Генри Джеймс - Мадонна будущего. Повести
— Мисс Энвой подчеркнула, что мистер Солтрам не обманул ее ожиданий, — продолжала Аделаида.
Я призадумался.
— А шаль на нем была?
— Шаль? Какая шаль? — не поняла Аделаида.
— Твоя шаль, не его же…
— Выглядел он чудесно — ты ведь знаешь, какой он всегда опрятный, чистый. Мисс Энвой, помнится, замечательно о нем выразилась… Она сказала, что ум мистера Солтрама подобен кристаллу.
Я навострил уши.
— Кристаллу?
— Ну да, кристаллу — подвешенному на высотах мысли: он насквозь прозрачен и, медленно вращаясь, излучает сияние. Мисс Энвой потрясающе умна, не правда ли?
Я задумчиво протянул:
— Умна, умна — просто дьявольски умна!
VIIIДжордж Грейвнер не последовал за мисс Энвой. В конце сентября, вскоре после созыва парламента, я повстречался с ним в железнодорожном вагоне. Джордж возвращался из Шотландии, я же — из Дарема, неподалеку от которого жили мои родственники. Поток возвращающихся в Лондон еще не набрал силу — во всяком случае, когда я вошел в купе, Грейвнер сидел там один. Я составил ему компанию, и, хотя на коленях он держал Синюю книгу[33], а разверстая пасть портфеля скалилась на меня белоснежными бланками, в пути между нами волей-неволей завязалась беседа, в кои-то веки даже дружелюбная. Я сообразил, что дела у Джорджа не слишком блестящи, но воздерживался от расспросов, пока случайно оброненное им замечание не придало разговору такой оборот, когда отсутствие любопытства расценивается как проявление невежливости. Он дал понять, что немало обеспокоен состоянием здоровья своего доброго старого друга — леди Коксон, прикованной к постели в Клокборо; о ней он должен постоянно помнить и хлопотать, пока ее племянница задерживается в Америке.
— А, так мисс Энвой в Америке?
— Дела у ее папаши пошли кувырком. Он потерял уйму денег.
Выразив приличествующее случаю сочувствие, я не сразу, но все же решился задать вопрос:
— Надеюсь, это не воспрепятствует вашему союзу?
— Ничуть: ведь это моя профессия — одолевать препятствия. Но боюсь, придется запастись терпением: причин для задержки и без того хоть отбавляй. Леди Коксон была совсем плоха, но оправилась — и тут на тебе: подкачал мистер Энвой — его уложили на обе лопатки. Теперь, похоже, ему уже не подняться: в переплет он угодил серьезный. Леди Коксон до крайности огорчена, и болезнь ее разыгралась вовсю. Просила передать мне, что не может обойтись без Руфи. Чем я могу помочь? Мне ведь тоже приходится как-то без нее обходиться.
— Но вы же не навек расстались? — Я растянул губы в улыбке.
— С ее отцом несчастье, и она дороже ему всего на свете. Руфь пишет мне с каждой почтой, умоляя поправлять подушки ее тетушке. Как будто у меня нет других дел, которые необходимо поправить… Больная, конечно, совсем одна, не считая слуг. Родню Коксона она на порог не пускает. Вне себя от ярости, что им в наследство перепадет столько деньжищ. Вдобавок старуха явно спятила, — чистосердечно заключил Грейвнер.
Не помню, именно это обстоятельство или же что-то иное побудило меня спросить, не расположена ли престарелая леди прибегнуть к деятельным услугам миссис Солтрам.
Холодно взглянув на меня, Грейвнер осведомился, чего ради мне взбрело в голову вспомнить о миссис Солтрам. Я ответил, что, к несчастью, никогда не в состоянии о ней забыть, и, пользуясь случаем, пересказал услышанные от миссис Солтрам восторженные описания отзывчивости, каковую по отношению к ней неизменно проявляла леди Коксон. Грейвнер решительно отверг все эти измышления как насквозь лживые: по его словам, леди Коксон если и виделась с названной особой, то не более трех раз — и уж конечно же мало озабочена ее существованием. Единственным поводом для подобных россказней послужила, очевидно, участливость мисс Энвой: она, бедняжка, имела привычку расшвыривать деньги куда попало, о чем, должно быть, сейчас крепко жалеет. Вероятно, в судьбе этой многострадальной женщины (сроду не угадаешь, что именно Руфь способна находить в людях) мисс Энвой усмотрела заманчивый предлог для проявления свойственной ее натуре щедрости. Однако в случае с миссис Солтрам даже и мисс Энвой изрядно притомилась.
Грейвнер изложил мне более обстоятельно подробности финансового краха в Нью-Йорке, который причинил ему столько неприятностей; мы еще довольно много порассуждали о разных разностях, однако к тому времени, когда поезд сделал остановку в Донкастере, мне удалось выяснить только одно: о чем-то существенном Грейвнер умалчивает… В наше купе заглянул какой-то человек, при появлении которого Джордж раздраженно хмыкнул, и я догадался, что он уже вот-вот готов был выдать мне свою тайну. Новый пассажир, однако, раздумал входить к нам; поезд снова тронулся, и моя надежда заслужить его доверие возродилась. Грейвнер, вопреки моим ожиданиям, сохранял безмолвие; я притворно начал клевать носом, а потом, с досады, и вправду заснул. Когда я открыл глаза, Джордж смотрел на меня с оскорбленным видом. Недовольно отшвырнув окурок, он произнес:
— Если ты способен совладать с дремотой, я не прочь ввести тебя в суть вопроса.
Я заверил Грейвнера, что приложу все старания обратиться в слух, и с первых же слов проникся острым интересом к рассказу.
— Как я уже упоминал, леди Коксон, бедняжка, рехнулась окончательно.
Тон Грейвнера показался мне более чем многообещающим. Я поинтересовался, является ли постигшее ее светлость несчастье следствием недуга — или же проистекает исключительно из свойств ее характера. Грейвнер ответил, что причиной тут и то и другое. Посвящает он меня в это затем, что ему интересно мнение — впечатление на худой конец — со стороны.
— Любопытно было бы узнать, что скажет по этому поводу обыкновенный неглупый человек, — добавил Джордж, — но что делать: приходится довольствоваться тем, что есть.
Существенна, конечно, и особая, юридическая сторона вопроса, но в данном случае его занимал преимущественно светский взгляд на проблему. Разговаривая, Джордж зажег новую сигарету: я видел, он рад был чем-то занять руки. Наконец с деланным смешком он объявил:
— Именно по данному вопросу у нас с мисс Энвой крупные разногласия.
— И я призван вас рассудить? Ну что ж, заранее принимаю сторону мисс Энвой.
— Заранее принимаешь ее сторону? Так же поступил и я, когда сделал ей предложение. Однако вся эта история будет небезынтересна тебе только в том случае, если ты будешь судить непредвзято.
Грейвнер пыхнул сигаретой и продолжал:
— Слышал ли ты что-нибудь о фонде пожертвований в пользу научных изысканий?
— Научных изысканий? — недоумевая, переспросил я.
— Это выражение принадлежит леди Коксон. Оно прочно засело у нее в голове.
— И она намеревается пожертвовать деньги…
— Некоему ревностному, но бескорыстному изыскателю, — подхватил Грейвнер. — Заварил эту кашу покойный супруг леди Коксон — и препоручил ей довести затеянное предприятие до конца. Он отказал ей в завещании кругленькую сумму, проценты с которой должны начисляться пожизненно; однако же буде безутешной вдове предоставится счастливый случай (здесь он всецело полагался на ее усмотрение), то она не найдет лучшего способа почтить его память, нежели пустить названный капитал известным образом на благо общества. Указанная сумма — никак не менее тринадцати тысяч фунтов — должна именоваться Коксоновским фондом: сэр Грегори, сердяга, очевидно, желал покрыть свое имя в потомстве неувядаемой славой, дабы оно повсюду вызывало восторг и благоговейный трепет. Он подробно изложил на бумаге свои воззрения на этот счет — если только можно назвать воззрениями полнейший сумбур, замешанный на ребяческом задоре. Полузнание опасно: доброхотный гражданин, который ко всему прочему еще и осел, страшнее для общества любой чумы. Особую угрозу представляет подобный олух после кончины — тут уж его ничем не остановить. Как бы там ни было, несчастный вдохновил жену на исполнение своего замысла — вложил ей в сердце или, вернее, вбил в голову (а она у нее без мозгов) — и ничего другого леди соображать не желает. Разумеется, перво-наперво необходимо заполучить жертву в силки.
— Иначе говоря, того самого ревностного, но бескорыстного изыскателя?
— Да, страдающего от безденежья и которому материальная независимость позволила бы озарить светом мудрости коснеющее во тьме человечество. Одним словом, требуется одухотворенный исследователь, наделенный от природы исключительными способностями, но связанный по рукам и ногам в своих поисках недостатком средств.
— В поисках чего?
— Нравственной Истины. Определение дано сэром Грегори.
Я безудержно расхохотался:
— Великолепно! Ай да сэр Грегори! Идея просто чудо что такое!