Шарль Нодье - Сказки здравомыслящего насмешника
Однако опубликованная в 2000 году статья Мари-Кристин Полле «Неизвестный плагиат Шарля Нодье: „Путешествие в Парагвай-Ру“» (Histoires littéraires. 2000. № 1. P. 77–83) заставила посмотреть на дело с совершенно другой стороны. Выяснилось, что все сказанное в начале «Путешествия», где этот текст недвусмысленно характеризуется как рецензия на чужую книгу («путевые заметки Кау’т’чука»), — вовсе не литературный прием, как полагали раньше. Нодье действительно написал рецензию на чужую книгу. Автором которой, впрочем, был не вымышленный Кау’т’чук, а вполне реальный бельгийский библиотекарь, архивист и литератор Анри Дельмот (1798–1836), выпустивший в 1835 году в своем родном бельгийском городе Монсе брошюру под названием «Живописное и индустриальное путешествие в Парагвай-Ру и Южную Палингенезию». Автором брошюры значится так же, как у Нодье, Тридас-Нафе-Теобром де Кау’т’чук, только, в отличие от Нодье, Дельмот называет его не китайцем, а «бретонским дворянином, младшим помощником директора Ирригационно-клистирного заведения». Совпадают не только названия. Многие яркие выдумки, изобретателем которых прежде считался Нодье, такие, как сухая мадера или монарх из палисандрового дерева, есть в брошюре Дельмота. Другое дело, что шутит Дельмот тяжело, текст его рыхлый, многословный и лишен того блеска, какой отличает сатиру Нодье. Следует отметить и другое: Мари-Кристин Полле, обвиняющая всех своих предшественников в том, что они не заметили источника «Живописного и индустриального путешествия», сама «не заметила», что бельгийский историк литературы Раймон Труссон уже подробно проанализировал сходства и различия текстов Дельмота и Нодье в статье 1993 года (Trousson R. Charles Nodier et le voyage imaginaire // Francofonia. 1993. № 2. P. 197–211).
Но это не отменяет необходимости ответить на вопрос, виновен Нодье в плагиате или нет.
Мари-Кристин Полле не сомневается, что виновен: в мае — июне 1835 года он побывал в Бельгии; этот частный визит превратился в триумфальное турне, поскольку у писателя повсюду обнаруживались поклонники и читатели. По всей вероятности, пишет Полле, он получил в подарок один из 50 экземпляров брошюры Дельмота и воспользовался ею, будучи уверен, что это малотиражное издание никому не известно и за руку его никто не схватит. А поскольку 7 марта 1836 года Дельмот скончался, то опасность разоблачения сделалась еще менее вероятной, и Нодье перепечатал «Путешествие» в своем собрании сочинений, в томе, имеющем подзаголовок «Сказки в прозе и в стихах» (т. 11, вышедший в ноябре 1836 г. с датой 1837 на титульном листе). Если в журнале текст Нодье еще мог считаться рецензией на чужое произведение, то в собрании сочинений он сделался безраздельной принадлежностью автора — что и ввело в заблуждение всех последующих историков литературы.
Немедленно после публикации статьи Полле за Нодье вступился исследователь его творчества Жак-Реми Даан (Histoires littéraires. 2000. № 2. P. 156–158). Он, во-первых, опубликовал неизвестное письмо Нодье к Дельмоту от 1 декабря 1835 года, в котором французский писатель благодарит бельгийского собрата по перу за «драгоценный дар», и тем самым документально подтвердил знакомство Нодье с брошюрой Дельмота. Во-вторых, Даан напомнил о том, что если Нодье нигде не называет имени Дельмота, то ведь и брошюра последнего вышла анонимно. Что же касается многочисленных историков литературы XX века, ни словом не упомянувших об источнике «Путешествия» Нодье, то, настаивает Даан, умолчание это объясняется исключительно ограниченностью их кругозора. Ведь осведомленные современники прекрасно знали о связи текстов Дельмота и Нодье; более того, связь эта их ничуть не смущала. Например, знаменитый библиограф Керар, вообще охотно упрекавший Нодье в реальных и выдуманных грехах не видел ничего предосудительного в том, что «веселая и рассудительная шутка» Дельмота навеяла Шарлю Нодье «одну из тех прелестных статей, какие умел писать только он один». Керар был не одинок; другие библиографы XIX века, писавшие о Дельмоте, также ссылаются на Нодье — но не как на человека, обокравшего бельгийца, а как на того, кто своим авторитетным суждением засвидетельствовал его литературное мастерство.
Между прочим, в пользу того, что Нодье не думал скрывать своего знакомства с брошюрой Дельмота, говорит факт, приведенный самой Мари-Кристин Полле: сразу после первой публикации в «Парижском журнале» Нодье позволил перепечатать свое «Путешествие» в бельгийской газете «Гентский вестник» («Messager du Gand»); публикация вышла в номерах от 5 и 7 марта 1836 года. А ведь бельгийцы лучше французов были знакомы с творчеством Дельмота и могли «уличить» Нодье; однако он этого явно не опасался. Более того, когда в 1841 году (то есть еще при жизни Нодье) друзья выпустили посмертный том сочинений Дельмота, в нем следом за «Путешествием в Парагвай-Ру» они поместили «статью Нодье» — и такое соседство опять-таки не вызвало ни у кого ни малейшего протеста. Обо всем этом напоминают Жак-Реми Даан и Раймон Труссон; последний справедливо указал на то, что не только Нодье многим обязан Дельмоту, но и Дельмот очень многому научился у Нодье: по тексту бельгийца видно, что он был внимательным читателем прозы Нодье, в частности вошедших в наш сборник «Сумабезбродия» и «Левиафана», которые также представляют собой фантастические и сатирические путешествия.
Употребление применительно к комментируемому тексту слова «плагиат» некорректно еще и потому, что его значение со времен Нодье сильно изменилось. Нынешний читатель воспринимает плагиат как несомненное зло. Меж тем Нодье, посвятивший целую книгу «Вопросам литературной законности», а именно «Плагиату, присвоению чужих произведений, подлогам в книжном деле» (1812, 2-е изд. 1828; рус. пер. в кн.: Нодье Ш. Читайте старые книги. М., 1989. T. 1), хорошо знал, что в деле литературных заимствований есть множество градаций, что во многих случаях плагиат считается узаконенным и что зачастую то, что сгоряча называют плагиатом, более заслуживает названия литературной игры. И в самом деле, Нодье ведь честно предупреждает в начале своего «Путешествия»: ему попалась в руки брошюра, она ему понравилась, и он решил о ней рассказать. А если кто-то не принял его предупреждение всерьез — он в этом не виноват.
Название путевых заметок Кау’т’чука, которое Нодье заимствовал у Дельмота, носит насквозь пародийный характер и составлено из злободневных аллюзий. Парагвай-Ру — название модного и широко рекламировавшегося в начале 1830-х годов лекарства от зубной боли (Бальзак писал в предисловии к первому изданию «Шагреневой кожи» в 1831 году: «Да и какая возвышенная поэма могла бы сравниться в популярности с зубным эликсиром Парагвай-Ру!»). Южная Палингенезия (вместо реального топонима Южная Полинезия) обыгрывает термин, означающий «новое рождение». Восходящий к швейцарскому философу и естествоиспытателю Шарлю Бонне, автору труда «Философическая палингенезия, или Мысли о прошлом и будущем состояниях живых существ» (1769), термин этот вновь сделался популярным в конце 1820-х годов благодаря философу Пьеру-Симону Балланшу, выпустившему в 1827–1829 годах «Опыты социальной палингенезии». Естественно-научный термин Бонне применен у Балланша к истории обществ; они, пишет Балланш, развиваются скачкообразно, обновляясь и возрождаясь после каждой очередной катастрофы (это новое рождение и есть «палингенезия»). Нодье, глубоко уважавший Балланша и бывший с ним в дружеских отношениях, смотрел, однако, на перспективы развития человека и общества иначе; он считал, что к возрождению неспособны ни сам человек в его нынешнем виде, ни тем более созданное этим несовершенным человеком общество. Свои взгляды на эту проблему Нодье изложил в серьезной и проникновенной статье «О человеческой палингенезии и воскресении» (1832), о которой см. подробнее в предисловии. Но, как во многих других случаях, серьезное отношение к термину не помешало ему продолжить игру Дельмота, который приискал Палингенезии шутовское псевдогеографическое применение. Наконец, три первых имени Кау’т’чука так же, как Парагвай-Ру, заимствованы из периодической печати; все они рекламировались в ежедневных газетах (на упоминаемой в тексте Нодье «последней странице», где как раз и размещалась реклама) как лекарственные средства: тридас — успокоительный сироп на базе латукового экстракта; нафе — сироп и паста из плодов гибискуса, используемые для лечения насморков и катаров; теобром — «аналептическая успокоительная пудра». Что же касается до самого каучука (сока южноамериканских каучуковых деревьев, который, обработанный определенным образом, служил для производства эластичной материи), то изделия из него (ткани, корсеты, обувь и даже шляпы) также постоянно рекламировались во французских газетах начала 1830-х годов.
К сожалению, в преамбуле к первой публикации моего перевода «Путешествия» ничего не говорится о связи сказки Нодье с текстом Дельмота; пользуюсь случаем исправить свою оплошность.
