Фаддей Булгарин - Мазепа
Один только патер Заленский знал, что сталось с Огневиком, но как его не было в комнате, то никто не мог известить Палея о том, что любимец его уже свободен. Нельзя было спорить с Палеем, и потому Дульский не решился противиться условию, надеясь, что Палей смягчится чрез несколько времени.
- Детки! - сказал Палей. - Перетащите всех ляхов в другую избу и привяжите к бочке пороху! Не бойся, пане Дульский, я не подорву твоего дома без нужды. Это для того только делается, что, если бы твои приятели, которые гоняются теперь за мною в чистом поле, вздумали напасть на замок, пока я здесь, тогда бы я попросил их поплясать со мной по-казацки и вспрыгнуть вместе к небу. Палей ни у кого не станет просить пощады и ни кому не сдастся! Понимаешь ли, пане Дульский! С твоими приятелями будет суд и расправа завтра, при солнечном свете. - Обратясь к женщинам, Палей сказал: - Вы, бабы, ступайте-ка пока в погреб, посидите там тихомолком да помолитесь за меня Богу, а утро вечера мудренее! Ты же, голубушка, - примолвил он, обращаясь к княгине Дульской, - напиши-ка нежную грамотку к твоему сизому коршуну и скажи ему, что если он тотчас же отпустит с ответом ко мне есаула моего, Богдана Огневика, то я надену на твою белую шейку пеньковое ожерелье и убаюкаю тебя на двух столбах с перекладиной, а шурину твоему и всему роду его и племени починю горло вот этим шилом! - Палей ударил по своему кинжалу. - Мазепа знает, что я держу слово, и вы также узнаете это! Симашко! Возьми с собой четырех удальцов и проводи баб в погреб. Петрусь Паливада! Ты парень грамотный, возьми с собой двух хлопцев да обыщи все норы и конуры в замке и, где найдешь какую грамоту, неси сюда. Пан Дульский будет твоим проводником.
Казаки перетащили связанных поляков в другую комнату, а женщин увели в погреб. Дульский вышел, а Палей сел за стол и велел позвать Москаленка. Когда Москаленко пришел, он пригласил его поужинать и велел своим занять порожние места за столом.
Из всех поляков, господ и слуг, только смотритель замка и ключник остались под стражей несвязанные; они должны были отпирать все двери и указывать, где что хранится.
- Смотри, Москаленко, ты головою отвечаешь мне за порядок и безопасность, - сказал Палей. - Все ли исполнено по моему приказанию?
- Ни одна душа не ушла из замка, - отвечал Москаленко. - Везде расставлены часовые. Мужикам строго приказано не отходить ни на шаг от ворот. Остается только запрячь панских коней в брички да уложить добычу! Вокруг замка разъезжают десять казаков, чтоб не оплошать, если погоня за нами сюда воротится!
- Она не может воротиться до завтрашнего вечера, а тогда уже мы будем далеко! - отвечал Палей. - Опасности здесь нет никакой, а осторожность все-таки не мешает. Ну, детки, ешьте вволю, а пейте в меру! Гей, пан смотритель замка, подавай-ка сюда поболее вина и кушанья, а после мы угостим тех, которые теперь на страже! Для мужиков чтоб было водки вдоволь! А на потеху отдайте им приказчика! Пусть позабавятся хлопцы!
Из кухни нанесли множество яств и стол уставили бутылками. Проголодавшиеся казаки принялись очищать блюда, и опороженные бутылки летели одна за другою в разбитые окна.
- Вражьи ляхи! - сказал старый урядник, утирая рукавом седые усы. - Все у них не по-нашему. Нет ни сала, ни вареников, ни галушек, ни пампушек, а все не то чтоб сладко, не то чтоб кисло… Сам черт не разберет!
- А мы их попотчеваем горьким, - примолвил Палей. - Нуте-ка, детки, выпейте еще по чарке да запойте мою любимую песню, как гетман Хмельницкий бил ляхов под Желтым бродом {Место, где Хмельницкий одержал первую знаменитую победу.}.
Казаки выпили по бокалу вина и затянули песню {Подлинная современная казацкая песня.}:
Чи ни той-то хмель, що коло тычин вьется?
Гей, той-то Хмельницкий що з ляхами бьется.
Гей, поихав Хмельницкий да к Желтому броду,
Гей, не един лях лежит головою в воду.
Не пый Хмельницкий дуже той желтой воды,
Иде ляхив сорок тысяч хорошей уроды {*}.
А я ляхив не боюся и гадки не маю {**}.
За собою велыкую потуху {***} я знаю.
Еще и орду за собою веду,
А все вражи ляхи, да на вашу биду!
Утыкали {****} ляхи, погубилы шубы,
Гей, не един лях лежит выщеривши зубы.
Становилы ляхи дубовые хаты,
Придется ляшенкам в Польшу утыкаты.
Утыкали ляхи, где якие полки,
Илы ляхов собаки и сирые волки.
Гей, там поле, а на полю цвиты,
Не по едным ляху заплакали диты.
Гей, там ричка, через ричку глыца {*****},
Не по едным ляху засталась вдовица.
{* Урода - красота телесная при высоком росте (польск.).
** Не забочусь.
*** Надежду.
**** Уходили, бежали.
***** Перекладина, мосток.}
- Так было и так будет, - воскликнул Палей, подняв бокал. - За здоровье царя Московского и всей казачины, за здоровье всех казаков от мала до велика, кроме вражего сына Мазепы, которому быть бы не гетманом, а висеть на осине!
- Здоров будь, батько! - закричали казаки, опоражнивая душком бокалы. - Ты наш пан, ты наш князь и гетман! Мы не знаем и знать не хотим никого, кроме тебя!
Вдруг раздались выстрелы на дворе. Казаки вскочили с мест, бросили на стол и на пол серебряные кружки и бокалы и ухватились за ружья, которые стояли возле стены. Палей не трогался с места. Все с беспокойством смотрели на него.
- К коням, детки! - сказал он хладнокровно. - А ты, Москаленко, останься со мною.
Казаки побежали опрометью из комнаты, и тогда Палей сказал:
- Если польская погоня воротилась так скоро, то, верно, Иванчуку не посчастливилось. Защищаться здесь будет бесполезно. Ты, Москаленко, попробуй счастья и пробейся чрез неприятеля, а я останусь здесь и взлечу на воздух вместе с ляхами, с ляшками и ляшенятами. Один конец! А Палея не видать им живого в своих руках и не ругаться над седою его чуприною! Ступай!
Москаленко бросился на шею Палею.
- Отец мой, благодетель мой! послушай моего совета и брось свое отчаянное намерение! Пойдем на пробой! Ночь темная, враги не знают нашего числа. Ударим на них дружно и крепко, и они не посмеют гнаться за нами. Увидишь, что мы успеем спастись, а если умирать, то лучше всем вместе, в чистом поле…
- Ни слова! - сказал Палей. - Как я сказал, так быть должно. Я раздумал прежде, что должно делать. В темноте, в беспорядке я скорей могу попасться в плен… Нет, этого не будет! Прощай, хлопче! Коли тебе удастся увидеть жену мою и детей, скажи им, что я всех их благословляю, и отдай им вот этот отеческий поцелуй! - Палей поцеловал Москаленка в голову. - Все деньги мои и все золото и серебро разделите на три части: одну часть жене моей и детям, а остальное вам, хлопцы, на равные части!.. Ах, как жаль, что мой Огневик пропал!.. Вам не устоять без меня, детки! Ступайте на Запорожье, к Косте Гордеенке, и служите у него… Но к Мазепе чтоб никто не смел идти… Это последняя моя воля! Ступай!..
- Батько! Пане гетман!.. - воскликнул Москаленко.
- Ни слова более! Ступай!.. Время дорого. Москаленко со слезами на глазах выбежал из комнаты. Палей взял свечку со стола, раскурил свою трубку и перешел в комнату, где лежали связанные поляки вокруг бочки с порохом. Он выломал кинжалом одну доску из верхнего дна бочки и поставил на краю дна свечу.
- Ну, Панове ляхи, - сказал Палей, - я думал, что вам завтра должно висеть, ан пришлось вам плясать на воздухе. Подождем музыки!
В это время казаки ввели пана Дульского и принесли кучу бумаг.
- Сложите бумаги в угол, - сказал Палей, - а пана привяжите к бочке, вместе с его приятелями!
Казаки немедленно исполнили приказание вождя.
- Не я виноват, пане Дульский, - сказал Палей, - что не могу сдержать слова! Ты знаешь наше условие! Детки, ступайте к коням!
Казаки, не понимая ничего, вышли из комнаты. Палей сел на бочку с порохом, поставил свечу на пол и продолжал курить трубку, поглядывая то презрительно, то насмешливо на несчастных, внутренно приготовляющихся к ужасной смерти. Они также слышали выстрелы, слышали решение Палея и знали, что он не изменит своему слову. Некоторые из них громко молились, другие исповедовались друг другу в грехах.
Но выстрелы замолкли. Прошло с четверть часа, и все было спокойно. Тишина не прерывалась ни криками, ни звуком оружия, ни конским топотом. Палей не понимал, что все это значит. Он внимательно прислушивался.
Вдруг внизу лестницы послышался шум и говор. Палей взял свечу и, устремив взор к дверям:
- Всему конец! - сказал он и с нетерпением ждал, чтоб неприятели вошли в комнату, намереваясь в ту минуту поджечь порох. Моления умолкли: несчастные ожидали взрыва.
- Где он? где батько? - раздалось на лестнице.
Сердце Палея вздрогнуло. Это был знакомый, милый ему голос.
- Батько! где ты? - повторилось в соседней комнате.
- Здесь! - закричал Палей, вскочил с бочки, поставил свечу на стол и кинулся к дверям. Огневик повис у него на шее.
- Это ты, мой Богдан, мой любезный сын! - воскликнул Палей, прижимая Огневика к сердцу. - Ну, теперь я умру спокойно! - сказал Палей, вздохнув протяжно, как будто камень свалился с его сердца. - Садись-ка да расскажи мне, каким образом ты избавился из когтей демоновских?
