Фаддей Булгарин - Мазепа
Палей умышленно разглашал на походе о намерении своем напасть на пана Дульского. Не желая подвергать людей своих неминуемой гибели или крайней опасности при нападении на замок открытою силой, Палей вознамерился взять его хитростью. Все окрестные поселяне держали его сторону и доставили ему связи в самом замке, между надворными казаками пана Дульского, которые, служа по принуждению под хоругвию своего господина, ненавидели поляков, подобно всем украинцам, и душой привязаны были к вольным казакам, завидуя их участи. Разглашая о своем появлении в окрестностях замка, с малым числом вольницы, Палей знал, что выманит за собой погоню ретивых польских воинов и тем разделит их силы. Когда же все сделалось по его предположению и большая часть бывшей в замке вооруженной шляхты погналась за отрядом есаула Иванчука, предполагая, что тут находится сам Палей, тогда приверженцы Палеевы в замке подвели его ночью к самым укреплениям. Смелый и предприимчивый наездник прежде заготовил лестницы и, пользуясь бурею и беспорядком в замке во время пиршества, перелез с двадцатью пятью отчаянными казаками чрез стену, вошел в сад, подставил лестницы к окнам и появился посреди пира, к ужасу и удивлению собеседников. Между тем надворные казаки, изменившие своему барину, напали нечаянно на польскую стражу у ворот, отперли их и впустили Москаленка с остальною дружиной Палея. Поселяне пана Дульского, приставшие к Палею, в надежде грабежа и из жажды мщения, вооруженные косами и рогатинами, пошли вместе с Москаленком на двор замка и помогли ему перевязать воинов своего пана. В час времени замок был во власти Палея.
Палей, оковав ужасом собеседников, противу которых устремлены были заряженные ружья казаков, ожидал с нетерпением известия от Москаленка. Вдруг с шумом вбежал казак в залу и сказал:
- Все готово, батько! Вражьи ляхи связаны, как поросята. Все наше!
- О, я несчастный! - воскликнул пан Дульский, закрыв лицо руками.
- Скажи Москаленку, чтоб ждал моего приказания и чтоб никто из наших не смел отлучаться от своего места, - отвечал Палей. - Заприте ворота, поставьте везде часовых, возьмите у смотрителя замка все ключи и внесите сюда из погреба бочку пороха! - Казак вышел.
Страх собеседников дошел до высочайшей степени. Они были ни живы ни мертвы.
- Пане гетмане! - сказал Дульский дрожащим голосом. - Судьба даровала тебе победу. Будь великодушен столько же, как ты храбр и счастлив! Пощади жизнь нашу! Сжалься над слабыми, безвинными женщинами! Возьми себе все мои сокровища… но отпусти нас!..
Все заговорили вдруг, прося о пощаде. Слова прерывались рыданиями и воплями женщин.
- Молчать! Никто ни слова! - закричал Палей грозно. Тишина снова водворилась в зале, и только глухие рыдания смешивались с воем бури.
- Сокровища, которые ты мне так щедро предлагаешь, пане Дульский, мои уже и без твоего согласия, - сказал Палей. - Они умножат казну Белоцерковскую, на которую ты лакомился! Понимаешь ли? Во всем прочем мы рассчитаемся по-братски с тобою и с твоими приятелями! У меня суд и расправа коротки. Мы не станем тягаться по судам и трибуналам. - Сказав сие, Палей приблизился к столу, взял бокал, налил вина, выпил и, обращаясь к дамам, сказал: - А которая из вас голубица приятеля моего Мазепы? Все молчали.
- Пане Дульский, которая из них невестка твоя? Княгиня Дульская, заливаясь слезами и едва переводя дух, встала со стула и поклонилась Палею, не говоря ни слова.
- А, это ты, моя чернобровка! - сказал Палей, подойдя к княгине и потрепав ее по лицу. - Мы тебя возьмем с собою. У меня, на хуторе, есть славный парень, Мишка Ковшун. Он был лихой казак, пока ляшская пуля не перебила ему ноги. Теперь он пасет мой табун. У него умерла невеста, так я отдам ему тебя. Право, тебе будет лучше с ним, чем со старым и дряхлым плутом Мазепою! Ты мне народишь с дюжину казачат!.. - Палей, говоря сие, гладил княгиню по голове и по лицу и улыбался насмешливо. Княгиня молчала и плакала.
- Нет, я более не в силах выдержать этого нахальства! - воскликнул Дорошинский. - Лучше сто смертей, чем поругание!.. - С сим словом Дорошинский выхватил из ножен саблю и бросился на Палея.
Раздался выстрел, и Дорошинский упал без чувств к ногам княгини.
- Довольно и одной смерти! - примолвил Палей, не трогаясь с места.
Тот самый казак, который выстрелил в Дорошинского, оттащил его за ноги на сторону и стал снимать с него дорогие вещи и одежду.
- Нет ли еще охотников на казацкую пулю? - спросил Палей насмешливо.
Дверь снова отворилась, и человек с десять казаков внесли бочку с порохом. Палей велел поставить ее в другой комнате. Отчаянье несчастных поляков, особенно женщин, уже не имело пределов. Женщины не могли более удержать стонов и рыданий. Дочери бросались на шею к матерям, подруги жалобно прощались, призывая Бога на помощь. Мужчины, будучи не в силах защищаться и не надеясь пощады, молились и в оцепенении ждали ужасной своей участи. Хмель давно выветрился из голов пировавших в веселии за час времени пред сим, а теперь осужденных на мучительную смерть. Патер Заленский, полумертвый от страха, не мог долее выдержать, и когда внесли бочку с порохом, он вскрикнул пронзительным голосом и упал без чувства со стула.
- Вынесите вражьего паписта на двор и привяжите к дереву, чтоб простыл, - сказал Палей. - Завтра из него будет славный обед воронам.
Казак схватил патера за ноги и потащил за двери, как колоду.
Дульский решился еще раз попробовать, не удастся ли ему склонить Палея к помилованию:
- Пане гетмане! - сказал он. - Я не спорю, что все, находящееся в замке, принадлежит тебе по праву сильного. Но у меня и у друзей моих есть имущества, есть деньги и драгоценности в других местах. Мы предлагаем тебе выкуп за себя, какой ты сам назначишь! Определи срок, и если в это время родные наши и друзья не представят тебе выкупа, - ты волен в нашей жизни. Кровь наша не принесет тебе никакой выгоды, а только навлечет на тебя мщение целой Польши. Пожертвуй местью выгодам своим и тронься слезами беззащитных, слабых жен! И у тебя есть жена и дети, и ты можешь быть в таком положении, что будешь умолять о пощаде! Пане гетмане, подумай о Боге, о душе своей, о вечной жизни!
Палей, вместо ответа, громко захохотал.
- Детки! - сказал он, обращаясь к своим казакам. - На свору поганых ляхов! Не троньте одного пана Дульского. Мы с ним еще не рассчитались.
Каждый казак имел у пояса готовый аркан. Они бросились на поляков и стали вязать их. Сопротивление было бесполезно: на каждого поляка приходилось по нескольку казаков. Слуг, украинских уроженцев, не тронули. Казаки, связав полякам руки назад и спутав ноги, как лошадям на подножном корме, повалили каждого из них на землю. Тогда Палей подошел к Дульскому, который, встав со стула и поджав руки, ожидал своей участи, и, ударив его по плечу, сказал:
- В последний раз хочу я испытать твой польский гонор (честь), которым вы, ляхи, так много похваляетесь. Ну-тка, во имя этого шляхетского гонора, пане Дульский, скажи мне откровенно, что бы ты сделал со мною, если б тебе удалось поймать меня?
Дульский, потупив взор и помолчав немного, поднял быстро голову и сказал:
- Не изменю чести ни за жизнь, ни за все блага жизни! Скажу тебе правду: если бы я поймал тебя, то немедленно повесил бы на воротах моего замка!
- Итак, и ты должен висеть на воротах замка, пане Дульский! - отвечал Палей хладнокровно.
Дульский не отвечал ни слова.
- Ты должен быть повешен, пане Дульский, по закону Моисееву, по праву возмездия, - повторил Палей.
- Делай что хочешь, твоя воля и твоя сила! - сказал Дульский, махнув рукою. - Не стану терять слов напрасно!
- Ты бы не пощадил меня, пане Дульский; но я люблю откровенность и за то, что ты смело сказал мне правду, помилую тебя, только с условием. Выслушай меня! Плут Мазепа задержал в Батурине моего любимого есаула, которого я сам воспитал и усыновил. Я знаю все ваши шашни! Знаю, что старый прелюбодей влюблен в твою невестку и что вы замышляете что-то недоброе противу Московского царя. Сделайте только, чтоб Мазепа отпустил есаула - и черт с вами! Дарую жизнь всем бабам и детям, тебе и всей твоей родне, а в противном случае, если Мазепа не захочет отпустить моего есаула - всех в петлю и на кол! Вот мое последнее слово! Пусть невестка твоя напишет к Мазепе, а я между тем возьму тебя и семью твою с собой в Белую Церковь и буду ждать его ответа!
- Хорошо, - сказал пан Дульский, - но что же станется с друзьями моими, с моими товарищами?
- Это не твое дело, пане Дульский! - отвечал Палей. - Ты не можешь требовать, чтоб я не потешился за труды мои и не перевешал или не перерезал хоть с дюжину твоих ляхов. Ведь мне на старости нет уже другой прихоти и забавы, как только _куколь из пшеницы выбирать_, то есть жидов и ляхов резать! Не проси невозможного, пане Дульский, - а не то разрываю условия!
Один только патер Заленский знал, что сталось с Огневиком, но как его не было в комнате, то никто не мог известить Палея о том, что любимец его уже свободен. Нельзя было спорить с Палеем, и потому Дульский не решился противиться условию, надеясь, что Палей смягчится чрез несколько времени.