох, — сказал мистер Шепперсон; ему хотелось шпината.
Энн снова пустилась по следу.
На рододендроновой дорожке было почти темно. Прочные бастионы цветущих кустов заслоняли догоравшее небо, над мшистой тропкой висел усеянный звездами синий полог. Тем не менее Джеф сразу увидел Энн и, не подозревая о грозящей опасности, ринулся к ней навстречу. Он с трудом верил в свое счастье. Душа его парила, слова рвались из груди.
— Поразительно! — воскликнул он. — Только я сказал: «Выйди в сад вечерний, Мод» — и тут появляетесь вы. Другие назвали бы это совпадением, но я склонен видеть здесь передачу мыслей. Вы знаете, что там дальше?
— Где?
— После «Выйди в сад вечерний, Мод».
— Не знаю.
— В вашем домашнем образовании — явные пробелы. Вам надо было отправиться в Роудин, там бы вас накачали под завязку. О, Господи! «У ворот стою один»!
— Что вы такое несете?
— Это четвертая строка. Значит, вторая должна кончаться на «льдин», «седин», «господин» или что-нибудь в том же роде. Мы подбираемся ближе.
Энн почувствовала, что события развиваются в неверную сторону.
— Я пришла не для того, чтобы говорить о поэзии.
— Неважно, зачем вы пришли. Главное, вы здесь. Это прекрасно.
— Я должна вам кое-что сказать.
— Я тоже. У нас будет долгая, уютная беседа. Энн попыталась зайти с другой стороны.
— Мой дядя…
— Дай ему Бог здоровья.
— …только что сообщил мне ужасную вещь. Джеф сочувственно кивнул.
— С ним такое бывает, — сказал он. — И все равно это настоящий английский джентльмен старой закваски.
— Слушайте!
— Слушаю.
— Он сказал, что был в вашей комнате.
— Ничего страшного. Передайте ему, пусть заходит туда, как в свою.
Энн начала притоптывать ногой по мшистой дорожке, жалея, что из-за темноты Джеф не видит ее лица. Выражение рассчитанной суровости, чувствовала она, вызвало бы расспросы и позволило быстрее перейти к сути.
— Если вы дадите мне закончить…
— Конечно, конечно. Продолжайте.
— Спасибо. Дядя недавно заходил в вашу комнату. На столе лежала книга. Он взял ее и взглянул на первую страницу.
Эйфория Джефа пошла на убыль. Он корил себя за беспечность, с которой оставил подписанную книгу в таком месте, где ее мог увидеть прославленный своей любознательностью шестой виконт Аффенхемский. Он начал понимать, почему ему в некоторые моменты разговора казалось, что Энн, против обыкновения, не в духе.
— Да? — осторожно спросил он.
— Там было имя. Дж. Дж. Миллер.
— А, эта…
— Что значит «а, эта»?
— Значит, что книга Миллера. Давно собираюсь вернуть.
— А, ясно, — сказала Энн очень ласково и тихо, словно ее позабавило мелкое недоразумение. — Так это не ваша книга?
— Нет. Моего друга Дж. Дж. Миллера.
— Я думала, это вы Дж. Дж. Миллер.
— Нет-нет. Моя фамилия Далримпл. Джеффри Далримпл.
— Ясно.
Энн на мгновение замолчала. Она подняла глаза к небу, дивясь, что молния не ударит с вышины и не испепелит лжеца. Ее ярость сменилась странным затишьем, как бывает с чайником, слишком долго кипевшим на плите.
