Шарлотта Йондж - Наследник имения Редклиф. Том первый
— Какъ я васъ давно не видалъ! сказалъ онъ.
— Богъ знаетъ, съ которыхъ поръ! отвѣчала Лора.
— Какъ мы давно не разговаривали съ вами!
— Правда; съ тѣхъ поръ, какъ помните, у насъ былъ сѣнокосъ и Гэй пріѣхалъ. Но мы такъ суетились въ послѣднее время, что опомниться, право, не могли. Гэй находитъ, что мы начинаемъ дурно себя вести.
— Ага! значитъ ваши уроки нѣмецкаго языка, танцы, музыка далеко не такъ полезны для головы, какъ серьезныя науки, — спросилъ Филиппъ.
— Музыка? о! нѣтъ! съ улыбкой возразила Лора: — она мнѣ не помѣха. Но позаняться серьезно я бы не прочь. Мнѣ надобно вертѣться на паркетѣ.
— Не сердитесь на мое замѣчаніе, Лора; я очень уважаю музыку, но не считаю ее безопаснымъ занятіемъ для женщины. По моему, она часто служитъ причиною слишкомъ тѣсныхъ сближеній съ людьми, на которыхъ безъ музыки вы не обратили бы вниманія.
— Конечно! разсѣянно отвѣтила Лора, выслушивая эти слова, какъ мораль.
— Лора, вотъ вы сейчасъ пожаловались, что разсѣянная жизнь вамъ надоѣла. Не есть ли это доказательство, что вы созданы для высшихъ занятій, чѣмъ изящныя искусства, — продолжалъ Филиппъ.
— Но чтоже мнѣ дѣлать? Я стараюсь заниматься по утрамъ и даже ночью, — сказала Лора:- но я вѣдь не могу запретить всѣмъ своимъ веселиться. Мнѣ этого не хотѣлось бы. Наши удовольствія такъ невинны. За то, никогда не проводили мы такого пріятнаго лѣта, какъ въ нынѣшнемъ году. Даже Чарльзъ чувствуетъ себя лучше, и мама стала очень покойна на счетъ его здоровья. Пусть же всѣмъ имъ хорошо живется, не бѣда, если я нѣсколько времени потеряю этой жизнью.
— Положимъ, удовольствія ваши очень невинны, вреда другимъ онѣ не дѣлаютъ, а напротивъ, можетъ быть, и пользу приносятъ, но вы то не рождены для этой праздной жизни. Лора, я одного боюсь! Не погубило бы васъ нынѣшнее лѣто, не принесло бы оно вамъ несчастія. Берегитесь, умоляю васъ, подумайте, что вы дѣлаете!
— Что я такое дѣлаю? спросила Лора съ выраженіемъ удивленія на лицѣ. — Видя, что Лора не понимаетъ его намековъ, Филиппъ собрался съ духомъ и проговорилъ:
— Я вижу, что долженъ высказаться, потому что все молчитъ: подумали ли вы, чѣмъ могутъ кончиться ваши отношенія къ Гэю? Эти дуэты, эти стихи, это постоянное присутствіе посторонняго человѣка въ вашемъ тѣсномъ, семейномъ кругу, куда это все приведетъ?
Лора поняла, наконецъ, въ чемъ дѣло и опустила голову. Филиппъ дорого бы заплатилъ за возможность заглянуть подъ широкія поля ея шляпы, скрывшей ея пылающія щеки. Волненіе душило его, но онъ медленно продолжалъ: Лора, я бы ни слова не сказалъ вамъ, но подумайте, что въ моей семьѣ уже случилась одна исторія неудачныхъ браковъ. Мнѣ не пережить другой. Голосъ его дрожалъ, лицо измѣнилось. У Лоры радостно забилось сердце при мысли, что она для него дороже, чѣмъ сестра Маргарита, на бракъ которой онъ намекалъ. Она посрѣшила успокоить Филиппа.
— Не бойтесь, — сказала она: — я не прочу Гэя себѣ въ женихи. Увѣряю васъ, что и онъ обо мнѣ не думаетъ. Она вся вспыхнула, взглянувъ на Филиппа.
— Онъ меня и сестру любитъ одинаково. Это такой еще ребенокъ, — заключила она.
— Я знаю, что дѣло не дошло до конца, — прервалъ ее Филиптъ, стараясь говорить спокойно. — Я только хотѣлъ заранѣе васъ предупредить. Вы можете далеко зайдти, можете полюбить, сами того не замѣчая. Вамъ нужно быть осторожнѣе.
— Никогда! воскликнула Лора. — Я никогда не думала о Гэѣ, какъ о женихѣ. Я его очень люблю; думаю о немъ гораздо лучше, чѣмъ вы, но чтобы любить его больше всѣхъ на свѣтѣ — никогда! Какъ могло это придти вамъ въ голову, Филиппъ?
— Можетъ быть, я слишкомъ строгъ къ вамъ, Лора…. И это оттого, что, потерявъ Фанни и Mapгариту, я сосредоточилъ въ васъ весь мой міръ. Милая вы моя! (въ голосѣ его зазвучала нѣжность), въ силахъ ли я уступить васъ другому? Мнѣ ли перенести вашу холодность? Жизнь моя! радость моя!… На этотъ разъ Лора не отвернулась. Поворотивъ медленно голову, она взглянула прямо на Филиппа, и слезы блеснули у нея на глазахъ.
— Не смѣйте говорить, что я охладѣла къ вамъ, — сказала она съ улыбкой. — Я не въ состояніи измѣниться. Если есть во мнѣ что-нибудь хорошее, я всѣмъ этимъ обязана вамъ.
Лучшаго отвѣта онъ не могъ получить. Лицо Лоры свѣтилось любовью. Прочь всѣ сомнѣнія! Филиппъ молча не сводилъ съ нея глазъ и, нагнувшись, тихо поцѣловалъ ея руку. Но въ это самое мгновеніе мысль: что я надѣлалъ! какъ молнія пробѣжала въ его головѣ.
— Я увлекся дальше, чѣмъ нужно было, — думалъ онъ:- я просто признался ей въ любви; чѣмъ же это кончится? Мнѣ запретятъ съ ней видѣться, семья придетъ въ негодованіе. Мистеръ Эдмонстонъ возстанетъ противъ смѣлости нищаго офицера. Все мое вліяніе на нее, наши прежнія отношенія, все разрушится! Впрочемъ, Филиппъ былъ дотого счастливъ, что черныя мысли не могли уничтожить настоящей его радости. Онъ рѣшился быть только осторожнѣе.
— Лора моя! (какъ отрадно было ей слышать это выраженіе)! ты меня съума свела отъ счастія. Мы узнали теперь другъ друга и будемъ вѣрить нашей любви.
— Да, да! твердила молодая дѣвушка. — Насъ ничто не заставитъ перемѣниться!
— Мы на вѣки останемся вѣрны другъ другу. Но не лучше ли скрыть отъ другихъ наше счастіе? Не лучше ли до времени никому не передавать нашего сегодняшняго разговора. Какъ ты думаешь?
Лору очень удивили эти слова. Она вообще считала свои чувства слишкомъ священными, чтобы отдавать ихъ на судъ постороннихъ людей. Она не ожидала, что Филиппъ думалъ иначе.
— Я никогда и ни съ кѣмъ въ жизни не говорю о своемъ счастьѣ! сказала она и вскочила съ мѣста, складывая портфель:- наши идутъ, — шепнула она.
Бѣдная мистриссъ Эдмонстонъ, возращаясь съ корзинкою грибовъ изъ рощи, и не подозрѣвала, что судьба ея дочери рѣшилась на этомъ мѣстѣ, что ея любимый достойный племянникъ обманулъ ея довѣріе.
Когда мать и дѣти подошли ближе, Филиппъ, чтобы дать Лорѣ время оправиться, заговорилъ съ ними о какихъ-то пустякахъ. Его начали приглашать въ Гольуэль, но онъ отказался, говоря, что ему некогда, простился съ семьей и ушелъ, нѣжно пожавъ руку Лоры, отчего та не выдержала и покраснѣла до ушей.
Возвращаясь домой, капитанъ Морвиль началъ серьезно вдумываться въ настоящее свое положеніе.
— Я признался ей въ любви — это несомнѣнно, — разсуждалъ онъ про себя. — Мы теперь съ ней тѣсно связаны, а главное связаны тайно. Впрочемъ, это еще не обязываетъ меня жениться; притомъ въ настоящее время я положительно жениться не могу. Буду ждать главное, чтобы меня съ нею не разлучали. Я знаю, что ея родители откажутъ мнѣ въ ея рукѣ и откажутъ ради моей бѣдности. Зачѣмъ же мнѣ и настаивать, чтобы она шла за нищаго? Лора можетъ повременить, пока мои дѣла устроятся. Я твердо вѣрю, что испытанная любовь надежнѣе, чѣмъ увлеченіе молодости. Теперь ужъ она не поддастся Гэю, и ее не соблазнятъ никакія преимущества его богатства и общественнаго положенія. Она останется мнѣ вѣрна. Одно только дурно, зачѣмъ мы все это тайно сдѣлали? Да какъ же было и дѣйствовать иначе? Филиппъ разсуждалъ такъ хладнокровно потому, что любовь его была очень спокойная, хотя твердая и надежная. Ему хотѣлось сберечь Лору для себя и совѣсть грызла его только въ томъ отношеніи, что онъ выбралъ не прямую дорогу, а пошелъ окольнымъ путемъ. Его точно кольнуло что-то, когда онъ встрѣтилъ Гэя, ѣдущаго верхомъ отъ своего учителя. Тотъ остановился и началъ толковать о приготовленіяхъ, дѣлаемыхъ въ Броадстонѣ, гдѣ оні видѣлся съ Морицомъ де-Курси и вмѣстѣ съ ними слушалъ полковую музыку.
— Хороша ли она? разсѣянно спросилъ Филиппъ.
— Имъ слѣдовало бы держать лучше тактъ! замѣтилъ Гэй. — Ахъ! Филиппъ, есть тамъ одинъ болванъ трубачъ, я бы его каждый день палками дулъ! И онъ скорчилъ гримасу.
Какъ иногда пустыя слова могутъ измѣнять ходъ мыслей.
Оркестръ былъ подъ вѣдѣніемъ Филиппа. Онъ не могъ выносить, чтобы о немъ говорили дурно, и потому возразилъ Гэю, что, по мнѣнію многихъ, именно этотъ-то трубачъ и лучше всѣхъ играетъ.
Гэй расхохотался и, пожимая плечами, сказалъ:
— Ну, такъ ужъ мнѣ придется уши зажать отъ остальныхъ. Прощайте!
— Какъ этому мальчишкѣ надули въ уши, что у него слухъ хорошъ! подумалъ Филиппъ. — Поменьше бы онъ толковалъ о музыкѣ, хоть ради того, чтобы не напоминать о своемъ происхожденіи.
ГЛАВА IX
Что-жъ было съ Лорой во все это время? Вокругъ нея разговаривали, смѣялись, но она ничего не слыхала. Ея мысли, чувства — все было поглощено сознаніемъ настоящаго счастія. Филиппъ любилъ ее, она для него дороже всѣхъ на свѣтѣ — чего-жъ ей больше? Съ дѣтства привыкла она считать его своимъ первымъ другомъ и наставникомъ. Будучи дѣвочкой, она гордилась предпочтеніемъ, оказываемымъ ей передъ прочей семьей. Теперь ей уже 18 лѣть, но она по прежнему была чиста и невинна, какъ ребенокъ. Романическая сторона жизни осталась совершенно ей неизвѣстна; она во всемъ вполнѣ полагалась на мнѣніе Филиппа; въ ея глазахъ онъ былъ непогрѣшимъ. Самая таинственность ихъ отношеній не путала Лору, она вѣрила, что такъ должно быть, потому что онъ этого желаетъ. Мать никогда не была повѣренной ея дѣтскихъ впечатлѣній; болѣзнь Чарльза не давала возможности мистриссъ Эдмонстонъ смотрѣть за нравственностію и развитіемъ дочерей. У тѣхъ поневолѣ жизнь складывалась иначе, чьмъ у дѣвушекъ, неизмѣнно руководимыхъ материнской рукой. Онѣ совсѣмъ отвыкли дѣлиться съ нею своими радостями и горемъ. Лора была отъ природы чрезвычайно скрытна и повѣряла свои мысли только одному Филиппу. Она вообще не знала жизни, ей и въ голову не приходила мысль, что она обязана передать матери содержаніе своего послѣдняго разговора съ кузеномъ; напротивъ, она не давала даже себѣ труда обдумывать вопроса: прилично это или нѣтъ; ей казалось, что дѣйствія Филиппа не подлежатъ людской критикѣ и, что если онъ предложилъ какого-бы то ни было рода планъ — она должна смѣло исполнить его.