Джозеф Конрад - Негр с «Нарцисса»
— Небось скоро узнаете, что мы не малые ребята…
— Черный тоже человек…
— Мы не станем надрываться на этом проклятом корабле, словно каторжные, если Снежок здоров.
— Да ведь он же сам говорит, что здоров.
— Ну, так забастуем, ребята, забастуем.
— Правильно, черт подери!
Капитан Аллистоун резко обратился ко второму подшкиперу:
— Молчите, мистер Крейтон. — Затем спокойно остановился среди волнующейся толпы, с глубоким вниманием прислушиваясь к смешанному ворчанию и выкрикам, к каждому восклицанию и проклятию, раздавшемуся в неожиданной вспышке. Кто — то захлопнул пинком ноги дверь в каюгу; темнота, полная угрожающего ропота, прыгнула с коротким треском через полосу света, и люди сразу превратились в жестикулирующие тени, которые рычали, роптали, свистели и возбужденно смеялись.
— Уходите от них, сэр, — шепнул мистер Бэкер.
Большая тень мистера Крейтона молчаливо возвышалась рядом с незначительной фигурой капитана.
— Всю дорогу терпели, — сказал грубый голос, — но это уж сил нет снести.
— Товарищ ведь он нам, ребята?
— Что мы, сволочь какая-нибудь в самом деле?
— Левая вахта откажется выйти!..
Чарли, увлеченный своими чувствами, резко засвистел, затем завопил:
— Дайте нам нашего Джимми!
Это как будто несколько изменило настроение толпы. Послышались новые взрывы голосов, и ссора разгоралась. Завязалось множество споров:
— Да!
— Нет!.. Всегда был здоров, как бык!
— Много ты понимаешь!
— Заткнись, щенок, это дело взрослых!
— В самом деле? — с горечью пробормотал капитан Аллистоун.
Мистер Бэкер фыркнул.
— Уф, они спятили. Я весь последний месяц замечал, что идет какое-то тайное брожение.
— И я заметил это, — сказал капитан.
— Теперь они передерутся между собой, — презрительно сказал мистер Крейтон. — Пойдите лучше на корму, сэр. Мы успокоим их.
— Будьте сдержаны, Крейтон, — сказал капитан. И все трое начали медленно пробираться к двери каюты.
В тени передней мачты темная масса топала, бурлила, надвигалась, отступала. Слышались упреки, возгласы одобрения, недоверия, проклятия.
Старые моряки, сбитые с толку и раздраженные, ворчливо выражали свое решение так или иначе покончить с этим делом; но более молодые объясняли другим, как оскорбляют их и Джимми; все беспорядочно кричали и спорили между собой. Они толпились вокруг этого умирающего, ободряли друг друга, качались, топали на одном месте, охали, уверяли, что «не поддадутся». В каюте Бельфаст помогал Джимми взобраться на койку. Он весь извивался от желания поскорее принять участие в свалке и с трудом удерживал слезы, всегда, при малейшем волнении выступавшие на его глазах. Джемс Уэйт лежал, вытянувшись на спине, под одеялом, и задыхающимся голосом жаловался товарищу.
— Мы постоим за тебя, не бойся, — уверял Бельфаст, хлопоча около его ног.
— Я выйду завтра утром на работу… попробую… вы, ребята, должны… — бормотал Уэйт. — Я выйду завтра… Шкипер не шкипер, мне все равно.
Он с большим трудом поднял одну руку и провел ладонью по лицу.
— Не пускай сюда только этого повара, — с трудом пробормотал он.
— Нет, нет, — ответил Бельфаст, поворачиваясь спиной к койке. — Я ему голову скручу, пусть только попробует подойти к тебе.
— Я раскрою ему харю, — едва слышно воскликнул Уэйт, охваченный бессильной яростью. — Я не хочу убивать человека, но…
Он часто дышал, как собака, побегавшая на солнце. Кто-то под самой дверью крикнул:
— Да он здоровее нас всех.
Бельфаст взялся за ручку двери.
— Эй, — поспешно крикнул Джемс Уэйт таким чистым голосом, что тот, вздрогнув, обернулся кругом. Джимми по-прежнему лежал вытянувшись — черный и подобный смерти, под ярким светом лампы; только голова его повернулась на подушке. Выпуклые глаза смотрели на Бельфаста с мольбой и наглостью.
— Я немного устал от долгого лежания, — сказал он ясно.
Бельфаст кивнул.
— Теперь мне совсем хорошо, — настаивал Уэйт.
— Да, я заметил, что тебе лучше… за последний месяц, — сказал Бельфаст, опустив глаза. — Алло, что это? — крикнул он и выбежал.
У самой двери на него налетели какие-то люди, и он моментально оказался прижатым к стене. Вокруг шли бесконечные споры. Бельфаст освободился и увидел три неясных фигуры, одиноко стоявшие в менее густой тени у грота, который поднимался над их головами, словно выпуклая стена высокого здания. Донкин шипел:
— Ну, ребята, теперь самое время, пока темно.
Толпа быстро ринулась к корме; потом замялась и остановилась, но Донкин, тощий и проворный, пролетел дальше, работая правой рукой, как мельничным крылом; он так и остановился вдруг с вытянутой рукой, которая, не сгибаясь, указывала куда-то поверх головы. Послышался свистящий звук полета какого-то маленького тяжелого предмета. Он пронесся между головами обоих подшкиперов, грузно отскочил от палубы и тяжелым смертоносным ударом брякнулся о кормовой люк. Громоздкая фигура мистера Бэкера отчетливо выступила в темноте.
— Опомнитесь, ребята! — крикнул он, приближаясь к остановившейся толпе.
— Назад, мистер Бэкер, — позвал его спокойный голос капитана.
Тот нехотя подчинился. Наступила минута молчания; затем поднялся оглушительный гвалт. Всех покрывал голос Арчи, который энергично кричал:
— Если ты посмеешь еще раз, я укажу на тебя.
Поднялись крики:
— Не надо.
— Брось…
— Мы не таковские…
Черная масса человеческих фигур откатилась к больверку, и снова назад. Видно было как темные фигуры топтались и падали. Рымы звенели под спотыкающимися ногами.
— Брось это…
— Пусти меня…
— Нет…
— Будь ты проклят… А!
Затем звуки, как будто кого-то били по лицу; кусок железа упал на палубу; произошла короткая свалка и чья-то темная фигура торопливо пробежала через люк перед тенью занесенной ноги. Взбешенный голос, всхлипывая, выливал поток площадной брани.
— Запустить этакой штукой, милосердный боже! — с ужасом фыркнул мистер Бэкер.
— Это предназначалось мне, — спокойно произнес капитан, — Я почувствовал ветер от ее полета, что это было? Железный кофельнагель должно быть?
— Черт возьми! — пробормотал мистер Крейтон.
Беспорядочный говор людей, споривших на середине судна, сливаясь с морским прибоем, поднимался среди обвисших молчаливых парусов и, казалось, улетал в ночь дальше горизонта, выше небес. Звезды ярко горели над склонившимися верхушками мачт. Дорожки света ложились впереди медленно двигающегося судна и, после прохода его, еще долго дрожали, как бы от страха перед рокочущим морем. В это время рулевой, умирая от желания узнать причину шума, бросил руль и, перегнувшись вдвое, крадучись, побежал большими шагами к уступу юта. «Нарцисс», предоставленный самому себе, тихо пришел к ветру, без того, чтобы кто-нибудь обратил на это внимание. Он слегка закачался, и сонные паруса, вдруг пробудившись, мощно захлопали все разом о мачты; затем они стали наполняться один за другим, и громкие, стремительно чередующиеся выстрелы пробежали по воздушным рострам, пока, наконец, бессильно висевший грот, сильно дернув, не взлетел последним. Судно задрожало от клотика до киля; паруса не переставая издавали грохот, напоминавший ружейные залпы, швартовая цепь и ненатянутые смычки звенели наверху тоненькими голосами; гардель — блоки стонали. Казалось, будто невидимая рука вдруг злобно встряхнула корабль, чтобы призвать людей, наполнявших его палубы, к сознанию действительности, к осторожности и к долгу.
— Руль на ветер! — резко крикнул капитан. — Бегите на корму, мистер Крейтон, и взгляните, что там еще с этим олухом.
— Выноси на ветер верхние шкоты… Стой на наветренных фока-брасах, — прокричал мистер Бэкер.
Испуганные люди быстро забегали, повторяя приказания. Матросы нижней вахты, внезапно покинутые палубной вахтой, направились к баку по двое и по трое, шумно споря на ходу.
— Посмотрим еще завтра! — крикнул громкий голос. Затем все стихло, и на палубе стала раздаваться только команда, падение тяжелых тросов да трескотня блоков. Белая голова Сингльтона мелькала тут и там среди ночи, высоко поднимаясь над палубой, словно призрак какой-то птицы.
— Идем бакштагом, сэр, — крикнул мистер Крейтон.
— Держи полнее.
— Есть…
— Вытравить шкоты, — это поможет с брасами, уложить снасти, — фыркал мистер Бэкер, суетясь на палубе.
Шум топающих ног и смешанный гул голосов постепенно замер, и офицеры, собравшись вместе на юте, начали обсуждать события. Мистер Бэкер находился в полном недоумении и мог только фыркать; лицо мистера Крейтона выражало спокойное возмущение, но капитан Аллистоун был серьезен и задумчив. Он прислушивался к ворчливым доводам мистера Бэкера и отрывистым суровым замечаниям мистера Крейтона и, глядя вниз на палубу, с таким видом взвешивал в руке железный кофельнагель, который за минуту перед тем, едва не задел его головы, словно это был единственный осязаемый факт из всего происшествия. Он принадлежал к тем командирам, которые мало говорят, как будто ничего не слышат, ни на кого не глядят — и знают все, слышат каждый шепот, не упускают ни одной мимолетной тени из жизни своего судна. Высокие фигуры помощников возвышались над его худой маленькой фигуркой. Они разговаривали поверх его головы; они были возмущены, удивлены и раздражены, но маленький спокойный человек, стоявший между ними, казалось, обрел снова свое ясное, молчаливое хладнокровие, почерпнутое в глубине более богатого опыта. На баке горели огни; по временам громкий взрыв беспорядочного говора доносился из передней части, пролетал над палубами и ослабевал, как будто судно, мягко скользя по великому покою моря, бессознательно стремилось навеки оставить за собой бессмысленную суету мятущегося человечества. Но она возрождалась снова и снова. В освещенных прямоугольниках дверей то и дело мелькали жестикулирующие руки и профили голов с открытыми ртами; черные кулаки взлетали вверх и отдергивались.
