Джин Уэбстер - Это же Пэтти!
Пэтти посмотрела на знаки с надписью «Не вторгаться» и колючую проволоку и взглянула на лес по ту сторону. Если ее поймают, рассудила она, то ничего ей не сделают, разве что выгонят вон. В наши дни людей не сажают в тюрьму за мирную прогулку в чужом лесу. Кроме того, миллионер находился на каком-то собрании директоров в Чикаго. Эту соседскую сплетню она почерпнула сегодня утром из ежедневной прессы, которую внимательно просматривала раз в неделю: предполагалось, что по субботам вечером за ужином они должны были обсуждать текущие темы, поэтому в субботу утром мельком проглядывали заголовки и какую-нибудь передовицу. Раз уж домочадцы отсутствовали, то почему бы не заглянуть и не осмотреть итальянский сад? Без сомнения, слуги более вежливы, чем хозяин.
Она выбрала участок стены, на котором проволока казалась провисшей, и, извиваясь, пролезла под ней на животе, лишь незначительно порвав на плече блузку. Около получаса она флиртовала с заколдованным лесом, потом пошла по тропинке, и вдруг лес остался позади, а она вынырнула в сад, – нет, не в цветник, а в громадной величины огород. Аккуратные участки пустивших побеги овощей окаймляли кусты смородины, а вокруг них возвышалась высокая кирпичная стена, по соседству с которой росли грушевые деревья, подстриженные по английской моде.
Стоя спиной к Пэтти, садовник высаживал отростки репчатого лука. Разрываясь между порывом к бегству и социальным инстинктом дружелюбия, она нерешительно изучала его. Это был крайне живописный садовник, носивший бриджи, кожаные краги, жилет красноватого оттенка, кардиган[29] и шапочку, надетую набекрень. Выглядел он не слишком приветливым, но явно страдал ревматизмом: даже если он станет ее преследовать, она не сомневалась, что бегает быстрее него. Поэтому, усевшись на его тачку и продолжая за ним наблюдать, она обдумывала вступительное замечание.
Внезапно он посмотрел наверх и заметил ее. От неожиданности он чуть не свалился.
– Доброе утро! – любезно произнесла Пэтти.
– Тьфу! – проворчал человек. – Ты что там делаешь?
– Смотрю, как Вы сажаете лук.
Это пришло Пэтти в голову в качестве самоочевидной истины, однако она была готова высказать ее.
Распрямив спину и сделав шаг в ее сторону, он снова проворчал.
– Откуда ты пришла? – угрюмо поинтересовался он.
– Оттуда. – Пэтти широким взмахом руки показала на запад.
– Хм! – заметил он. – Ты из этой школы… какой-то там святой?
Она подтвердила. Монограмма «Святой Урсулы» во всю ширь украшала ее рукав.
– Они знают, что ты ушла?
– Нет, – откровенно ответила она, – думаю, что не знают. Вообще-то, я в этом совершенно уверена. Они считают, что я поехала к стоматологу с Мамзель, а она полагает, что я в школе. Так что мне предоставлена полная свобода. Я подумала, что могу прийти и посмотреть, как выглядит итальянский сад мистера Уэзерби. Я увлечена итальянскими садами.
– Ну и дела! – Начал он, подошел чуть ближе и снова уставился во все глаза. – Разве, проникнув сюда, ты не видела предупреждающих знаков?
– Боже мой, конечно! Здесь повсюду их столько понатыкано.
– По-видимому, они не произвели на тебя особого впечатления.
– О, я никогда не обращаю внимания на предупреждающие знаки, – просто сказала Пэтти. – В этом мире никогда никуда не попадешь, если позволишь им надоедать себе.
Неожиданно человек тихо засмеялся.
– Я думаю, что так и есть! – согласился он. – Я никогда не позволял им себе надоедать, – добавил он задумчиво.
– А можно я помогу Вам сажать лук? – вежливо спросила Пэтти. Ее осенило, что это может быть кратчайший путь к итальянскому саду.
– Пожалуй, да, как мне кажется, спасибо!
Он принял ее предложение с неожиданной сердечностью и серьезно объяснил метод работы. Луковки были крошечными, и их следовало с большой тщательностью сажать лицевой стороной вверх, поскольку для не успевшей развиться луковицы очень сложно перевернуться в нужном направлении после того, как она начала расти неправильно.
Пэтти очень быстро усвоила занятие и пошла вдоль следующего ряда, в трех футах позади него. Оказалось, что работа располагает к общению: по прошествии пятнадцати минут они успели крепко подружиться. Беседуя, они забрели в дебри философии, жизни и нравов. Он имел весьма определенное мнение на любую тему, – она решила, что он шотландец, – хотя, похоже, он был хорошо осведомленным старичком и читал газеты. Пэтти тоже прочитала газету этим утром. Она довольно обстоятельно ораторствовала о том, должны ли корпорации подлежать государственному контролю. Она решительно согласилась с редактором, что должны. Он утверждал, что они ничем не отличаются от любой другой частной собственности, и поэтому никого, черт побери, не касается, каким образом ими управляют.
– С Вас один цент, пожалуйста, – сказала Пэтти, протягивая руку.
– Один цент? За что?
– За «черт побери». Всякий раз, употребляя сленг или неправильные выражения, в кружку для подаяний приходится бросать монету в один цент. «Черт побери» намного хуже, чем сленг, это ругательство. Я должна бы вычесть с Вас пять центов, но поскольку это первое нарушение, я отпущу Вас с одним.
Он вручил свой цент, и Пэтти торжественно припрятала его в карман.
– Что вы изучаете в этой школе? – поинтересовался он, делая вид, что ему любопытно.
Она услужливо привела пример:
– Периметры подобных многоугольников равняются сумме их гомологичных сторон.
– Это тебе пригодится, – заметил он с едва уловимым блеском в глазах.
– Весьма, – согласилась она, – на экзамене.
Через полчаса посадка лука превратилась в утомительное занятие, однако Пэтти была готова на все и полна решимости делать свою работу до тех пор, пока делал он. Наконец, последняя луковица была посажена, садовник выпрямился и с немалым удовлетворением оглядел аккуратные ряды.
– На сегодня достаточно, – объявил он, – мы заслужили отдых.
Они сели: Пэтти – на тачку, человек – на перевернутую вверх дном бочку.
– Вам нравится работать на мистера Уэзерби? – поинтересовалась она. – Он настолько плох, как рисуют газеты?
Садовник слегка усмехнулся, закуривая трубку.
– Видишь ли, – промолвил он рассудительно, – со мной он всегда вел себя очень справедливо, но я не знаю, есть ли у его врагов причина любить его.
– По-моему, он чудовище! – заметила Пэтти.
– Почему? – с легким вызовом спросил человек. Он был готов пренебрежительно отозваться о своем хозяине, но постороннему бы этого не позволил.
– Он такой скареда, когда дело касается его старых теплиц. Вдовушка – то есть миссис Трент, директриса, понимаете, – написала ему и попросила разрешить ботаническому классу посмотреть его орхидеи, так он ответил в исключительно невежливом тоне!
– Я уверен, что он не нарочно, – извинился человек.
– Ну нет, это он нарочно! – стояла на своем Пэтти. – Он сказал, что не может позволить ораве школьниц носиться повсюду и ломать его виноград, – как будто мы бы так поступили! У нас прекрасные манеры. Мы обучаемся им каждый четверг по вечерам.
– Возможно, он и был немного груб, – согласился он, – но, видите ли, мисс, у него не было ваших преимуществ. Он не обучался хорошим манерам в интернате для юных леди.
– Он вообще им не обучался, – пожала плечами Пэтти.
Садовник глубоко затянулся своей трубкой и, прищурившись, принялся изучать горизонт.
– Не суди его так, как других людей, это не совсем справедливо, – медленно произнес он. – Ему немало пришлось пережить в жизни, а теперь он стар и, позволю себе заметить, временами довольно одинок. Весь мир против него: когда встречаются порядочные люди, он знает, что им что-то от него нужно. В настоящий момент твоя учительница проявляет вежливость, так как хочет увидеть его оранжереи, но, ручаюсь, что она считает его старым вором!
– А это не так? – спросила Пэтти.
Человек слегка ухмыльнулся.
– Иногда, как и все остальные, он бывает честным.
– Возможно, – ворчливо признала Пэтти, – он не так уж плох, раз Вы с ним знакомы. Так часто бывает. Вот есть такая Лорди, наша учительница латыни. Я всегда презирала ее, а потом, в час испытаний, она оказалась в полной готовности и была чер-товс-ки потрясна!
Он протянул руку.
– С тебя один цент.
Пэтти отдала ему его собственную монету.
– Она помешала тому, чтобы меня исключили из школы, я серьезно. С тех пор я больше не могу ее ненавидеть. И знаете, мне этого жутко не хватает. Когда у тебя есть враг, это, в некотором роде, весело.
– У меня их было порядочное количество, – кивнул он, – и мне всегда удавалось получать удовольствие от их существования.
– И, вероятно, они, на самом деле, довольно милые люди? – предположила она.
– О да, – согласился он, – самые страшные преступники зачастую оказываются очень приятными людьми, если их увидеть с правильной стороны.
